– Хватайте счастье, как подхватываете простуду, – сказал Фред и чихнул.
Лью не обращал на него внимания.
– Это рекламная кампания, ясно? Первое объявление для волосатиков-хиппи: «По цене книги, которая может вас разочаровать, вы покупаете шестьдесят часов эйфо. Эйфо никогда вас не разочарует». А среднему классу мы врежем…
– По яйцам? – поинтересовался Фред.
– Да что с вами, братцы? – удивился Лью. – У вас такой вид, будто эксперимент провалился.
– Мы ожидали от него именно пневмонии, сопровождаемой истощением, – нахмурилась Марион.
– У нас здесь был срез всех социальных групп Америки, и мы сделали счастливыми всех до одного, – сказал Лью. – Не на час, даже не на день, а на два дня подряд. – Он величественно поднялся со стула. – Все, что нужно сделать ради сохранения жизни любителей эйфо, – поставить часовой механизм, который то включал бы, то выключал его. Владелец его так настраивает, что прибор включается, когда он приходит с работы, потом снова выключается, пока он ужинает; включается после ужина, выключается перед сном; опять включается после завтрака, выключается, когда пора на работу, потом опять включается для жены с малышами. – Он запустил пальцы в волосы и закатил глаза. – А экономия! Боже, какая экономия! Никаких дорогих игрушек для детей. За цену одного похода в кино семья может купить тридцать часов эйфо. Вместо четверти виски вы приобретаете шестьдесят часов эйфо!
– Или большую семейную бутыль цианистого калия, – продолжил Фред.
– Да как вы не понимаете? – недоверчиво спросил Лью. – Это же воссоединение семьи, спасение американского домашнего очага. Никто больше не будет ссориться из-за того, что смотреть по телевизору или слушать по радио. Эйфо хорош для всех без исключения – мы тому свидетели. По эйфо не бывает скучных программ.
Его прервал стук в дверь. В комнату заглянул ремонтник и сообщил, что электричество включат через две минуты.
– Послушайте, Лью, – сказал Фред. – Это маленькое чудовище способно уничтожить цивилизацию быстрее, чем пожар уничтожил древний Рим. Мы не будем заниматься отуплением людей, и на этом разговор окончен.
– Вы шутите! – Лью был потрясен. Он обернулся к Марион: – Разве вы не хотите, чтобы ваш муж заработал миллион?
– Нет, если для этого ему придется заправлять электронным опиумным притоном, – холодно ответила она.
Лью стукнул себя по лбу.
– Люди именно этого и хотят! Это все равно как Луи Пастер отказался бы от пастеризации молока.
– Здорово будет, когда снова дадут электричество, – сказала Марион, чтобы переменить тему. – Свет, горячая вода, насос… о Господи!
В это мгновение вспыхнул свет, но мы с Фредом уже взмыли в прыжке и обрушились на серый ящик. Журнальный столик рухнул под нами, и вилка вылетела из розетки. Лампы эйфо моргнули красным и погасли.
Фред невозмутимо вытащил из кармана отвертку и отвинтил крышку ящичка.
– Хочешь получить удовольствие от борьбы с прогрессом? – сказал он, протягивая мне кочергу.
Я с яростью крушил стеклянное и проволочное нутро прибора. Левой рукой, с помощью Фреда, я отталкивал Лью, который пытался прикрыть его собой.
– Я думал, мы одна команда! – воскликнул Лью.
– Если ты хоть слово скажешь кому-нибудь об эйфо, – пригрозил я, – я с удовольствием проделаю с тобой то же, что сейчас сделал с прибором.
На этом, леди и джентльмены из Федеральной комиссии по коммуникациям, я посчитал дело законченным. Теперь при помощи болтливого языка Лью Харрисона секрет стал известен миру. Харрисон обратился к вам с просьбой разрешить коммерческую эксплуатацию эйфо. Он и его последователи построили собственный радиотелескоп.
Позвольте снова сказать вам, что обещания Лью совершенно правдивы. Эйфо сделает все, что он обещал. Счастье, которое он дает, совершенно и несокрушимо перед лицом любых катаклизмов. Опасность трагедии, как при первом эксперименте, легко устранима с помощью часового механизма, включающего и выключающего прибор. Вижу, прибор, стоящий перед вами на столе, уже имеет такой механизм.
Вопрос не в том, работает эйфо или нет. Он работает. Вопрос в том, войдет ли Америка в печальную историческую эпоху, когда люди больше не будут бороться за счастье, а станут просто покупать его. Не время сейчас превращать забытье во всенародное помешательство. Единственная польза, которую мы могли бы извлечь из эйфо, – это каким-то образом обрушить на наших врагов шквальный огонь благодушия, одновременно защитив от него собственное население.
В заключение я хотел бы указать, что Лью Харрисон, потенциальный повелитель эйфо, – человек непорядочный и недостойный доверия общества. Я бы нисколько не удивился, если бы он установил часовой механизм вот этого самого эйфо так, чтобы тот повлиял на ваше решение во время обсуждения вопроса… Кстати, кажется, аппарат как-то подозрительно загудел, и я так счастлив, что хоть плачь! У меня самый славный сынишка, лучшие в мире друзья и самая прекрасная старушка жена на всем белом свете. А старина Лью Харрисон – вот кто, поверьте, поистине соль земли! И я от всего сердца желаю ему всяческих успехов в его новом предприятии!
1951
Возвращайся к своим драгоценным жене и сыну
Глория Хилтон и ее пятый муж недолго прожили в Нью-Гемпшире, но заказать мне душевую кабину успели. Вообще-то я специализируюсь на алюминиевых противоураганных окнах и ставнях – но любой, кто торгует противоураганными окнами, обречен торговать и душевыми кабинами.
Душевую кабину заказали для личной ванной комнаты Глории Хилтон. Пожалуй, то был зенит моей карьеры. Некоторым людям на роду написано возводить дамбы или величественные небоскребы, сражаться с эпидемиями страшных заболеваний или вести в бой полчища солдат.
А я…
Я должен был уберечь от сквозняков самое знаменитое тело в мире.
Люди часто спрашивают, насколько близко я был знаком с Глорией Хилтон. Обычно я отвечаю: «Я видел эту женщину живьем всего раз в жизни, да и то через вентиляционную решетку». Так в их доме отапливалась ванная: через вентиляционную решетку. Она не была подключена к отопительной системе. Теплый воздух просто сочился в ванную из комнаты снизу. Неудивительно, что Глория Хилтон постоянно мерзла.
Я устанавливал кабину, когда снизу зазвучали громкие голоса. Щекотливый был момент: я как раз приклеивал водонепроницаемый уплотнитель к краям ванны и не мог оторваться, чтобы закрыть решетку. Волей-неволей пришлось слушать чужую ссору.
– Не говори мне про любовь, – заявила Глория Хилтон. – Ты ничего не понимаешь в любви, ты и слова такого не знаешь!
Я еще не успел заглянуть в решетку, поэтому представлял себе Глорию только по фильмам.
– Может, ты и права, – ответил пятый муж.
– Поверь мне, это я тебе говорю!
– Ну… тогда и говорить не о чем. Где мне спорить с великой Глорией Хилтон?
Как выглядит муж, я знал. Именно с ним я договаривался об установке душевой кабины. В нагрузку я продал ему два противоураганных окна «Флитвуд трипл-трак» со встроенными ставнями. Жену он называл исключительно «мисс Хилтон»: мисс Хилтон хочет то, мисс Хилтон хочет се. Ему было всего тридцать пять, но из-за кругов под глазами он выглядел на все шестьдесят.
– Мне жаль тебя, – сказала Глория Хилтон. – Мне жаль всякого, кто не умеет любить. Они самые несчастные люди на свете!
– Тебя послушать, так мне впору вешаться.
Он был сценарист, разумеется. Моя жена в курсе всех голливудских сплетен: она рассказала мне, что сначала Глория Хилтон вышла замуж за патрульного, потом за сахарного магната, потом за актера, игравшего Тарзана, потом за собственного агента и, наконец, за сценариста. Звали его Джордж Мурра.
– Все говорят, что мир катится в тартарары, – продолжала вещать Глория Хилтон. – Я знаю почему: мужчины разучились любить.
– Отдала бы мне должное: я хотя бы пытался научиться. Целый год только этим и занимался. Ну, еще душевую кабинку заказал.
– Ах, значит, в этом я тоже виновата? – вопросила Глория.
– В чем?
– В том, что со дня нашей свадьбы ты не написал ни строчки! Ну да, конечно, это все из-за меня.
– Надеюсь, я не настолько глуп, – ответил Мурра, – чтобы не заметить банального совпадения. По ночам ругань, днем налеты фотографов и так называемых «друзей»… Все это не имеет никакого отношения к моему творческому кризису.
– Ты просто любишь страдать, получаешь от этого удовольствие!
– В самом деле, что может быть приятней, – кивнул Мурра.
– Если откровенно, я в тебе разочаровалась.
– Я знал, я знал, что рано или поздно ты расхрабришься и выложишь все как на духу.
– Скажу больше: я решила положить конец нашему фарсу.
– Приятно узнать об этом в числе первых, – съязвил Мурра. – Мне сообщить Лоуэлле Парсонс, или она уже в курсе?
Я закончил приклеивать уплотнитель к ванне и мог наконец закрыть решетку, но первым делом все-таки заглянул в нее: внизу стояла Глория Хилтон. В волосах папильотки, на лице никакой косметики – даже брови не потрудилась нарисовать, – сорочка какая-то, шелковый халат нараспашку. Словом, та еще красавица, страшнее продавленной кушетки.
– Очень смешно, – сказала Глория.
– Ну, ты знала, что выходишь замуж не за комика, а за серьезного писателя.
Она встала и вскинула руки – ни дать ни взять Моисей, возвещающий иудеям, что Земля обетованная уже рядом.
– Возвращайся к своим драгоценным жене и сыну! – воскликнула она. – Я тебя не держу.
На этом я закрыл решетку.
Пятью минутами позже Мурра поднялся ко мне и велел выметаться.
– Мисс Хилтон нужно в ванную.
Я еще никогда не видел мужчину с таким лицом. Мурра покраснел, в глазах стояли слезы, но сам он давился истерическим смехом.
– Я еще не закончил, – сказал я.
– Зато мисс Хилтон закончила. Убирайтесь!
Я спустился, сел в машину и поехал в город пить кофе. В открытом кузове моего пикапа стояла стеклянная дверца для кабинки в деревянной раме – внимание, надо сказать, она привлекала изрядно.