Для старого бунтаря-рок-н-рольщика мой друг чрезвычайно чистоплотен. И если моя квартира вполне может сойти за студенческую общагу, у Карла всегда тарелки перемыты, а ванная сияет чистотой. Хотя и приходится постоянно спотыкаться о вышеупомянутое музыкальное хозяйство.
– Чаю хочешь? – спрашивает Карл.
Я киваю, тут же сожалея об этом резком движении. Приятель усаживает меня на диван и начинает домовито хлопотать. Я бы и рада сказать, что в такси мне удалось по дороге протрезветь – но это было бы враньем. Еще одним враньем. Стоит только начать обманывать, и вскоре ложь уже легко и естественно слетает с языка.
Я дрыгаю ногами, скидывая обувь, и распластываюсь на диванных подушках. Но даже к тому моменту, как Карл возвращается в комнату с двумя дымящимися кружками горячего чая и тарелкой тостов, мне почему-то не удается остановить бегущие вокруг головы стены.
– Небось за день еще и не поела, – говорит Карл, отчего я снова заливаюсь слезами.
Он садится рядом и, оторвав кусочек от чудесно пахнущего, намазанного маслом тоста, кладет мне в рот. Я машинально, как во сне, прожевываю и послушно глотаю – и так пока не кончается весь кусок. Затем дает глотнуть мне чай и держит у моего рта кружку, пока та не опустевает.
– Ну как, лучше? – спрашивает Карл.
Я, понятно, киваю, хотя мне ничуть не лучше. У меня по-прежнему кружится голова – равно как и его комната. Карл приваливается рядом со мной, запрокинув голову на спинку дивана.
– Так, и что мы будем с тобой делать?
– Позаботься обо мне, – слабым голосом прошу я, уютно примостившись на его плече.
– Да я вроде и так все время этим занимаюсь, – мягко пожимает он мне руку. – Надо бы отнести тебя в постельку, а то утром голова с похмелья будет раскалываться. Вот только не знаю, есть ли у меня чистое белье, – заметно беспокоится Карл, даже покусывая губу.
А что до меня – так чистая у него постель или нет, меня сейчас трогает меньше всего на свете.
– Себе я постелю здесь, – похлопывает он ладонью по дивану.
Я недоуменно взглядываю на него:
– Карл, мне совсем не хочется сегодня оставаться одной.
– Я буду здесь, рядом. Ты ж знаешь.
– Я хочу сказать… – Я не сразу решаюсь это произнести. – Останься со мной… на всю ночь[51].
– Слишком много водки, – усмехается Карл, легонько тыкая мне пальцем в кончик носа.
– Вовсе нет. – Я провожу руками по его куртке, расстегивая фирменные, со штампиком Levi пуговицы. – Это… это… Я хочу… Я просто хочу…
Просто мне хочется почувствовать что-то еще, кроме душевной боли и чувства вины, но мой одурманенный алкоголем мозг не в состоянии облечь это в слова.
– Если ты предлагаешь мне с тобою переспать, Ферн, то это замечательно. Но, видишь ли, прождав семнадцать лет, пока закончатся наши платонические отношения, я бы предпочел заниматься этим, когда ты будешь трезвой.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – мотаю я головой. И это последнее, что я помню за тот вечер.
И вот я просыпаюсь в постели Карла. Простыни изрядно помяты, но, на мой взгляд, вполне даже чистые. Все же меня озадачивает, что одинаково помяты оба края постели. Неужели мы с Карлом все же закончили тем, что переспали?
На ногах у меня не оказывается ни джинсов, ни моих головокружительных каблуков, однако, проверив нижнее белье, обнаруживаю его там, где ему и положено быть. Что ж, уже хороший знак! Оторвав голову от подушки, тут же понимаю, что лучше бы мне этого сегодня не делать. С поистине нечеловеческим усилием заставляю себя вылезти из постели, оборачиваюсь простыней и шаткой походкой бреду на кухню.
Чтоб я еще хоть раз, хоть каплю…
Карл уже хлопочет на кухне. Взбивая яйца, он тихонько насвистывает, что сразу режет мне по ушам.
– Привет, – говорю я от дверей голосом, больше напоминающим осипшего Барри Уайта[52], нежели здоровую на горло женщину.
От неожиданности Карл оборачивается как ужаленный:
– Тихо ты! – даже отшатывается он. – Ну и видок у тебя… пожеванный.
– Чувствую себя так же.
– Хорошо спалось?
– Наверно, да.
– Омлет будешь?
– Нет, – мотаю я головой, чего мне тоже сегодня явно не следует делать.
– Да, – поправляет Карл. – Он тебе точно пойдет на пользу.
Я бочком пробираюсь в кухню, поплотнее затягиваясь простыней, и, дабы удержать вертикальное положение, прислоняюсь к буфету. Даже в своем тормознутом состоянии чувствую, что Карл нынче какой-то взбудораженный. К тому же он сегодня лохматее обычного, и, надо сказать, это ему даже идет. На нем надеты только его любимые джинсы, и каким-то образом прорехи на них оказываются вполне даже на месте – через них очень дразняще проглядывают голые ноги. Я уже довольно долго не видела Карла в столь неодетом виде. По кухне он шлепает босыми ногами, и это тоже мне кажется невыносимо сексуальным. Мой милый рокер никогда еще не выглядел таким красавцем! Непроизвольно я бросаю быстрый взгляд на спальню, и Карл успевает его проследить.
Прокашлявшись, я спрашиваю скрипучим голосом:
– Слушай, а мы…
– Ну да, – кивает он. – Такой безудержный был секс! Точнее, ты была такой безудержной штучкой. Я и не знал, что ты способна на такие вещи! Скажи, а они вообще легальны?..
Я улыбаюсь:
– То есть нет?
– Нет, – признается Карл. – Конечно, нет. Считай меня странным человеком, но, когда я занимаюсь с женщиной любовью, я предпочитаю, чтобы она типа была в сознании.
– Ох…
– Кстати сказать, я приберег на будущее твое любезное приглашение разделить ложе. Думаю, это стоит еще одного «оха».
– Ох… – отзываюсь я.
– Твой омлет готов.
Взяв тарелку, отправляюсь в гостиную. Карл следует за мной и садится напротив, в единственное кресло.
– Спасибо, – говорю ему.
– За омлет или за то, что тобой не овладел?
– За то и за другое.
Мы избегаем встречаться глазами и вместо этого всецело сосредотачиваемся на еде. К тому многому, в чем Карл великолепен, как неожиданно для меня выясняется, он еще и готовит потрясающий омлет. Я ненадежно помещаю тарелку на колени, и жар от нее припекает мне кожу.
– Не хочешь малехо поподробнее мне поведать о вчерашнем?
– Не очень.
– А по трезвом размышлении ты все так же думаешь, что поступила как надо?
– Нет, – с тяжелым сердцем признаюсь я. – Вот что мне точно надо было сделать, так это встретиться с Эваном перед шоу и разрешить все наши недомолвки.
– Да тебе бы, наверно, и не позволили это сделать.
– Надо было хотя бы попробовать. Это было бы и благоразумно, и вообще по-взрослому. Тогда бы я смогла с чистой совестью идти на программу и выложиться там от души. До сих пор не верится, что я так вот профукала то, что для меня настолько важно. Для нас важно. – От стыда я не знаю, куда глаза девать. – Может, для большого успеха у меня просто не тот темперамент? Может, мне на роду написано всю оставшуюся жизнь петь в нашей пивнушке?
– Что-то мне не очень в это верится. Да и тебе, думаю, тоже.
– Спасибо тебе, Карл, что так здравомысленно к этому подходишь, – печально улыбаюсь я другу. – И спасибо, что не воспользовался моментом, когда я была такой… слабой и беззащитной.
– В смысле, нахлеставшись водки?
Оба смеемся.
– И спасибо, что ты мой самый лучший друг.
– Мне это тоже навсегда на роду написано?
Я не знаю, что на это ответить, а потому предпочитаю промолчать.
– Похоже, ты не намерена еще раз предлагать мне с тобою переспать, я верно понял? – говорит Карл, внезапно посерьезнев.
– Ну кто знает, кто знает, – язвительно усмехаюсь я.
Не то чтобы я не любила Карла – я очень его люблю. Нам как-то удалось пережить наш разрыв в пору юности, и не думаю, что мы были бы способны на это опять, уже во взрослом качестве. Я опасаюсь переходить с Карлом на более интимные отношения, потому что гораздо больше боюсь потерять его как друга. Что, если эти наши отношения не срастутся? Сможем ли мы вновь спасти нашу столь рискованную дружбу? Я не уверена, что хочу ставить ее на карту. Плюс к тому, конечно же, есть и еще кое-какое затруднение. Каким бы знойным ни казался Карл сейчас на кухне, от него у меня давно уже коленки не дрожат и ноги не подкашиваются. Так он действовал на меня, когда мне было пятнадцать, но теперь я слишком долго знаю своего приятеля, чтобы он вызывал у меня возбуждение. Мне бы не хотелось это говорить, но за столь долгое время мои чувства к нему перешли на иной уровень. Вот Эван Дейвид – тот как раз заставляет меня вновь чувствовать себя пятнадцатилетней неуклюжей девчонкой, и стоит ему ко мне повернуться – ноги у меня превращаются в кисель. Мозги, к большому сожалению, тоже.
– Наверно, я знаю, – отвечает Карл на мою насмешку. – Ты, должно быть, очень любишь этого Эвана Дейвида.
– Похоже на то, – пробалтываюсь я, отчего настроение у меня, естественно, лучше не становится.
– Но ведь он только что испоганил тебе жизнь.
– Ничего подобного. Мы с тобой же выяснили, что мне удалось это сделать самой.
Карл втыкает вилку в омлет.
– Ты бы точно выиграла этот несчастный конкурс, Ферн.
И, возможно, мой друг совершенно прав. Вот только мне от этого ничуть не лучше.
Глава 46
В дверь настойчиво трезвонили.
– Сейчас, сейчас. Чего так горячиться!
Дерек Кендал подскочил с дивана, отдернул занавеску и выглянул из окна гостиной на оживленную утреннюю улицу. Прямо напротив двери Ферн была припаркована чья-то очень дорогая машина.
– Что за черт? – скривил он губы.
Приехали определенно не к нему. Дерек глянул на часы. Десять часов, а от дочери ни слуху ни духу. Интересно, что же случилось вечером? Разве Ферн не говорила, что должна выступить на телешоу «Минута славы»? И хотя он внимательно просмотрел всю программу – если не считать тех нескольких минут, когда у него от тяжести смежились веки, – его дочь на экране так и не появилась. Да и после никак не дала о себе знать, что на Ферн, вообще-то, было не похоже. Она всегда была хорошей девочкой.