– Впервые во сне вы осознали, как тяжело для девочки дошкольного возраста быть мамой.
Как только руки Аланы начали покрываться красными пятнами, я уверила ее в том, что злиться на мать – это нормально; она сама скрывала от себя истинные эмоции.
Дети, на которых в слишком раннем возрасте возложили ответственность, которую те еще не готовы нести, не могут принять факт слишком юного возраста. Лора, которая осталась одна в лесу с сестрой и братом, сконцентрировалась на провале в качестве родителя и почти не обращала внимания на то, что ее бросили. В этом плане у Аланы сложилась похожая ситуация. Вместо того чтобы похвалить себя за то, что она с трех лет воспитывала младшую сестру Гретхен, она беспокоилась за пропуски в школе.
Дети, которые подвергались насилию, часто обладают чрезмерной бдительностью. Они научились распознавать опасность – от этого зависела их жизнь. На одном из приемов Алана рассказала про ситуацию на работе. На ресепшен подошел раздраженный мужчина и попросил позвать одного из юристов компании. Как оказалось, он проиграл дело по опекунству над детьми после развода и собирался убить юриста супруги. Никто не почувствовал опасности – за исключением Аланы, сразу же приметившей этого мужчину в заполненной клиентами комнате ожидания. Она позвала охрану и вызвала полицию. У мужчины нашли оружие, все здание эвакуировали.
Алана объяснила, что обладает шестым чувством, которое работает как радар, определяющий психов.
– Те, кто подвергались насилию в детстве, похожи на ищеек, – объяснила она. – Они сканируют окружающую среду в поиске подозрительного. Если ты этого не сделаешь, ты труп.
Она могла определять опасность, как Дэнни, способный определить воров по пути следования маршруту. Оба жили с хищниками. Алана рассказала, что Арт часто наставлял ружье на нее и Гретхен, когда напивался или был под кокаином, говорил, чтобы они встали у стенки и молили о пощаде.
– Та стена вся была в дырках от пуль. Когда он засыпал, мы накрывали его одеялом и убирали ружье подальше.
– Задумывались ли вы когда-нибудь о том, чтобы застрелить Арта из этого ружья? Особенно в подростковом возрасте? – спросила я.
– Конечно. Я представляла, как убиваю его, играя в видеоигры. И до сих пор представляю. Потому-то я так хорошо в них и играю. Но я решила, что оно не стоит моего пожизненного заключения. Я бы стала не лучше его самого.
– Вы были на войне и сражались за свое здравомыслие, – сказала я, покачав головой. – Убийство Арта, должно быть, было тем еще соблазном.
Позже Алана сказала, что тот момент стал ключевой точкой нашей терапии. По выражению моего лица она поняла, что я говорю эти слова искренне. До этого женщина воспринимала сочувствие как лицемерие, но в моем случае это часть работы. Когда я намекнула, что Арт заслужил смерти и она была бы полностью оправдана за содеянное, клиентка поняла, что я – на ее стороне.
Очевидно, спрашивать, почему она не убила отца, не было проявлением моего профессионализма. Однако это был мой способ сказать, что я понимаю ее чувства, злость, которую Алана испытывала. Эта злость порой затмевала разум, не давала заметить ей солнечный свет. Она увидела отражение своей злости в моих глазах.
4В клетке
ХОТЯ АЛАНА И ХОТЕЛА УБИТЬ АРТА, она сбежала, не причинив ему вреда. И, будто в сказке, кое-кто пришел на выручку. Чтобы лучше понять, о чем идет речь, давайте обратим внимание на взаимодействие Аланы с внешним миром.
Когда она пошла в садик, Арт дал дочери совет: лучше залечь на дно и не пытаться общаться с кем-то, иначе ее заберут в детский дом и она никогда больше не увидится с сестрой. Из-за этого она боялась оставлять Гретхен одну дома и часто прогуливала школу. Дома много читала и усердно училась, а в классе сдавала пустые листы. Как оказалось, Арт не домогался до Гретхен: он уходил из дома и встречался с дружками. Когда Алана возвращалась, сестренка буквально прилипала к ней. Она редко плакала, но крепко вцеплялась в руку Аланы и никуда не отпускала.
Поразительно, что никто за все двенадцать лет не звонил Арту и не проводил психологическое обследование старшей дочери. Никто в школе не стал выяснять причину частых пропусков. Никто не интересовался, почему Алана приходила в школу в одной и той же грязной одежде, почему Арт постоянно отказывался подписывать согласие на поездки с классом, почему девочка никогда не приносила с собой обед в школу или деньги на еду из столовой. Даже врачи не стали выяснять, почему она с восьми лет принимала противозачаточные таблетки, а половые органы были в таком ужасном состоянии.
Однажды я побывала в аэропорту родного города Аланы – Принс-Руперт. Единственным человеком, которого я встретила возле аэропорта, был какой-то мужчина из администрации города. У него брали интервью для выпуска новостей. Он говорил о том, как много денег вложено в развитие социальных служб. Я не смогла воздержаться от комментария насчет того, что однажды у меня был пациент из Принс-Руперт, в течение восемнадцати лет подвергавшийся насилию, и никто не помог. Он ответил, что в городе высокий уровень безработицы, рыболовство и лесная промышленность находятся в упадке, 40 % населения составляют индейцы. Поэтому, если одна белая девочка ходила в школу, у нее был хотя бы один родитель, место проживания и мало-мальское пропитание, то она не так уж и плохо жила.
Когда я спросила, почему Алана не обращалась за помощью в социальные структуры, она сказала, что это было слишком опасно. Возможно, они бы поверили, но Алана боялась разлуки с Гретхен. Кроме того, некуда было идти, кроме детского дома. Почти четверть века назад проблема домашнего насилия редко обсуждалась. А если бы поверили не ей, а Арту, то с ней могло случиться то же, что с матерью, – он бы навсегда разлучил ее с сестрой. И это в лучшем случае. Она знала, на что Арт способен: он бы убил ее или Гретхен, а мог бы убить обеих каким-нибудь невероятно изобретательным способом. На кону стояла их жизнь.
Но когда Алане исполнилось четырнадцать, она выбралась из клешней Арта. Однажды она шла домой и проходила мимо дома Рейчел, своей одноклассницы, которая сидела на крыльце с мамой. Женщина пригласила Алану зайти к ним на ужин. Девочка согласилась. Ее позвали за стол, та, превозмогая боль, вызванную насильственными действиями Арта, села на край стула. Мама одноклассницы заметила это и спросила Алану, что случилось, – страх на лице девочки вызвал подозрение, женщина поняла, что что-то не так. До нее доходили слухи. Ее муж часто ходил разбираться с шумными вечеринками, которые закатывал Арт с дружками. Все это ей не нравилось. Она позвонила в полицию и сообщила про Арта.
Меньше чем через неделю приехала полиция и застукала Арта, когда он насиловал Алану. Нашли большое количество наркотиков – даже этого было бы достаточно, чтобы посадить его – и огромную коллекцию детской порнографии. Также обнаружили незарегистрированное оружие и увидели в стене дырки от пуль. В доме отсутствовала еда. Везде было грязно и не прибрано. Полиция тут же забрала Алану и Гретхен. С тех пор они никогда не видели Арта.
Гретхен попала под опеку семьи из Германии, у которой была своя пекарня. Ей там нравилось, она помогала выпекать хлеб. Это стало ее профессией; она изучала хлебопечение и кондитерское дело в колледже в Торонто.
Больше проблем возникло с Аланой – ведь она была подростком. Девочка хотела жить поближе к сестре или в интернате, но никак не в приемной семье: боялась, что приемные родители окажутся очередной компанией сумасшедших.
– Даже если бы в интернате и были сумасшедшие надзиратели, они были бы рядом только в течение восьми часов в день. Худшее, что могло произойти, – отсутствие внимания в мою сторону, а это было подобно раю, – объяснила Алана.
В течение следующих трех лет она жила в интернате, недалеко от дома приемной семьи Гретхен. Потом, после того как потерпела неудачу в университете, оставалась рядом с сестрой, пока Гретхен не исполнилось восемнадцать. Они вместе переехали в Торонто.
Несмотря на то что Алана уехала подальше от Арта, в эмоциональном плане он остался рядом. Его щупальца обвили ее мозг и включали «кассеты», наполненные ненавистью.
Жестокие манипуляции заставили ее сомневаться в собственном восприятии. Она была настолько травмирована, что до сих пор было сложно отличать реальность от демонического мира. Это и стало причиной драматичного ухода Аланы из университета. Пришлось закончить обучение.
Прошел второй год терапии, и я начала замечать, какой хрупкой на самом деле была Алана. Она быстро рассказала свою историю, но только сейчас я понимаю, каких потерь это ей стоило. С одной стороны, как я и сказала, она сделала несколько больших шагов вперед, проявила себя на работе, настояв на повышении зарплаты, начала реалистично воспринимать свою мать и осознала, как тяжело ей было воспитывать Гретхен.
Алана была нацелена на то, чтобы сделать «большой скачок». Эту фразу мы позаимствовали у Мао Цзэдуна. Однако в любой план действий вмешиваются непредвиденные ситуации, которые приводят к катастрофе.
Лечение Аланы приобрело форму прогресса – она преодолевала стадии психологического развития. Большинство находятся в определенной последовательности; на преодоление одной ступени у ребенка, например, уходит несколько лет, прежде чем перейти на следующую стадию развития. Удивительно, что они сохранились с древнейших времен и перешли в современный мир. (Нельсон Мандела, например, в автобиографии описывает, как все тринадцатилетние мальчики из его африканского племени начинают жить отдельно в доме для подростков – наглядный пример, как четко обозначается начало нового этапа развития.)
Травма способна замедлить эмоциональное развитие.
Ребенок долго пытается справиться с ней, но у него не хватает сил на эмоциональный рост. Как только у Аланы начали появляться улучшения, как только она стала эмоционально зрелым человеком, женщина начала кругами проходить через все стадии – от младенчества до позднего подросткового возраста – за невероятно короткий промежуток времени. Я не слишком волновалась по этому поводу, так как не была уверена, в какой стадии развития находилась Алана, посещая еженедельные сеансы.