ли по рюмочке то у нас, то у них в гостях.
Джордж мне нравился: он стал куда разговорчивей и дружелюбней, когда понял, что мы с Анной не станем издеваться над увлечением его жены, – все остальные соседи с удовольствием это делали. Он обожал Грейс и подшучивал над ее занятиями только при незнакомых людях, как это было в день нашего знакомства, а в компании друзей никогда не отзывался пренебрежительно о ее мечтах.
Анна храбро несла бремя одностороннего общения с Грейс – терпеливо и почтительно, словно слушая проповедь священника. Мы с Джорджем не обращали внимания на ее болтовню и с удовольствием разговаривали на прочие темы, не имеющие отношения к декору дома.
В ходе этих бесед стало ясно, что Джордж вот уже несколько лет не может вылезти из финансовой ямы и дела его отказываются идти на лад. Каждый месяц, с выходом очередного журнала по домоводству, это мифическое «когда-нибудь», о котором Грейс вела разговоры на протяжении пяти лет, откладывалось еще на месяц. Именно поэтому, а вовсе не из-за Грейс, рассудил я, Джордж пил столько виски.
Картотечные шкафы все пухли и пухли, а дом Маклелланов все ветшал, однако воодушевление Грейс ничуть не ослабевало. Наоборот, оно только росло, а мы снова и снова вынуждены были ходить за ней по дому, слушая бесконечные рассказы о том, как все будет.
А потом в жизни Маклелланов случилось два события, грустное и радостное. Грустным событием была внезапная болезнь Грейс: она слегла с какой-то инфекцией и два месяца пролежала в больнице. Радостное заключалось в том, что Джордж унаследовал немного денег от какого-то дальнего родственника, которого не видел ни разу в жизни.
Пока Грейс лежала в больнице, Джордж часто ужинал в нашем доме. В день, когда он получил наследство, всю его угрюмость как рукой сняло: он тоже с жаром говорил о ремонте и ни о чем другом.
– Ну вот, теперь и вас одолела эта напасть, – смеясь, сказала Анна.
– Напасть? К черту! У меня теперь есть деньги! Я сделаю Грейс сюрприз – к ее выписке наш дом превратится в дом ее мечты!
– В точности?
– В точности!!!
И мы с Анной охотно стали ему помогать с осуществлением этого плана. Мы перерыли все бумаги Грейс и нашли подробные указания по каждой комнате, вплоть до пресс-папье и мыльниц. Найти все эти предметы в продаже оказалось непросто, но Джордж не останавливался ни перед чем, Анна тоже, а деньги значения не имели.
Значение имело время. Электрики, плотники, каменщики и маляры работали в доме круглосуточно, за сверхурочные, а Анна – совершенно бесплатно – обзванивала магазины и ругалась с сотрудниками, чтобы те поторопились с доставкой заказанной мебели. За два дня до того, как Грейс должны были выписать, от наследства не осталось ни цента, а дом превратился в дворец. Джордж, несомненно, был самым счастливым и гордым человеком на планете. Ремонт удался на славу, все прошло без сучка без задоринки за исключением одной крошечной детали: Анне не удалось найти ткань того цвета, который Грейс задумала для штор и обивки дивана в гостиной. Оттенок, которым пришлось удовольствоваться, был всего на один тон светлее. Мы с Джорджем вообще не заметили разницы.
И вот Грейс вернулась домой, веселая, но ослабевшая после болезни. День был уже в разгаре, и мы с Анной сидели в гостиной, в прямом смысле слова дрожа от волнения. Пока Джордж вел Грейс по дорожке, Анна возилась с букетом алых роз, которые она принесла и поставила в массивную стеклянную вазу посреди кофейного столика.
Джордж положил ручку на дверь, та распахнулась, и на пороге дома своей мечты появились Маклелланы.
– О, Джордж, – пробормотала Грейс. Она отпустила его руку и, словно каким-то чудом черпая силы из окружающих вещей, сама обошла все комнаты. Грейс оглядывалась по сторонам точь-в-точь как раньше – мы видели это тысячу раз. Только сегодня она молчала.
Наконец она вернулась в гостиную и растянулась на шезлонге сливового цвета.
Джордж покрутил ручку на граммофоне, и музыка превратилась в едва слышный шепот.
– Ну?
Грейс вздохнула.
– Не торопи меня. Я пытаюсь подобрать слова – самые правильные слова.
– Тебе нравится? – спросил Джордж.
Грейс изумленно посмотрела на него и рассмеялась.
– Ах, Джордж, Джордж, конечно, мне нравится! Ты чудесный, ты прелесть! Я наконец-то дома. – Ее губы задрожали, и мы все тут же встревожились.
– Что-то не так? – прохрипел Джордж.
– Ты все очень здорово устроил. У нас так красиво и уютно!
– Я бы удивился, если б было иначе, – сказал Джордж. Он хлопнул в ладоши. – Ну что, как твое самочувствие? Выпьешь с нами?
– Конечно, я же не умерла.
– Нам не наливайте, Джордж. Мы уходим. Мы только хотели увидеть ее лицо, а теперь пойдем.
– Ну нет… – начал было Джордж.
– Правда, мы серьезно. Вам лучше побыть вдвоем… то есть втроем, с домом.
– Ни шагу! – Джордж бросился в ослепительно белую кухню смешивать напитки.
– Давай потихоньку сбежим, – сказала Анна, и мы пошли к двери. – Грейс, не вставай, мы сами выйдем.
– Что ж, если вы в самом деле не хотите оставаться, до свидания, – сказала она с шезлонга. – Не знаю, как вас и благодарить.
– Ну что ты, мы только рады. Я давно так не веселилась. – Анна окинула гостиную гордым взглядом и подошла к вазе, чтобы поправить розы. – Я немножко переживала из-за цвета штор и дивана. Ты не очень расстроилась?
– Ой, Анна, ты тоже заметила? Я-то решила, что и говорить о такой глупости не стоит. Этот пустяк не должен был испортить мне возвращение. – Она немного нахмурилась.
Анна упала духом.
– А он испортил?
– Нет-нет, что ты! Ни капельки, – ответила Грейс. – Я сама не понимаю почему, но мне совершенно все равно.
– Зато я понимаю, – сказала Анна.
– Наверно, что-то с воздухом.
– С воздухом?
– Ну да, а как еще это объяснишь? Ткань не выцветала столько лет, а тут – раз! – и поблекла за пару недель.
Вошел Джордж с графином в руке.
– Бросьте, выпейте с нами хоть немножко!
Мы с Анной, не говоря ни слова, жадно вцепились в стаканы.
– Сегодня пришел свежий номер «Красивого дома», милая, – сказал Джордж.
Грейс пожала плечами:
– Ну и что? Прочитал один – считай, прочитали все. – Она подняла бокал: – Ну, за счастье! И огромное спасибо вам за розы, милые мои.
1951
История в Хайаннис-Порте
Одна из сфер моего бизнеса – доставка и установка противоураганных окон. Я живу в Норт-Кроуфорде, штат Нью-Гемпшир, и снабжаю своими стеклами всю округу – стараясь, впрочем, не забираться чересчур далеко. Но вот как-то меня занесло в Хайаннис-Порт (это штат Массачусетс), в дом, расположенный прямо напротив летней виллы президента Кеннеди. А случилось все из-за того, что один человек превратно истолковал мои слова и зачислил меня в страстные поклонники сенатора Голдуотера. (На самом же деле Голдуотер мне совершенно безразличен.)
Произошло это так. Председатель нашего городского клуба – республиканец и, естественно, стеной стоит за пресловутого Голдуотера. Он-то и пригласил к нам на собрание некоего Роберта Тафта Рэмфорда.
Совсем молодой парень, тот был ярым республиканцем и возглавлял какую-то студенческую организацию, стремившуюся вернуть страну к «первородным ценностям» (так он их называл). Помнится, одним из первых принципов являлась отмена подоходного налога. С этим кто не согласится!
А вообще Роберт Тафт Рэмфорд сразу произвел на меня странное впечатление: казалось, политика его совершенно не интересует. Под глазами у него темнели круги, речь напоминала заезженную пластинку, и было видно, что он мечтает как можно скорее отсюда смыться. Зал оживился лишь раз – когда юнец стал рассказывать о том, как играл в гольф с самим Кеннеди, а также с его родственниками и друзьями. Выяснилось, что президент играет неважно (хотя легенды утверждают обратное), а Пьер Сэлинджер и вовсе не умеет держать в руках клюшку.
Родители Роберта Тафта Рэмфорда тоже сидели в зале – они приехали из Хайаннис-Порта, чтобы послушать выступление своего чада. На лице Рэмфорда-старшего (публике он был представлен как коммодор Уильям Рэмфорд) читалась нескрываемая гордость. Невзирая на зиму, коммодор вырядился в белые брюки и белые туфли, а сверху надел синее двубортное пальто с медными пуговицами. Уильям Рэмфорд – невысокий, плотный и краснолицый – напоминал грубоватого, но вполне дружелюбного плюшевого медвежонка; отец и сын были похожи как две капли воды. (Один из охранников Кеннеди шепнул мне потом по секрету, что президент иногда называл Рэмфордов Винни-Пухами – из-за их разительного сходства с медвежонком из детской сказки.)
А вот супруга коммодора к семейству Винни-Пухов явно не принадлежала: она была стройна, подвижна и возвышалась над мужем чуть ли не на полголовы. Кроме того, игрушечные медведи обычно выглядят умиротворенными, всем на свете довольными – о миссис Рэмфорд я бы этого не сказал.
Наконец оратор обрушил на голову Кеннеди последнюю порцию громов и молний и под бурные аплодисменты папаши закончил свою речь. Тут с места поднялся Хэй Бойден – строительный мастер и приверженец демократов – и наговорил юнцу массу крайне нелицеприятных слов. Я запомнил только начало: «Сынок, не выпускай в отрочестве так много пара, а то к совершеннолетию напрочь сдуешься»; дальше было еще хуже.
Как ни странно, мальчишку это не взбесило – он лишь немного смутился и ляпнул пару глупостей. А вот коммодор… покраснев, словно свекла, Рэмфорд-старший вскочил на ноги и, не обращая внимания на то, что супруга дергала его за полу плаща и умоляла не устраивать скандала, дал Бойдену достойный отпор. Скандалы коммодор, судя по всему, любил. На этом не слишком приятном инциденте собрание и закончилось.
Я подошел к Хэю Бойдену потолковать, причем разговор наш, заметьте, не имел ни малейшего отношения ни к Кеннеди, ни к Голдуотеру: Хэй недавно купил у меня ограждение для ванны и вознамерился установить его самостоятельно, сэкономив таким образом семь с половиной долларов. Однако ограждение протекло, и в столовой у Бойденов обрушился потолок. Хэй утверждал, что ему подсунули дефектный товар, я же винил во всем его самого. Бойден еще не вполне остыл от перепалки с Рэмфордами и вылил на меня остатки своей желчи. Ну, я ответил ему тем же, повернулся и пошел. Тут Рэмфорд-старший схватил меня за руку и давай ее пожимать – решил, что я защищаю его сына и Барри Голдуотера.