На берегу группа подростков с остервенением танцует под электронные обработки инструментальных композиций последних хитов группы «Моранбон». Я вглядываюсь в напряженные и холодные лица, в грубые, резкие движения, когда они просто выворачивают свои конечности. Ро также таращится на них, а затем вдруг смеется. «Пинду», – шепчет Александр мне на ухо. Медицинский препарат местного производства, который поначалу выпускался правительством только на экспорт, а сейчас стал очень популярным как среди подростков, так и взрослых не только за лекарственные свойства, но и за его действие, направленное на снижение чувства голода, улучшение концентрации и работоспособности. На Западе этот препарат называют «кристаллический мет».
Группа мужчин средних лет делает мне знаки, подзывая и предлагая выпить с ними. Я соглашаюсь на глоток сочжу из бутылки, которую мне протянули. Маленькая девочка, дочь одного из моих «собутыльников», танцует под какую-то северокорейскую попсовую мелодию, доносящуюся из бумбокса. Под оглушающие звуки последних аккордов песни она садится на шпагат. Мужчины поддерживают ее аплодисментами и веселыми возгласами, а затем выталкивают меня на импровизированный танцпол под натянутым навесом. Я стараюсь изо всех сил. Мне достается порция смеха и аплодисментов.
«Какая страна?» – перекрикивает грохочущую музыку один из них.
Его товарищи заинтересованно поворачиваются ко мне. «Германия», – вру я инстинктивно.
Они облегченно выдыхают.
«Германия – это хорошо!» – заключает один из них. Остальные громко выражают согласие.
Гиды позволяют нам поплавать. Мин отказывается даже входить в воду, а Ро иногда присоединяется к нам. Мы с Александром доплываем до соседнего пляжа. Местные, которые купаются, встречают наши белые физиономии с восторгом, очевидно, осознавая, что это, может быть, их единственный шанс в жизни пообщаться с иностранцами. Они спрашивают, откуда мы. В этот раз я говорю правду. Они улыбаются и тепло меня приветствуют. Никто не хочет сегодня говорить о политике. Вокруг нас двоих собирается толпа, пока мы плывем к берегу. Один юноша спрашивает, чем я зарабатываю на жизнь. Отвечаю, что я писатель, а сейчас – студент Педагогического института имени Ким Хёнчжика. В свою очередь я спрашиваю, чем занимается он. «Я простой рабочий», – отвечает юноша. Женщина-фотограф пробирается сквозь толпу, рекламируя свои услуги. Александр подзывает ее и просит снять нас вместе с нашими новыми друзьями. Женщина слега растеряна и нервничает, но в конце концов соглашается сделать снимок.
Мы решаем вернуться назад по берегу, мимо импровизированных шашлычных и пивных караоке-баров. Алек о чем-то увлеченно беседует с Мин, хотя его взгляд прикован к красотке, танцующей с подростками на некотором расстоянии от нас. Он скучает по своей девушке. Он ежедневно посылает ей эсэмэски с нового телефона, но она ни разу не ответила. Либо она не получает его сообщения, либо намеренно их игнорирует. Он начинает волноваться, не забыла ли она его.
День потихоньку подходит к концу, и мы решаем, что пора двигаться назад в Пхеньян, чтобы добраться до темноты. Садясь в наш микроавтобус, Александр внезапно вспоминает о фотографии. «Мин, можно тебя попросить найти ту женщину-фотографа? Или ее конторку, где они печатают фотографии? Я хочу купить одну. И возьми еще вторую для Трэвиса», – он сует ей два доллара. Ро уходит вместе с ней.
Мы остаемся одни и наблюдаем, как общее веселье постепенно утихает. Народ толпится на стоянке, как бы соображая, что еще можно сделать, куда пойти. Маленький мальчик танцует под жизнерадостную инструментальную музыку, доносящуюся из мобильного телефона. Вокруг стоят женщины, которые хлопают в ладоши и подбадривают его. Пьяный парень лет двадцати пяти ругается со своей девушкой из-за того, что она отказывается ехать с ним на мотоцикле. Он бросает оскорбления ей в лицо, а она стоит, окруженная своими подругами. Они все покорно и смущенно склонили головы, а парень ругается и размахивает руками.
«Глянь на это, – говорит Александр. – Вот такая проблема с мужчинами в этой стране. Их обращение с женщинами… никакого уважения!»
«Ладно, парни, – говорит Алек, – мы делаем только хуже, стоя тут и глазея».
Мы забираемся в микроавтобус, чтобы не смущать местных своим присутствием. В конце концов этот пьяный чувак садится на мотоцикл и уезжает в наступающую темноту без нее.
Мин и Ро возвращаются.
«Фотографии?» – спрашивает Александр с ожиданием.
Мин что-то бормочет по-корейски Алеку.
«Фотографу приказали стереть эти снимки», – переводит Алек.
Семнадцатая глава
Нельзя сказать, что Ким Чен Ир не обращал внимания на тяжелое положение своего народа или получал удовольствие, видя голодающих людей. Когда в 1991 году распался Советский Союз, бывший до того главным финансовым донором КНДР, и Ким Чен Иру, и его отцу стало ясно, что грядут тяжелые времена. С начала финансового кризиса, охватившего страну в 1990-х годах, от которого она до конца так и не оправилась, одной из внешнеполитических целей режима стала постепенная нормализация отношений с врагом номер один, самой мощной военной и экономической сверхдержавой – Соединенными Штатами Америки. Закрыв эту долгую, явно затянувшуюся, наполненную враждой и оскорблениями главу в отношениях с США, Север смог бы заключить мирный договор, который обеспечил бы признание суверенитета страны и способствовал бы привлечению внешней помощи, необходимой для того, чтобы вдохнуть новую жизнь в умирающую экономику страны и накормить народ.
Во всех сообщениях о северокорейской ядерной программе и в описаниях почти иррациональной ненависти к Соединенным Штатам в средствах массовой информации журналисты постоянно упускали один важнейший факт: США на протяжении десятилетий угрожали КНДР полным уничтожением с помощью ядерного оружия. Если бы этот факт периодически упоминался хотя бы несколькими из многих сотен репортеров, освещавших данную тему, усилия Севера по разработке ядерного оружия, получившие особенный толчок в последние годы, не выглядели бы так иррационально и агрессивно. Скорее всего, большинство репортеров просто сами не знали многих фактов. Промывают мозги с помощью пропаганды и тут, и там.
После окончания Корейской войны США разместили свои ядерные боеголовки на Корейском полуострове – что противоречило соглашению о перемирии 1953 года, которое прямо это запрещало. «К середине 1960-х годов, – пишет Брюс Камингз, вероятно, единственный американский историк, который попытался понять и донести до других то, как ситуация выглядит с точки зрения КНДР, – [Южно-]корейская оборонная стратегия, [разработанная американцами], строилась вокруг идеи немедленного использования ядерного оружия в любой новой войне». Также американская военная авиация несла ядерные боеголовки во время маневров вблизи демилитаризованной зоны; угроза того, что один из вертолетов может «случайно» заблудиться, пересечь демаркационную линию и сбросить бомбу на Пхеньян, постоянно висела над Северной Кореей. Ядерное оружие вывезли с полуострова только в 1991 году, после Войны в Заливе, когда президент Джордж Буш-старший принял решение убрать тактические ядерные боеголовки с американских баз по всему миру. В Северной Корее восприняли это только как успокаивающий жест, так как было ясно, что подводные лодки, оснащенные ядерными ракетами, могут оказаться вблизи побережья страны в любой момент. Более того, ежегодно проводившиеся совместные американо-южнокорейские военные учения рядом с демилитаризованной зоной – в области прямой видимости для северных корейцев, – по словам Камингза, «предполагали плановое участие самолетов и кораблей, способных нести ядерное оружие, мобильных подразделений с ядерными зарядами малой мощности, а также маневры артиллерии, оснащенной ядерными снарядами, и тому подобное; при этом многочисленные боевые единицы южнокорейской армии были задействованы вместе с американцами в проработке сценариев применения ядерного оружия». В феврале 1993 года глава Стратегического Командования ВС США объявил, что Пентагон направит американские стратегические ядерные силы на объекты в Северной Корее. В ответ КНДР заявила о выходе из Договора о нераспространении ядерного оружия, в рамках которого, наряду с прочим, ядерные державы обязались не угрожать применением этого оружия неядерным странам. В мае 1993 года Северная Корея провела испытания баллистической ракеты среднего радиуса действия «Нодон-1», запустив ее в направлении Восточно-Китайского моря, а затем и в направлении Японского моря, что привело к истерике в прессе: писали, что безумные северные корейцы готовятся ввергнуть мир в состояние ядерной анархии.
Чтобы снять озабоченности такого рода, в июне-июле 1993 года Северная Корея предложила остановить программу по разработке графитовых ядерных реакторов взамен на поставку американских реакторов на легкой воде, что немедленно привело бы к зависимости КНДР от внешних источников ядерного топлива. Пхеньян очень долго заявлял, что вынужден вести работы по разработке графитового ядерного реактора, потому что никто в мире не хочет помогать стране в ситуации с недостаточным обеспечением ее атомной энергией. Ответа на это предложение Пхеньяна не последовало.
Представляется разумным задаться вопросом: что хотело правительство КНДР получить в ответ на свои уступки? Две важные вещи: прекращение угроз со стороны США и начало работы по нормализации отношений, которая закрепила бы принципы мирного сосуществования и в конце концов привела бы к установлению дипломатических отношений на уровне посольств.
После нескольких серий безуспешных двусторонних консультаций, перерывов в них, провокаций и возобновления переговоров США и КНДР осуществили совместный прорыв, увенчавшийся заключением в октябре 1994 года рамочного соглашения. В обмен на замораживание северокорейской программы по разработке графитовых ядерных реакторов и возвращение к проведению инспекций в рамках Договора о нераспространении ядерного оружия США во главе консорциума нескольких стран обязывались поставить в КНДР реакторы на легкой воде в качестве средства преодоления проблем постоянного энергодефицита последней. Также Корее обещали финансовую помощь, включая отмену санкций, которые были введены еще во времена Корейской войны, и, наконец, пошаговое движение к установлению дипломатических отношений.