Когда мы загружаем машину покупками, Ким спрашивает меня, жду ли я этой поездки с нетерпением. «Ты был в горах Кымгансан до этого?» Я отвечаю, что нет, но я бывал в Вонсане – где была наша остановка в этом путешествии.
«Что ты будешь делать на этих выходных?» – спрашиваю я его.
«Сейчас? Мне надо возвращаться в свой офис».
«Серьезно? Почему ты не едешь с нами? Это будет весело».
К удивлению Мин и Ро, он кивает головой в знак согласия. Да, ему хотелось бы посетить горный курорт Кымгансан, который был построен Южной Кореей, а затем, когда отношения между странами заметно ухудшились, оказался фактически заброшенным. И, безусловно, любой повод избежать субботних занятий всегда очень кстати.
По дороге из города я стал свидетелем того, как полиция вершит правосудие. Три офицера стоят вокруг молодого человека, которому на вид не больше тридцати, и орут на него. Он хорошо одет, в руках держит кожаный портфель для бумаг – всё это выдает его принадлежность к уважаемому среднему классу. Один из полицейских хватает его за шиворот – за воротник его белой модной рубашки – и швыряет на землю. Молодой человек падает у ног другого офицера, который наступает ботинком ему на грудь. Затем парень поднимается на ноги и хватает свой портфель, намереваясь бежать. Второй полицейский выбивает портфель из его рук и бьет парня по лицу, отправляя в нокаут, после чего на этого человека обрушивается град ударов руками и ногами. Несмотря на то что это всё происходит посреди дня на оживленном перекрестке, пешеходы просто проходят мимо, не обращая ни на что внимания – никто не останавливается не только для того, чтобы вмешаться, но и чтобы просто поглазеть. Как будто ничего вообще не происходит.
Мин, которая полностью пропустила этот эпизод, обращает внимание на тревожное выражение моего лица, когда я усиленно кручу головой, стараясь увидеть, чем всё закончится. Но мы едем слишком быстро, и скоро парень и полицейские исчезают из вида, превращаясь в размытое пятно.
«Что? Что случилось? Что-то не так?» – спрашивает она.
«Нет, просто… Там… Полиция… Они избивают парня…»
Мин отвечает пустой и бессмысленной улыбкой, отворачивается и продолжает смотреть в окно, как будто она не поняла ни слова из того, что я только что произнес.
Долгий путь до Вонсана проходит по гористой местности, на дороге еще больше ям и колдобин, чем обычно. В окно мы видим плодородные поля на пологих склонах гор, обожженных солнцем людей, согнутые спины которых подставлены под беспощадный жар светила, особенно жестокого в эти дни разгара лета. Другие медленно бредут куда-то по обочинам пустынного шоссе или сидят вдоль дороги на корточках, непонятно чего ожидая – как будто что-то должно произойти. Та скука, от которой страдаем мы, – это просто ничто по сравнению с тем, как живут эти люди.
Увидев у Алека наушники, Мин спрашивает, можно ли ей послушать его музыку. Он включает для нее композиции групп «Sleater Kinney», «God Is an Astronaut», «Rise Against» и Мэтта Грешема (более известного под псевдонимом Logistics). «Это напоминает мне ту музыку, которую я слушала на Кубе, – говорит она. – У тебя есть “Green Day”? Или “Matchbox 20”?» Позднее, когда никто ничего якобы не будет видеть, она тайком передаст Алеку пустую флешку и попросит записать на нее некоторые композиции. «Ну, это… типа… против правил, – говорит она, – поэтому не говори ничего другим».
Александр развлекает нас дотошно аккуратным подражанием тому, как говорят по-английски разные народы, для которых английский не является родным языком. Он пытается пародировать индусов, итальянцев, даже своих родных французов, намеренно преувеличивая свой собственный акцент. Корейцам это нравится. Весь микроавтобус сотрясается от хохота. «А теперь давай показывай американца!»
Александр поворачивается ко мне: «Ну, Трэвис, твоя очередь».
«Уффф, у меня не получится…»
«Ну давай! Я вот поиздевался слегка над французами. Давай, покажи, как звучит речь типичного американского туриста!»
Я кашляю, прочищая горло и готовясь воспроизвести деревенское протяжное произношение Джорджа Буша-младшего. Так как сам я из южного штата, для меня не составляет большого труда выдавить из себя несколько фраз о Северной Корее в бушевском стиле[56].
Корейцы стонут. Сидящий на пассажирском месте Ким хлопает в ладоши, захлебываясь от смеха и будучи не в состоянии произнести ни слова. Моя пародия показывает то, что хорошо знал Хенри Джеймс: редчайшее создание – невинный американец, которого все должны любить словно буйвола, где бы он ни оказался.
После нескольких часов пути по извилистой дороге мимо пасторальных горных пейзажей и нескольких абсолютно темных туннелей, один из которых протянулся почти на четыре километра, мы прибываем в Вонсан, город на морском побережье, третий по величине в стране. Он известен еще со времен государства Когурё, хотя современное название получил в эпоху Корё. Оно означает, как нам объяснили, «складная ширма». Город так назван из-за вытянутой зигзагообразной формы, которая повторяет изгибы холмов, ведущих к естественной морской гавани. Окружающие Вонсан горы богаты золотом, добыча которого – официальная или подпольная – стала тем делом, которое помогло очень небольшому числу избранных схватить за хвост птицу своей удачи. Самый красивый вид на город открывается из порта: высокие жилые дома, подступающие к воде, торчат как зубы-резцы. Как и Пхеньян, город был полностью разрушен во время Корейской войны, поэтому всё то, что мы видим вокруг, было построено не так давно.
Город-ширма – малая родина Ро, но он не может рассказать о нем что-то особенное. Ро выглядит здесь таким же скучающим и апатичным, как и в Пхеньяне.
Мы сразу же отправляемся на пляж. На пути к нему местный дорожный полицейский делает знак, прося нас остановиться. «Наплевать на этого засранца», – бурчит товарищ Ким на ухо Хва. Мы проезжаем мимо.
Тридцать четвертая глава
Когда я был в Сеуле, я встречался с несколькими беженцами из Северной Кореи. Одна из них, ставшая моим близким другом, Ынчжу, выросла в Вонсане. Мне интересно, знает ли Ро Ынчжу и ее семью – но я прекрасно понимаю, что лучше не спрашивать. За исключением нескольких коротких периодов, когда она жила в Пхеньяне, здесь она провела всю свою жизнь до восемнадцати лет, после чего начался ее долгий и опасный путь на Юг по стопам ее матери, которая бежала за несколько месяцев до этого. А через какое-то время тот же путь проделал и младший брат Ынчжу. Своего отца она не видела с тех пор ни разу, он должен и сейчас жить где-то здесь.
Я познакомился с Ынчжу через общего друга, и мы как-то сразу нашли общий язык. В этом было много необычного: для меня – встретить северокорейскую женщину на Юге, а для нее – американца, который до этого побывал в ее родном городе. К счастью, Ынчжу оказалась очень вдумчивой и ясно выражающей свои мысли женщиной. В течение многих часов, проведенных с ней, я просто сидел и слушал подробнейший автобиографический рассказ, отличавшийся объективностью и некой отстраненностью, что поразило меня, так как я понимал, какую боль она пережила.
Большинство беженцев, которых я встречал в Южной Корее, происходили из провинций, граничащих с Китаем. Несмотря на то что эта граница очень тщательно охраняется с северокорейской стороны, не составляет большого труда ее пересечь, в то время как демилитаризованная зона абсолютно непроницаема и по обе стороны от демаркационной линии километры минных полей. Китайско-корейская граница проходит по естественным географическим линиям – рекам Амноккан и Туманган, а также по непроходимой горе Пэктусан. В некоторых местах эти реки становятся настолько узкими, что их можно просто перепрыгнуть. Поэтому со времен голода 1990-х, подкупив пограничников сигаретами или твердой валютой, любой может пересечь границу в обе стороны относительно спокойно. Многие мелкие торговцы поступают именно так, привозя таким образом различное китайское барахло для продажи на местных рынках.
Граница находится далеко от Вонсана, но при помощи «правильных» посредников путешествие к ней отсюда и переход на ту сторону можно довольно легко организовать за соответствующую цену.
За восемнадцать лет, проведенных на родине, у Ынчжу были и взлеты, и падения. Она происходит из образованной семьи, находившейся на достойной позиции в системе сонбун. Отец – ученый, дед – университетский профессор. Они жили в доме, построенном ее отцом собственными руками, в пригороде Вонсана. Когда Ынчжу была ребенком, учителя заметили у нее способности к пению и танцам, родители сделали всё, чтобы развить эти таланты. Она прошла через несколько прослушиваний, и ее приняли в кружок местного дворца пионеров. Выступления стали ее жизнью, а после нескольких лет обучения ее взяли в элитный коллектив юных певцов. Неделями она была вдали от дома, в Пхеньяне, живя в гостинице «Потхонган». По ночам ее вместе с другими девочками из труппы сажали в автобус с настолько сильно затемненными стеклами, что они не могли видеть, куда едут. Их привозили на роскошные вечеринки, которые проходили в скрытых от посторонних глаз резиденциях, где девочки пели и танцевали перед Ким Чен Иром и его приближенными.
Но наступление «Трудного похода» положило конец относительно идиллическим детским годам Ынчжу. Вон-сан, как и бо́льшую часть страны, очень сильно затронула финансовая катастрофа, которая привела к крушению системы распределения продовольствия и голоду. Трупы умерших людей валялись вокруг вокзала, на городских улицах, в окружавших дом Ынчжу горах, в которые отчаявшиеся люди уходили в поисках хоть какой-нибудь еды. Воры регулярно вторгались в их дом, чтобы утащить то, что можно съесть или продать. Мать Ынчжу стала нелегально ездить в Китай, чтобы контрабандой привозить продукты и предметы первой необходимости, которые Ынчжу и ее брат – в то время шестилетний мальчик – продавали на черных рынках, процветавших на задворках Вонсана.