Песик поднял нос и улыбнулся. Его шкурка на солнце так и сверкала!
— Очень тебе идет этот наряд, Адольфик, — похвалила его Терина, и щуплый Адольфик взлетел вверх, словно белка. Но хозяйка не стала его ловить — пусть себе шлепнется на землю.
— Еще чего, — сказала она, — этак мы ничего не поспеем сделать, мой золотой… Тебе ведь известно, что сегодня мне нужно сходить за мясом!.. Пойдем, — произнесла она выразительно, — посмотрим, как они поживают там внизу.
Терина раздвинула заросли.
— У них туман, — улыбнулась она, — а у нас здесь солнышко. Да чего там… просто рай! — и обратила благодарный взгляд к небу.
Потом обошла дворик, обогнула крапиву, постояла над полюшком ромашек… Молодая бузина, как-то незаметно поднявшись у самой избы, уже начала доставать до крыши.
— Ну и силища у тебя! — одобрила ее Терина. — В один прекрасный день ты повалишь крышу, и дождик намочит мне нос!
Она склонила седоватую голову к кипенно-белым соцветиям.
— Вот это запах! Но мышам он придется не по вкусу. Можно было бы пожарить несколько цветов, мелькнуло у нее в голове, конечно, если только найду яйца…
Она заглянула во все места, где любили нестись куры, но обнаружила всего-навсего одно яйцо. Из-за одного яйца не станешь ведь растапливать печь. Она расколола скорлупу и выпила содержимое. Потом засунула скорлупки одну в другую и положила белую кучу возле дверей. Будь я воробышком, мне бы этого хватило.
Взяла метлу и раза два прошлась ею по двору, увидела ромашку, пробившуюся средь камней на пороге.
— Ты редкая гостья, — присев на корточки, она отвалила плоский камень, — и местечка тебе надо побольше…
Собаки в сенях обнюхивали сумки.
— Пора в дорогу, правда? — Она вытащила из сумки несколько грязных газет и принесла их в комнату. Половина помещения от пола до потолка была занята аккуратно сложенной старой бумагой.
Собаки почтительно поглядывали, когда она открывала шкаф. На внутренней стороне двери висело овальное зеркало, помутневшее от времени.
Взяв розовый платочек, хозяйка прижала его к глазам. Кровать и печка с длинной трубой и кипы газет сделались розовыми… Собаки стали похожи на поросят…
Она повязала платок на голову. А вот платье с волчьими маками. Она перекинула платье через спинку кровати. Кто ей принес его? Марванова? Нет, это подарок старостихи, от нее же и старое зимнее пальто, и серые ботинки. Но их она не наденет, ведь дождя нет. Наденет белые туфли, которые нашла в пепле… и бусы, розовые кораллы с ярмарки. Она принесла и четки, но четки не так красивы… Нет, платье она погодит надевать, рано еще. У торговки мясом в лавке сейчас толпы людей. Терине там пока нечего делать. Вот когда в лавке никого не будет, она и появится…
Собаки выбежали, пронеслись по зарослям. Идет кто-то. Лай не прекращался, она вышла во двор и раздвинула заросли. Сощурила глаза. Ага, секретарь! И… председатель, гм, гм, но собак она не отзовет…
Мужчины остановились. И собаки — тоже: встав в один ряд, подняли хвосты, короткими ножками уперлись в землю. Как солдаты, с гордостью подумала Терина.
Мужчины закурили. Однако стоило им сделать несколько шагов, как собаки снова сорвались.
— Чтоб вам пусто было, пустобрехи! — Председатель нагнулся взять камень.
Терина вышла из зарослей кустов. Собаки учуяли подмогу и залились пуще прежнего. Терина прикрыла глаза рукой, словно не узнавая пришедших. И хлопнула себя по лбу.
— Тихо! — прикрикнула она на собак, и они умолкли одна за другой. — Франтик, ну как тебе не стыдно! И ты, Марженка, туда же! С чем пожаловали, господа?
Секретарь передернул плечом, словно у него был выбит сустав.
— Ревматизм? Ревматизм? — спросила она с участием.
Он криво усмехнулся.
— А черную бузину вы пробовали? Не пробовали? А разве в прошлый раз я вам не советовала, когда вы приходили сюда из-за этого переселения! Нужно было меня послушаться. Да еще не поздно. Нарвите бузины, сколько сможете унести, а придете домой, обложите ею плечо и чем-нибудь завяжите, чтобы повязка держалась… Или на ночь, на ночь даже лучше. К утру полегчает, вот увидите. Бузина — всем лекарствам лекарство. Помните, господа начальники, перед ромашкой должно шляпу снять, а перед бузиной — на колени пасть!
Председатель запустил руку в нагрудный карман, где у него лежал протокол собрания районного народного комитета. В нем говорилось, что опять много жалоб на Катержину Кроупову. А еще там была рекомендация районного врача на перевоз Кроуповой в дом престарелых.
— Пани Кроупова, мы пришли по официальному делу…
— Проходите, проходите, — засмеялась она, — не стесняйтесь! — И, приподняв ветку, сама придержала ее, пока оба не очутились на дворе.
— Мы вам писали, — сказал секретарь, — вы получили наше письмо?
— Конечно, получила. А почтальона прогнала.
Секретарь вздохнул.
— Да вы оглянитесь вокруг, господа, — произнесла Терина с гордостью, — у меня все на воле, я никому жизнь не заедаю, — и она широко развела руками.
Секретарь с недовольным видом рассматривал кончики своих ботинок, а председатель глядел на собак, развалившихся на пороге, на тощих кур, на ящики от фруктов, на жестянки, на бутылки, на невероятное количество яичных скорлупок…
Председатель продолжал осматриваться и увидел траву среди соломы на крыше и бузину, упирающуюся в эту крышу. Он невольно улыбнулся, исполнившись вдруг веры в успех предприятия.
— Послушайте, ведь лазать на этот холм не так-то просто, — сказал он, — наверняка это стоит вам немалых усилий. Вот мы с секретарем как-никак моложе, а и то нам пришлось потрудиться…
— Да вам все труд, — сердито вырвалось у нее так, что собаки даже вздрогнули. — Ничего, ничего, — успокоила она их.
— А зимой опасно — поскользнетесь, сломаете ногу.
— И холодно тут, должно быть, — добавил секретарь, — уголь сюда не завезешь…
— А-а-а! — вскрикнула она, и собаки снова вздрогнули. — Правда, нам ведь не холодно здесь, правда? — обратилась она к собакам и потом снова повернулась к мужчинам: — До зимы нам еще далеко! Да и кто будет думать о зиме в начале лета? Посмотрите, какое оно чудесное! Вы бы послушали, как птицы поют поутру! Я на все и на всех гляжу, и никто меня не боится!
— А что, если нападет кто? — Секретарь попробовал пошутить.
— Я его пристукну, — ответила она.
— Пани Кроупова, — сказал председатель, и она вполне серьезно отозвалась:
— Что такое, господин начальник?
— Пани Кроупова, не можете вы здесь оставаться. Мы уже обсуждали на заседании народного комитета, писали вам… вот и секретарь приходил… Такая обстановка — не для человека. Уж если вы во что бы то ни стало хотите остаться в деревне, можно сделать так, чтобы деревня построила вам дом поприличнее. А пока они будут строить, вы какое-то время могли бы пожить в доме для престарелых. Временно, конечно. Тем более что вы больны, вас там полечат, и вы вернетесь в деревню, в новый…
— Но я здорова, — весело возразила она.
Секретарь покрутил головой.
— Вы больны, пани Кроупова, доктор говорит, вас то и дело видят на медпункте!
— Да, то и дело, — ответила она прямодушно, — потому что мне там нравится. Посижу, с людьми поговорю в зале ожидания, потом с врачом и медсестрой — эта словно ангелочек… Но если мне чего-то не хватает, так я забираюсь к себе и носа не кажу на улицу. А доктора мне вовек не надобны, я ото всех болезней сама избавляюсь.
— Люди также обращают внимание на то, — заметил обессилевший председатель, — что у вас здесь нет условий вымыться по-настоящему.
— Есть условия, почему нет? Захочу — насобираю полные плошки дождевой воды!
— Пани Кроупова, — председатель был уже здорово раздражен, — вы должны понять, жить здесь вам нельзя. Это неприлично. Район такое проживание не разрешает. Мы вам отстроим подходящее жилье. Дадим в подтверждение бумагу с печатью. Но вы должны временно переселиться…
— Никуда я не переселюсь! — отрезала она.
— Церемонимся тут с ней, — прошипел секретарь. Он вспомнил, сколько из-за старухи пришлось проделать работы в совете и на комиссии, с врачом и с деревенскими, а уж писанины-то, не приведи бог! И потом — это уже второй поход к ней.
— И чего мы с вами столько возимся, тетя, — в ярости произнес он, — бог ты мой, да вы только посмотрите на себя! На вас грязь шевелится!
— Вот приказ. — председатель протянул Кроуповой руку с документом.
Повернувшись к ним спиной, она высоко задрала юбку.
Когда же опустила ее, мужчин и след простыл. Она осталась одна со своими…
Собаки поняли, что она в них нуждается. Псы подходили к ней, один за другим, и Терина каждого брала на руки, гладила, пес спрыгивал на землю и освобождал место следующему. Прошло немало времени, пока она со всеми посовещалась. И теперь была абсолютно спокойна. Пройдя сквозь заросли, она позвала:
— Начальник!
Мужчины обернулись.
— А господь меня возьмет, — услышали они, — возьмет, и голову мне вычешут ангелы.
Она вышла на порог — теперь ее звали собаки.
В бузине стоял дрожащий ребенок.
— Тихо, — прикрикнула она на собак, — вы что, не видите, ведь это ребенок!
— Не бойся, они тебя не тронут… вот этот рыжий — очень хороший. Подойди, погладь его! Адольфик, поди сюда!
Адольфик подполз к ребенку. Оба дрожали.
— Как тебя звать-то?
— Руженка, — с трудом выговорила девочка.
— Руженка, — нараспев повторила Терина. — Руженка… я тебе что-то дам, Руженка.
Вскоре она вернулась, спрятав руки за спину. Девчушка таращилась на плетеную корзину с большой ручкой. Прутики посерели от времени.
— Сюда насобираешь цветов, Руженка, — Терина сорвала горсть ромашек и растопырила узловатые пальцы, — так… а еще бузину, понюхай… ха-ха, у тебя желтый нос! Вот бы еще сюда пион или розу, сорви себе внизу. В деревне — там розы свисают с забора, а что висит через забор, то каждый может взять. А как наберешь полную корзинку, станешь цветочки разбрасывать вокруг себя да приговаривать: «Руженка, королева всех цветов!».