Затем я поднялся в ванную и снял старую стеклянную загородку, объяснив это тем, что мы с Муррой поменялись дверцами. Я демонтировал свою и уснул прямо в ванной. Когда жена попыталась меня растолкать, я прогнал ее и заявил, что Глория Хилтон только что выкупила гостиницу «Коннерс» и скоро у нас свадьба.
Еще я хотел рассказать что-то важное о чертополохе, но так и не смог выговорить это слово и снова заснул.
Тогда жена посыпала меня солью для ванн, включила холодную воду и ушла спать в комнату для гостей.
На следующий день около трех часов дня я пришел к Мурре, чтобы поставить окна и узнать, как же мы договорились поступить с дверцей для кабинки. На всякий случай у меня в кузове лежало две дверцы: моя старая, с фламинго, и его – с портретом Глории Хилтон.
Я уже собрался звонить в дверь, когда услышал стук в окно на втором этаже: из него высовывалось взволнованное лицо Мурры. Поскольку моя лестница уже стояла у дома, я поднялся по ней и спросил, что стряслось.
Мурра открыл окно и пригласил меня внутрь. Он был очень бледен и весь дрожал.
– Ваш сын уже здесь? – спросил я.
– Да, ждет внизу. Я забрал его с автобусной остановки час назад.
– Ну как, помирились?
Мурра покачал головой.
– Он очень зол. Ему всего пятнадцать, а он уже разговаривает со мной как прапрадедушка. Я поднялся на минутку, чтобы прийти в себя, и теперь не решаюсь спуститься.
Он взял меня за руку.
– Придумал! Вы пойдете первым и… ну, наведете мосты, что ли.
– Если во мне еще остались строительные материалы, я бы лучше приберег их для дома. – Я поведал Мурре о своем плачевном семейном положении.
– Какое бы решение вы ни приняли, – посоветовал мне он, – заклинаю: не повторяйте моих ошибок! Любой ценой попытайтесь сохранить семью! Знаю, иногда бывает паршиво, но поверьте, потом будет в сто раз паршивей!
– Ну, за одно я уже готов благодарить Бога…
– За что?
– Глория Хилтон пока не признавалась мне в любви.
В итоге я все же спустился к сыну Мурры.
На юном Джоне был мужской деловой костюм – полная тройка, с жилетом и всем прочим. И большие очки в черной оправе. Он скорее походил на университетского профессора, чем на подростка.
– Джон! – сказал я. – Приятно познакомиться, я давний друг твоего отца.
– Неужели? – Он осмотрел меня с головы до ног и руки не подал.
– У тебя очень… взрослый вид.
– Мне пришлось повзрослеть. Когда отец нас бросил, я стал главой семьи.
– Ну, Джон… Твоему папе тоже пришлось не сладко.
– Моему разочарованию нет предела. Я думал, мужья Глории Хилтон – самые счастливые люди на свете.
– Джон, когда ты вырастешь, тебе многое станет понятно…
– Вы о ядерной физике, надеюсь? Скорей бы! – Он повернулся ко мне спиной и выглянул в окно. – Где отец?
– Вот он, – сказал Мурра, спускаясь по скрипучей лестнице. – Вот твой глупый никчемный старик.
– Мне пора возвращаться в школу, – проговорил мальчик.
– Уже?
– Мне сказали, что случилась беда, иначе бы я не приехал. Никакой беды, насколько я понимаю, нет – так что я поеду, если не возражаешь.
– Не возражаю? – Мурра протянул к нему руки. – Джон, ты разобьешь мне сердце, если уйдешь вот так…
– Это как, отец? – ледяным тоном осведомился мальчик.
– Не простив меня.
– Я никогда тебя не прощу. Извини, но это единственное, на что я не способен. – Джон кивнул. – Буду ждать тебя в машине.
С этими словами он вышел из дома.
Мурра сел в кресло и спрятал лицо в ладонях.
– Что же мне делать? Наверное, я это заслужил. Придется стиснуть зубы и терпеть.
– У меня в голове крутится только одно решение, – сказал я.
– Это какое?
– Дать ему пинка.
Так Мурра и поступил.
Чернее тучи, он вышел из дому и зашагал к машине.
Там он наврал Джону про сломанное пассажирское сиденье, и тот выбрался на улицу, чтобы отец его починил.
В следующий миг Мурра наподдал ему под зад: вряд ли это было больно, скорее – неожиданно.
Мальчик сверзился с холма в те самые кусты, где прошлой ночью мы с его отцом искали чертополох. Когда Джону наконец удалось остановиться и оглядеться по сторонам, вид у него был весьма удивленный и несколько ошалелый.
– Джон, – обратился к нему Мурра, – ты прости меня, но я ничего лучше не придумал.
Впервые мальчик не смог огрызнуться.
– Я совершил в жизни много серьезных ошибок, – продолжал Мурра, – но эта, по-моему, к ним не относится. Я люблю тебя и твою маму, но буду пинаться до тех пор, пока ты не смилуешься и не дашь мне второго шанса.
Мальчик по-прежнему не знал, как ответить отцу, но могу с уверенностью сказать, что новых пинков ему не хотелось.
– Вернемся в дом, – предложил Мурра, – и обсудим все как взрослые люди.
Они вернулись, поговорили, и Мурра убедил сына позвонить матери в Лос-Анджелес.
– Скажи ей, что мы помирились и хорошо проводим время, что я был ужасно раздавлен и теперь умоляю ее принять меня обратно на любых условиях, а с Глорией Хилтон покончено раз и навсегда.
Мальчик передал все это матери, и она долго плакала, и он плакал, и Мурра, и даже я.
А потом первая жена Мурры сказала ему, чтобы он скорее возвращался домой. И на этом дело закончилось.
Ах да, насчет дверцы для душевой кабинки: мы действительно решили поменяться. Ему досталась моя, за двадцать два доллара, а мне – его, за сорок восемь. Это если не считать портрета Глории Хилтон.
Когда я вернулся домой, жены не было. Я повесил новую дверцу. Пока я это делал, за мной наблюдал мой сын. У него почему-то был красный нос.
– Где мама? – спросил я.
– Ушла.
– Когда вернется?
– Сказала, что никогда.
Меня затошнило, но виду я не подал.
– Опять эти шуточки, – сказал я. – Все время она так говорит.
– А я первый раз слышу, – ответил сын.
По-настоящему страшно мне стало, когда пришло время ужина, а жены все не было. Я набрался храбрости, приготовил нам с сыном поесть и сказал:
– Видимо, что-то ее задержало…
– Отец.
– Да?
– Что ты с ней сделал вчера ночью? – Тон у сына был очень надменный и властный.
– Не твое дело. Будешь совать нос куда не просят – схлопочешь пинка.
Это немного его успокоило.
Слава Богу, жена вернулась домой в девять вечера.
Она была бодра и весела. Заявила, что отлично провела время: прошлась по магазинам, отужинала в ресторане, сходила в кино – и все в одиночку.
Поцеловав меня на ночь, она ушла наверх.
Я услышал, как полилась вода в душе, и вдруг с ужасом вспомнил о портрете Глории Хилтон на дверце душевой кабинки.
– О Господи! – вскричал я и бросился наверх – объяснять, откуда на кабине взялся портрет и что завтра же утром его сотрут пескоструйной машиной.
Я вошел в комнату.
Жена стояла в ванной и принимала душ.
Оказалось, они с Глорией Хилтон одного роста, поэтому портрет на дверце стал для моей жены вроде маски.
Она нисколько не злилась – наоборот, ей было смешно: она захохотала и спросила с улыбкой:
– Угадай кто?
1962
Олень
Гигантские черные трубы заводов Федеральной машиностроительной корпорации в Илиуме плевались едким дымом и копотью в сотни мужчин и женщин, выстроившихся в длинную очередь перед красным кирпичным корпусом заводского управления. Стояло лето. Заводы Илиума, к настоящему моменту второе по величине промышленное предприятие в Америке, на треть увеличивали штат в связи с новыми заказами на вооружение. Каждые десять минут служащий охраны открывал дверь управления, выпуская из кондиционированного помещения струю прохладного воздуха и впуская внутрь трех новых кандидатов.
– Еще трое, – сказал охранник.
После четырехчасового ожидания в здание попал и человек лет под тридцать, среднего роста, с юным лицом, слегка закамуфлированным при помощи очков и усов. Его воодушевление, равно как и костюм, несколько поблекли от едкого дыма и августовского солнца, да к тому же ему пришлось пожертвовать ленчем, чтобы не потерять место в очереди. Тем не менее молодой человек старался не утратить жизнерадостности. Он был последним в тройке, представшей перед секретаршей.
– Оператор винтонарезного станка, мэм, – определил свою специальность первый.
– Пройдите к мистеру Кормоди в седьмую кабину, – сказала секретарша.
– Пластическая прессовка, мисс, – назвался второй.
– К мистеру Хойту, во вторую кабину, – ответила она и обратилась к молодому человеку в поблекшем костюме: – Специальность? Фрезеровка? Сверловка?
– Писательство, – ответил он. – Все виды писательства.
– Вы имеете в виду рекламу и продвижение товара?
– Да… именно это.
Секретарша засомневалась:
– Ну… я не знаю. Мы не объявляли о найме на эту специальность. Ведь вы не можете работать за станком, не так ли?
– Мой станок – пишущая машинка, – шутливо ответил он.
Секретарша была серьезной молодой женщиной.
– Компания не использует стенографистов мужского пола, – сказала она. – Пройдите к мистеру Биллингу в двадцать шестую кабину. Возможно, он знает о какой-нибудь вакансии в отделе рекламы.
Молодой человек поправил галстук, одернул пиджак и изобразил на лице улыбку, подразумевавшую, что он интересуется работой на заводах просто ради шутки. Он проследовал в двадцать шестую кабину и протянул руку мистеру Биллингу – такому же молодому человеку.
– Мистер Биллинг, меня зовут Дэвис Поттер. Я тут интересуюсь, что у вас имеется по части рекламы и продвижения товара, потому и заглянул сюда.
Мистер Биллинг, давно набивший руку на всем, что касается молодых людей, тщательно скрывающих горячее желание получить работу, был вежлив, но непроницаем.
– Боюсь, вы выбрали неудачное время, мистер Поттер. В этой области, как вам, вероятно, известно, очень жесткая конкуренция, и в данный момент мы едва ли можем что-либо предложить.