Психологи должны спрашивать про сексуальную жизнь пациентов, но я понимала, что Дэнни – очень скрытный человек и вряд ли сам расскажет.
Однако, зная историю пациента, я должна была узнать и про историю Саисин.
– Секс?
– А что с ним? – уточнил Дэнни, будто я спросила про что-то непонятное.
– Ну, у вас были определенные проблемы из детства, над которыми мы работали.
– В конце концов, мне не пришлось объяснять, почему у меня не растут волосы на груди, – сказал он двусмысленно.
Я улыбнулась и кивнула: это был обходной способ сказать, что он не нервничал, занимаясь сексом с женщиной индейского происхождения, о которой заботился, и чувствовал себя комфортно.
После небольшой паузы он буквально прошептал:
– Как-то раз она села мне на колено во время завтрака, пока я пил кофе.
Мы оба знали, что это триггер. Он посмотрел в окно и сказал:
– Я подумал о том, над чем мы с вами работали, вспомнил про эпизод с кличкой, которая мне не нравилась. Я сказал ей: «Мне не нравится, когда люди садятся ко мне на колени». Она тут же встала, но выглядела расстроенной и смущенной, поэтому я объяснил: «Это напоминает мне про плохие моменты, которые я пережил в школе-интернате. Дело не в тебе». Кажется, она все поняла и не стала обижаться. Если честно, я сначала боялся, не хотел, но сделал это. Я должен был, ведь иначе все могло получиться, как с женой. Я не хочу повторения той ситуации.
– Близость – это язык, который сложно выучить. Но у вас получилось.
– Думаю, я разговариваю на этом языке почти без акцента, – произнес он с оттенком сухой иронии.
Когда я спросила, живут ли Дэнни с Саисин вместе, он улыбнулся и ответил, что недавно начали: несколько месяцев назад она приехала к нему и не стала возвращаться домой.
Еще один важный этап был пройден, когда Дэнни вместе с Саисин и ее братом поучаствовали в церемонии заклинания (ритуальная встреча у североамериканских индейцев). Он сказал, что там было много людей и очень шумно, ему не очень понравилось. Я снова попыталась вдохновить его на участие в индейских целительных ритуалах.
И он попробовал: поехал в ритуальную парную недалеко от Торонто, с восемью другими мужчинами. Во время ритуала они сидели в кругу под крытым куполом, а в центре лежали раскаленные камни. Он узнал, что круглая форма вигвама олицетворяет беременную Мать-Землю; камни называются «прародителями», так как очень старые и многое повидали. Там было невероятно жарко. Камни нагревались в четыре этапа, на втором мужчины один за другим выплескивали эмоции вместе с потом, который выходил из них. Такой ритуал занимает целый день.
Дэнни сказал, что, когда на улице стало темно, он почувствовал, будто находится в горячей утробе матери. Он услышал от других мужчин «отвратительные вещи», которые преследовали и его многие годы. Чувствовал, будто был отравлен случившимся в школе-интернате; он потел, и этот яд выходил из него. Другие делились тем, что разочаровывают семьи, злоупотребляя алкоголем. Дэнни подумал, что, возможно, это хотел бы сказать его отец, если бы у него была возможность поделиться болью.
В течение следующих шести месяцев он опробовал все виды целебных практик коренного народа. Поучаствовал там, где главным атрибутом является курительная трубка, – попытался воссоединиться с Матерью-Землей и выразил надежды на будущее. Ходил на дискуссионный круг, где люди, как сказал Дэнни, «говорили, пока не выскажут все, это занимает много времени». Его любимым ритуалом было очищающее окуривание, во время которого из человека уходит плохая энергия. Он и Саисин окуривались почти каждый день, очищая дом и свои души. Дэнни это нравилось, поскольку для него ритуал стал насыщением энергией на целый день и наполнял хорошим настроением каждое утро.
Ближе к концу терапии он как-то сказал:
– Знаете, а вы были правы.
– Слышать такое – просто музыка для моих ушей, – ответила я.
Он потряс головой.
– Белые люди любят говорить, что были правы. Они готовы сказать об этом пятьдесят раз на дню.
– У меня бледная кожа и светлые волосы, поэтому я вдвойне белая. И в два раза чаще говорю о том, что была права. Скажите, в чем именно, чтобы я смогла насладиться своим успехом, – рассмеялась я.
– В терапии у белых нет духовности: это как бублик – в середине пусто, – сказал он. – Вы показали, что такое эмоции и боль, и все в таком духе, но мы не изучали ничего про духовность и исцеление души. Мне действительно была нужна целебная практика коренных жителей.
За последний месяц терапии Дэнни удалось съездить на охоту вместе с братом Саисин.
– Нам пришлось лежать на земле, чтобы выждать появления лося, – рассказал он. – Этих животных легко спугнуть. Они чувствуют, что рядом охотник. Никто не смог так долго пробыть на холоде в сорокаградусный мороз. Однако я принял вызов.
По моему лицу растянулась широченная улыбка, я была готова кричать от восторга.
– Да, да, все верно. Я пролежал в лесу на животе четыре дня, но поймал лося.
Я начала хлопать и потеряла всю объективность, которая должна быть присуща психологу. Но не хотелось быть безэмоциональным врачом, использующим только подходы Фрейда. Дэнни нуждался в ком-то, кто на его стороне и не просит ничего взамен – кто заботился бы о его внутреннем состоянии. Люди, которые перенесли серьезные психологические травмы, кажутся онемевшими, но как только рядом оказывается сочувствующий наблюдатель, все меняется. Однако им нужно время, чтобы начать доверять ему.
Дэнни понравилось охотиться. Расставляя капканы, он вспоминал все хитрости, которым когда-то учил его отец. Он вспомнил доброту и терпение отца. К нему вернулось много хороших воспоминаний про былые времена, проведенные рядом с родителями. Дэнни чувствовал, как дух леса воссоединяется с ним. Он улыбался, рассказывая про поездку, я раньше никогда не видела такой улыбки на его лице: широкая и искренняя, демонстрирующая ровные белые зубы.
Как только я увидела ее, то поняла: наша терапия подошла к концу. Мне было грустно.
– Дэнни, наша совместная работа окончена. Вы и сами должны ощутить это.
Он встал, мы оба знали, что это последний сеанс. Дэнни был скуп на эмоции в момент расставания, и я не поддалась своим порывам. Он просто развернулся и вышел из кабинета.
Я смотрела на него через окно. Когда-то я побаивалась этого человека, а сейчас он был для меня как брат. Дэнни шел в своей кожаной куртке, и его косы развевались на ветру.
9Воссоединение
ДЭННИ БОРОЛСЯ И ВЫИГРАЛ БИТВУ. Многие люди, оказавшиеся в схожих обстоятельствах, не выбрались бы из болота ментальной нестабильности и отклонений. Почему же так произошло? Во-первых, я считаю, личностные качества Дэнни и его темперамент сыграли большую роль. Мать, которая сыграла небольшую роль в его жизни, однажды сказала очень важные слова: «Он всегда был упрямым». Иначе говоря, он просто не мог сдаться.
Он принял решение, что никогда никому не позволит сломить себя, и сдержал его.
Он принял решение не пить и потом упрямо, как бы сказала мать, или решительно, как бы сказала я, следовал своему обещанию. Во-вторых, всегда, даже будучи маленьким мальчиком, был одиночкой. У него не было социальных потребностей, как у большинства. Его сестра Роуз, например, осталась с родителями и пыталась заполучить их любовь, даже поддерживая их образ жизни, а потом и сама уподобилась им, заливая проблемы алкоголем. В-третьих, важнее всех врожденных личностных качеств, что Дэнни жил в любви и привязанности к родителям до пятилетнего возраста, в основной период формирования личности. Если бы родители являлись выходцами из школы-интерната, как многие другие индейцы, результат и общая картина случившегося были бы намного печальней.
Дэнни использовал один из самых мощных приемов, известных в области психологии: деперсонализацию. Он отключил чувства. Это была идеальная броня. Единственная проблема с подобным защитным оружием – он едва ли мог привязаться к кому-то или ощущать все радости жизни. Как он сказал в самом начале терапии: «Мне не нужна радость». И был прав, в каком-то смысле. Что лучше – чувствовать или сохранять рассудок? Многие годы он выбирал второй вариант.
Кроме того, на протяжении тринадцати лет его буквально заставляли отречься от индейских корней, он упрямо отказывался это сделать. Были времена, когда приходилось подчиняться правилам: каясь за свою культурную принадлежность к народу, который считался «плохим», он даже начал испытывать сильную тревожность, когда слышал родной язык кри. Однако Дэнни был сильным воином. Он продолжил носить длинные косы, сохраняя культурное наследие. На протяжении пяти лет он работал над собой, шаг за шагом приближаясь к цели, восстанавливая идентичность, которую у него украли.
Для меня Дэнни стал необычным пациентом. Он научил меня многому в аспекте многонационального лечения, показал один очень грустный факт: общество белых людей, их социальные институты и поведение разрушили его семью и семьи многих других коренных жителей. Мне пришлось столкнуться с осознанием, что я являюсь членом группы людей, пытавшихся ассимилировать и искоренить культуру индейцев. Неудивительно, почему Дэнни не сразу доверился мне.
Этот случай из моей практики продемонстрировал ограниченность психотерапии. Она создана без учета культурных особенностей человека, – это пояснил мне доктор Брант. Индейские целители доказали, что в нашей терапии нет духовности. Я впервые осознала, какой культурно-специфичной была наша с Дэнни терапия, мне пришлось столкнуться с ограниченностью и преодолеть ее собственными силами.
За несколько лет до того, как Дэнни стал моим пациентом, я ходила на курсы плетения соломенных корзин. Создание одной маленькой заняло у меня целый месяц. Она стояла на столе в кабинете и была настолько маленькая, что я в ней могла хранить только скрепки. Дэнни корзиночка показалась забавной, он говорил:
– За что с тобой так поступили, брат?