Доброе утро, монстр! Хватит ли у тебя смелости вспомнить о своем прошлом? — страница 30 из 60

На следующем сеансе Дэнни рассказал, что ходил на могилы к жене и дочери. Он пытался сказать им все, что не смог сказать в прошлом.

– Я был слишком слаб, чтобы сказать им некоторые вещи, когда они были живы.

Я попыталась переубедить его, сказав, каким сильным он был. Дэнни дал себе обещание никогда не пить и сдержал его. Сделал одну «ошибку» в школе-интернате, сказав «привет» на кри, и был сильно избит, после этого не совершив ни одной «ошибки». В моих глаза Дэнни являлся героем. Даже в школе-интернате пытался изменить что-то. Он заботился о животных, выращивал томаты, был трудолюбивым человеком и борцом по натуре. Владелец компании грузовых перевозок тоже заметил это. Несмотря на все, что случилось, Дэнни не просто хотел жить, а хотел становиться лучшей версией себя.


Шли месяцы, пациент начал воспринимать себя более объективно. Он больше не удивлялся премиям, которые получал в качестве рождественского бонуса.

– Что ж, я многое делаю для компании. Я заслужил.

Когда я спросила Дэнни, получили ли другие работники компании премии, он сказал, что никогда не интересовался этим и никогда никому не говорил, что получал сам:

– Это не в моем стиле.

Подшутив, я сказала:

– У Дэнни теперь есть свой стиль? (Третья шутка за три года терапии.)

Дэнни был доволен работой. Он трудился в одиночку, что ему, несомненно, нравилось, ориентировался по картам и увидел практически всю Северную Америку. Он был похож на современного кочевника, который сам себе хозяин, в свободное время читал книги за ужином. (У него всегда была с собой какая-нибудь книга, которую он носил в кармане кожаной куртки.) Еще было какое-то чутье, которое помогало оценить обстановку на дорогах: ни одна пылинка не попадала на его многомилионные грузы. Эта врожденная способность помогла ему преуспеть в своем деле, на это влияло и посттравматическое стрессовое расстройство. Люди с ПТСР сверхчувствительны. Их иммунная система никогда не отдыхает – ощущение опасности позволяет мгновенно оценивать обстановку. Именно поэтому тяжело жить вместе с людьми, страдающими от ПТСР.

Третий год терапии подходил к концу, у Дэнни наблюдался прогресс в эмоциональном плане Он позволил себе чувствовать одиночество и сожаления, которые преследовали его долгие годы. Часто вспоминал про жену и дочку. Научился влиять на окружение и начинал формировать чувство самоуважения. Сейчас, когда Дэнни «оттаял», как он сам выразился, мы приступили к новой фазе лечения. Мы потратили три года на так называемую терапию белых людей, работали над тем, чтобы Дэнни смог распознавать эмоции, научился выражать их при общении с другими людьми и, наконец, ставить личные границы. Последнее Дэнни описал как установление «электрического забора вокруг того, что ты хочешь сохранить в секрете». Мы достигли целей.

К тому же я не хотела измерять его успех с помощью психологических терминов белых, но и сказать, что он вылечился, тоже не могла. Я знала, Дэнни предстоит много работы, и мне нужен был совет, чтобы я смогла помочь.

Один их индейских целителей, с которым я консультировалась время от времени, сообщил:

– Индеец должен быть индейцем, иначе он станет пустым.

Тридцать лет спустя, в 2018 году, американский писатель индейского происхождения Томми Ориндж в своей книге «Там мы стали другими»[22] писал: «Важно, чтобы он одевался как индеец, танцевал как индеец, даже если это просто действие, даже если будет чувствовать себя обманщиком, потому что единственный способ быть индейцем в нашем мире – выглядеть и вести себя как индеец».

Мне казалось, Дэнни нужно восстановить связь со своей культурой и опробовать духовное исцеление, которое никогда не являлось частью психотерапии Фрейда. (Я часто размышляла о том, как широко могли бы распространиться теории Фрейда, если бы он не был евреем из Вены, который постоянно находился в окружении евреев. Как сильно бы отличался процесс психоанализа, если бы он встретился с индейцами в своей приемной?)

В течение более четырех лет терапии с Дэнни я часто ездила в северную часть страны и встречалась с индейскими целителями и психиатрами, чтобы помочь пациенту. Те целители добродушно тратили свое время на разговоры со мной, и я очень многому научилась. Их желание помочь, учитывая тот факт, что белые пытались искоренить индейскую культуру, просто поразило меня. Я знала, что не смогу вылечить Дэнни, если не буду использовать комбинированный подход.

Была одна причина, почему я так оптимистично настроилась на успех на последней стадии работы с Дэнни. Несмотря на то что на протяжении десятков лет индейская культура находилась под угрозой исчезновения, она осталась жива. И Дэнни был тому доказательством. Он носил длинные косы и сохранил внешние составляющие индейской идентичности. После многих лет, проведенных в школе для белых, работая на работе для белых, он до сих пор видел сны, характерные для индейцев, где с ним разговаривают животные. В этой вселенной волки помогали, а белая казарка[23] однажды подарила ему гигантское яйцо в лесу. (За следующие двадцать лет терапии у других пациентов-индейцев были схожие сны про животных – черта, отличающая их от белых людей.)

Очевидно, Дэнни нужно было воссоединиться со своими корнями. Однако для признанного одиночки, который опасался, что старые раны вновь начнут кровоточить, это будет трудно.

7За верхней границей леса

Одним способом, с помощью которого Дэнни мог наладить связь со своим культурным наследием, были его члены семьи.

Я думала, они поспособствуют его воссоединению с культурой. Возможность обсудить данный вопрос появилась, когда Дэнни начал рассказывать о том, как много взял дополнительных рабочих часов. Я спросила, почему он трудится сверхурочно, если уже скопил достаточно денег, получая премии и бонусы.

– Мне больше нечего делать, – ответил он. – Да и я не против поработать лишний раз.

– Вы ходите куда-нибудь с друзьями?

– Как-то раз, года два-три назад, ходил с другими водителями в бар. Но они просто сидели и пили.

– Среди них были индейцы?

– Нет.

– А с индейцами вам бы было чем заняться?

– Когда я был в Виннипеге, я постоянно ходил по барам в поисках сестры, но, если честно, понял, что это не для меня.

– Что именно? Быть индейцем?

Буквально прочитав мои мысли, он тихо сказал:

– Думаю, школа-интернат дает о себе знать. Знаете, когда мы ходили на службы в школе и каялись в грехах, я каялся в том, что был индейцем.


Однажды в канун Рождества Дэнни сказал, что повезет груз через всю страну за двойную оплату.

– Думали ли вы когда-нибудь заехать по пути в резервацию? – спросила я.

– Заехать по пути? – Он презрительно посмотрел на меня. – Туда не получится просто заехать по пути. Сначала надо лететь в северную часть страны, потом лететь через лес на вертолете, а дальше ехать на квадроцикле. Это почти полдня езды по льду.

– Уверена, если вы попросите владельца компании, он оплатит поездку.

– Я и сам могу, просто не хочу ехать туда.

Потом я спросила про отца и родственников. Его отцу должно быть уже около шестидесяти лет, но Дэнни практически ничего не знал про младших братьев, которые родились и росли, когда он учился в школе-интернате.

– А что насчет Роуз?

– Я до сих пор спрашиваю про нее в Виннипеге. Сейчас ей было бы сорок пять лет. Скорее всего, она мертва – убита. Я был в полиции три раза.

– Полиции было какое-то дело до этого?

– Да никому нет дела до этого.

– За исключением вас.

Он кивнул. Впервые я увидела, как его глаза начали наполняться слезами. Мы долго сидели молча.

Вскоре после рождественских каникул я снова предложила съездить к родственникам. Дэнни отказывался.

– Я только начал лучше себя чувствовать и не хочу рисковать, снова потеряв себя и свои эмоции.

Он был прав – Дэнни находился в безопасной среде, и, может быть, ему нужно время, чтобы решиться отправиться в резервацию. Он знал об этом больше, чем я.


В первую неделю января Дэнни пришел в кабинет, сел и сказал:

– Что ж, я ездил повидаться со стариком и младшими братьями.

Это в стиле Дэнни: сначала он обдумывал мою идею, а потом, через некоторое время, осуществлял ее. Он рассказал, как летел на вертолете вместе с местным констеблем, который вез лекарства для больницы.

– Он тоже был индейцем, поэтому спросил про мою семью в резервации. Когда я назвал имена отца и братьев, он не сказал ничего типа: «А, да, он – бывший охотник, сейчас в возрасте, знает старый язык». Это плохой знак.

Пока внизу простирались километры леса, Дэнни думал, что не видел отца уже двадцать лет, последний раз на похоронах матери.

– Я помнил его как двадцатилетнего молодого мужчину, целыми днями расставлявшего капканы, а сейчас он был старым.

По словам Дэнни, поселение было похоже на пустырь, только покосившиеся дощатые дома вокруг кирпичной школы. Констебль довез его до самого дома, внешний вид которого оставлял желать лучшего: облезшая краска, отсутствие дверной ручки, щели между досками забиты газетами, чтобы хоть как-то спастись от холода.

– Я не был уверен, постучаться или просто войти, как бы сделал сын, – поделился Дэнни.

Он постучал, но замешкался, боясь, что приезжать сюда было плохой идеей. Когда вошел, то увидел отца, лежащего на потрепанном диване.

– Он выглядел старым, старше своего возраста, лицо было опухшим и желтым, покрытым шрамами от прыщей. Раньше у него не было проблем с кожей. Он был высоким и большим мужчиной, как я, но сейчас стал выглядеть куда ниже, появился большой живот.

Поначалу отец не узнал его, а потом удивленно посмотрел и сказал:

– Кто прислал тебя? Должно быть, я сильно болен, сильнее, чем думал.

Дэнни сказал, что был в Виннипеге и решил залететь сюда.

– Он озадаченно посмотрел на меня и произнес: «Никогда бы не подумал, что ты носишь косы». Я проигнорировал эти слова, потому что знал, что он имел в виду: сравнил меня с «яблоком» – красное с одной стороны и белое с другой.