— Иди ты в задницу со своим Свитязем! Где Ковельский гарнизон?
— Не могу знать… Передаю трубку лейтенанту госбезопасности Проскурину.
— Товарищ нарком, часть наших войск защищает город, часть по приказу командования сегодня утром выдвинулась в Луцком направлении, чтобы по пути соединиться с подразделениями пятой армии, отступающими от Владимира-Волынского и Локач, — бойко отрапортовал тот.
— Вернуть! Немедленно вернуть! — рассвирепел Мешик. — Луцк вчера сдали немцам.
— Есть вернуть! — по инерции ляпнул Дробный, после чего положил трубку и тяжело вздохнул, ибо как выполнить приказ, он конечно же не знал.
Ковальчук ещё требовал организовать ему встречу с партийным активом Ковеля, но после того, как Проскурин признался, что чуть ли не все руководители города и района сбежали в Киев ещё в первый день войны прямо с пикника, который они по поводу выходного дня устроили в лесу между Ковелем и Маневичами[17], куда добирались личным поездом, наконец угомонился и теперь спокойно сидел рядом с телефонисткой, обхватив двумя руками вдруг потяжелевшую голову.
Он наконец чётко осознал, что кроме как на себя самого рассчитывать в такой ситуации больше ни на кого не приходится, и собрался в дальнейшем действовать строго по обстоятельствам, исключительно в порядке личной инициативы.
Дверь скрипнула, и на пороге кабинета, в котором стоял коммутатор, появился высокий мужчина, загородивший своими широченными плечами весь проём, один из руководителей Ковельского городского отдела НКВД Загорулько.
— Иван Иваныч, дорогой, какими судьбами?
— Да вот, пробегал случайно мимо…
— Пошли ко мне, посекретничаем.
— Давай, я только этого и ждал.
— Хреновы наши дела, Митя…
— Я это давно понял.
— Прёт немец так, что волосы встают дыбом. Танк за танком, машина за машиной… Небо черно от самолётов, а наши, сталинские, соколы где, я спрашиваю?
— Где, где, в… Короче, сам знаешь, в каком месте.
— Точно…
— Под Ковелем, в Велицке[18], до войны аэродром был — мощь! Ни одна машина взлететь не успела. Все немец на земле раздолбал.
— Я с полсотни километров пешком шёл. Организованного сопротивления нигде не наблюдается. Красноармейцы по кустам прячутся, в бой идти не хотят. А всё потому, что связь отсутствует, взаимодействие между войсками.
— Спору нет — лучше нашего они к войне подготовились. Накануне вторжения просто забросали район диверсантами, кстати говоря, из числа нашего с тобой брата, украинцами по национальности. Те такую бурную деятельность развили, что просто капец. Ни одного целого столба не оставили. Кабеля телефонисты менять замахались.
— Ты, Митя, уходи с нашими войсками, а я дома останусь. Затихарюсь ненадолго — и за работу.
— Какую?
— Буду организовывать подполье, согласно предписаниям нашей организации. А ты, когда окажешься в безопасном месте, добейся встречи с самым большим начальством, Мешиком или, может быть, даже Берией. Назовёшь три фамилии. Запомни: Селезнёв, Штольце, Липке. Скажи, что все они здесь — на Свитязе. Для чего — пытается разобраться Ковальчук, понял?
— Так точно.
— Заинтересует — пусть сразу присылают связника.
— Куда?
— В Кашовку. Я буду там.
— Понял… Оружие у тебя есть?
— Нет. Сдал Сурженко. Так спокойнее. А вот бумагу мне какую-нибудь на всякий случай выпиши.
— Пропуск?
— Типа того… Да посерьёзнее: оказывать всяческое содействие…
— Не положено. Только в установленной форме.
— Хорошо. Как сделаешь, так и будет. Печать не забудь поставить: районный отдел НКВД. Чтобы солидно было!
— Сделаем.
— Заранее благодарен.
— Не за что. Ты того, держись, Ваня… А я дойду, можешь не сомневаться, и всё в точности передам кому следует.
— Не сомневаюсь. Иначе б не сказал тебе ничего.
Общими силами Ковальчуку собрали котомку. Буханка хлеба и добрый кусок сала — что ещё надо украинцу для полного счастья?
На выходе из Ковеля стоял КПП.
Совсем юный лейтенант-пехотинец, недавно определённый в комендантскую службу, как раз поднял шлагбаум, пропуская большую группу красноармейцев.
— Куда это они? — с равнодушным видом справился чекист, то ли пытаясь что-то уяснить для себя, то ли проверяя бдительность молодого офицера.
— А вам-то что? Документы! — показал зубы тот. — Не мирное время, как-никак, — война!
— Держите…
— «Гражданину Ковальчуку Ивану Ивановичу разрешается передвижение по городу Ковелю и Ковельскому району с 6:00 до 22:00…» Что, из тюрьмы освободились?
— Нет.
— Почему тогда гражданин, а не товарищ?
— Форма такая…
— «Заместитель начальника городского отдела НКВД Загорулько». Нет, вы точно уголовник. Или, может, буржуазный националист?
— Ну, зачем так, товарищ лейтенант? Может, я выполняю какое-то особое задание?
— Непохоже! Кто вам выписал пропуск?
— Лично лейтенант Загорулько.
— Имя-отчество?
— Дмитрий Евстафиевич.
— Как он выглядит?
— Два метра ростом. Косая сажень в плечах. Похож?
— Так точно. Можете идти, товарищ.
— Спасибо. И всё же… Куда это они?
— Военная тайна!
Ковальчук догнал отряд красноармейцев и пошёл позади них по Луцкому шоссе. Совсем скоро он свернёт налево и направится на восток. Там, ровно посередине между Ковелем и Маневичами, лежит его родная Кашовка. Самое светлое, самое счастливое место на свете…
Капитан приветливо махнул рукой незнакомому бойцу из последней шеренги, время от времени поворачивавшему голову назад, показывая, что дальше ему с ним не по пути, и сошёл с мощёной дороги.
И вдруг вспомнил…
Всего в нескольких километрах от места, где он сейчас волею судеб оказался, находится небольшая деревенька Битень, где ещё до войны был тайно оборудован резервный командный пункт 5-й армии.
Именно там сейчас могут пребывать и Потапов, и Белоцерковский, и многие другие товарищи!
К тому же на КП точно есть связь с киевским и московским руководством…
Он весело улыбнулся (сам себе, лесу, солнцу) и побежал догонять скрывшихся за поворотом солдат.
— Стой, раз-два! — скомандовал лейтенант, и колонна замерла у поворота на Битень.
А сам офицер решил проверить документы странного мужчины, увязавшегося за его отрядом ещё от Ковеля.
Ковальчук предъявил пропуск и по-военному добавил:
— Следую за вами в резервный командный пункт для встречи с начальником особого отдела.
— Становитесь в строй…
— Есть!
Капитан занял свободное место рядом с солдатом, с которым по пути обменивался дружескими знаками, и, как все, стал твёрдо чеканить шаг.
Скопление войск, спешно занимающих новую линию обороны после поражения под Луцком, было видно издалека. Здесь и бойцы-артиллеристы первой противотанковой бригады Москаленко, и пехотинцы Федюнинского, и лётчики, и танкисты, и пограничники. Их явно недостаточно для организованного сопротивления врагу — большинство бойцов просто разбежались по лесам, и отряд, вместе с которым прибыл Ковальчук, был призван заткнуть образовавшуюся брешь.
Лейтенант лично сопроводил «приблуду» в штаб и доложил дежурному:
— Этот гражданин требует встречи с начальником особого отдела.
— Понял. Как вас представить?
— Иван Иванович Ковальчук.
— Звание у вас есть?
— Никак нет. Штатский я.
— Понял!
Красноармеец скрылся в бетонном бункере, ненадолго оставляя капитана наедине со своими большей частью грустными мыслями.
Опытный контрразведчик хорошо знал, что скоро к нему выйдет либо сам подполковник Белоцерковский, который в случае войны должен был занять пост начальника Особого отдела 5-й армии, либо (если Иван Митрофанович, не дай Боже, мёртв) кто-то из его заместителей, но всё равно нервничал.
Неизвестно, как воспримут его неожиданное воскрешение коллеги!
Однако то, что происходило дальше, превзошло все самые оптимистические ожидания.
Белоцерковский был не просто рад — счастлив!
— Ваня, дорогой, жив!!!
— Так точно жив, товарищ майор.
— А мы от тебя весточку получили…
— Какую?
— Вчера участковый Тур доставил в Битень профессора Селезнёва. Мы на этом деле столько плюсов перед Ставкой заработали!
— Рад стараться. Володя здесь?
— Здесь, где же ему быть? Он вышел к войскам 61-го полка под командованием Григория Сергеевича Антонова и дальше пробирался вместе с ним.
— Ну, слава богу.
— Что, веровать начал?
— Никак нет… Так, Иван Митрофанович, к слову пришлось.
— Как оказалось, профессор Селезнёв — наш ведущий специалист в области ядерных исследований. Конечно, сволочь ещё та! Ему, по всей видимости, была известна точная дата начала войны, ибо 21-го он выехал из Киева в Ковель, а уже оттуда добирался в деревню Свитязь.
— С какой целью?
— Это ты у него спроси.
— Спрошу… при первой возможности. А подполковник Сурженко?
— Георгий Георгиевич?
— Да. Я передал ему табельное оружие и служебное удостоверение.
— Можешь запить водой.
— Это почему же?
— Он даже свой партийный билет заханырил так, что не смог найти. Бросил оружие, переоделся в гражданское платье…
— Платье?
— Но не в буквальном смысле, как его бабы понимают.
— Ясно… Вы как себе хотите, а я в предательство Георгия Георгиевича ни за что не поверю. Доверяю ему, как самому себе!
— Это хорошо, Ваня, очень хорошо, что ты не сомневаешься в товарищах. Но… Я уже поставил перед высшим руководством вопрос о лишении Сурженко воинского звания