– Всю прошлую неделю Алана настаивала на разводе, говорила, что не любит меня и никогда не любила.
По словам Джейн, она была не в себе, выкрикивая грубости, которые Джейн не смогла повторить вслух. Алана рассказала про все ужасы, которые происходили в прошлом.
Джейн уверила Алану, что любит ее и всегда будет любить, что они смогут во всем разобраться. Крики и драматизм не были присущи Алане. Мы обе привыкли к ее сдержанности и невозмутимому выражению лица. Джейн также рассказала, что каждый раз, когда у них назревал эмоциональный разговор, Алана напивалась – это случалось примерно раз в месяц. Раньше она вообще не пила. Джейн даже разработала для партнерши специальную систему – Алана могла написать о своих чувствах, отправив письмо по электронной почте. И такая тактика работала, пока она не начала пить. Алана не могла вести разговор один на один, однако с легкостью описывала эмоции в письме.
Я понятия не имела, что Алана пьет. Я начинала осознавать, что спустя три года терапии еще очень многого не знаю о ней. Получается, я знала пациентку такой, какой она хотела, чтобы я ее видела? Так же, как и с Артом. Хотя знала наверняка: я потеряла нить терапии, и обеим предстоит много работы, если и когда она пойдет на поправку.
Мы зашли в палату. Алана выглядела почти как тот кит из ее сна: кожа имела сероватый оттенок, губы казались немного синими. Она была очень слаба, почти без сознания. Когда Джейн взяла ее за руку, Алана одернула свою. Я видела, как выражение боли появилось на лице Джейн.
Она, естественно, была озадачена, почему это случилось сейчас, когда Алана, казалось бы, начала делать успехи в терапии.
– Чтобы пойти на поправку, требуется немало усилий, – сказала я. – Но видит бог, Алана усердно работала. Она смогла разрушить свои защитные стены, которые мешали ей идти дальше, однако подобные изменения сделали ее уязвимой. Джейн, я не могу рассказать больше.
Она сжала мою руку и выразила понимание. За такой короткий промежуток времени Джейн смогла поразить меня добротой и уравновешенностью. Я видела, как она переживает и заботится об Алане, которую бескорыстно любит. У них за плечами практически десять лет, проведенных вместе.
Алана находилась в реанимации в течение недели, а потом в обычном отделении, пока ее печень не пришла в норму. Джейн сказала, что Алана просила передать свои извинения за беспокойство во внерабочее время. А также оставила инструкции: я больше не должна навещать ее, она оплатит пропущенные сеансы и свяжется со мной, когда будет готова возобновить терапию. Для Аланы было трудно принимать помощь даже после попытки совершения суицида. Я уважала ее личные границы и больше не приезжала.
5Хлоя
ЧЕРЕЗ ДЕВЯТЬ ДНЕЙ АЛАНУ ВЫПИСАЛИ. Потом она куда-то пропала на три дня. Отчаявшаяся Джейн позвонила, спросила, не знаю ли я, где Алана.
Примерно через два дня после звонка я увидела пропавшую клиентку в комнате ожидания. Она сердито зыркнула на меня.
– Ну что ж, привет, незнакомка, – поздоровалась я.
Только чуть позже я поняла, как иронично звучало приветствие.
Она пожала плечами, будто я была навязчивым консультантом в магазине, прошла мимо меня в офис, даже не взглянув. Алана уселась в кресло и сказала:
– Ну и что?
Когда я начала расспрашивать ее про попытку суицида, она рявкнула:
– А как, черт возьми, я должна избавиться от бессмысленных отношений? Я же вам огромные бабки плачу, вот вы мне и скажите!
Я была обескуражена нехарактерной грубостью. Когда упомянула нашу встречу с Джейн в больнице, она возмутилась:
– Что вы делали в больнице? В реанимацию пускают только родственников. Вы не моя мать.
Я молчала, пытаясь понять, повредился ли ее мозг после случившегося, или она пьяна. Резкий тон голоса был абсолютно незнаком.
Наконец я спросила:
– Где вы были?
– Честно говоря, не знаю. Я как-то оказалась на ступеньках «Харт хауса», – ответила она, упомянув название места для отдыха и развлечений при университете, которое располагалось в соседнем доме от моего офиса.
– Я пришла сюда, чтобы выпить чашечку кофе, но, видимо, он мне не полагается, – продолжала язвить Алана.
Я сделала ей чай, а пока она пила, поведала про беспокойство со стороны Джейн.
– Каждый гребаный разговор про Джейн, – со злобой произнесла пациентка. – Она вцепилась в меня мертвой хваткой. Такая же чокнутая, как и я. Мне еще тридцати нет, я не хочу быть с полуженщиной-полумужчиной. К черту. Я хочу девушку с большими сиськами, вот и все, черт возьми!
Сказать, что я была ошеломлена, – ничего не сказать. Это не Алана. Грубый тон, злость, вульгарность выражений – все это неправильно. Она резко повернулась и спросила:
– Почему все связано с Джейн, Джейн и только с Джейн? Я сказала ей, что мы расстаемся, а она, что хочет умереть, что не выдержит расставания. Ты хотела смерти, Джейн, я покажу тебе гребаную смерть. Потом я проглотила таблетки. Этого было достаточно? Нет. Она продолжила успокаивать меня, докучать. Меня уже тошнит от ее доброты. Она прямо-таки святоша какая-то. Я хочу сбежать уже от нее, – сказала Алана раздраженным и злобным тоном. – Да она даже домой пришла не вовремя. Она пришла слишком рано. Доктор сказал, что еще пару часов, и я бы умерла.
– Она не дала вам умереть. Как эгоистично, – произнесла я невозмутимым тоном.
– Ага, она пытается контролировать мою жизнь. Как сказал французский философ Сартр: «Жить или умереть – вот истинный жизненный выбор».
Я решила проигнорировать это философское отступление. Мы теряли нить обсуждения психологической проблемы. Я спросила, беспокоился ли кто-нибудь еще. Она сказала, что звонил начальник.
– Я послала его.
Когда я навещала Алану в больнице, то заметила, что в палате стоял огромный букет цветов и корзинка с фруктами. Скорее всего, начальство и отправило эти подарки.
Алана продолжила выплескивать гнев:
– Кстати говоря, я хотела сказать вам кое-что насчет журналов в комнате ожидания. Не думаете ли вы, что статьи в журналах The New Yorker, The Atlantic, Harper’s, которые лежат у вас на столике, слишком длинные, их не успевают дочитать, пока ждут сеанса? Или вы просто хотели показаться умной для клиентов? Это не работает, если что.
Позже я заметила, что страничка с одной статьей из журнала была вырвана.
– Вы сегодня не в настроении?
– Все в порядке с моим настроением.
Стало понятно, сегодня Алана – подросток. Только они могут говорить таким примитивным способом, отрицая очевидные вещи. Я ничего не ответила. Она наконец сказала:
– Да уж, ваши сеансы – бесполезная чушь. – И быстро вышла из офиса.
Перед уходом домой я написала следующую заметку:
Я знаю, что разговаривала сегодня не с Аланой. Это была не ее походка, не ее голос, не ее личность. Она вела себя агрессивно и грубо. Это другая Алана. Казалось, что она не знала, где находится мой офис. Кроме того, она не заплатила. Алана всегда оставляла чеки и спокойно выходила из офиса, не тревожа других клиентов. Эта личность буквально вылетела из кабинета и громко хлопнула дверью. Следует обсудить происходящее с Аланой и спросить настоящее имя, ведь я уверена, что разговаривала не с ней, а с кем-то другим.
Впервые я начала думать, что, возможно, столкнулась с диссоциативным расстройством личности. Я решила еще раз тщательно пройтись по «истории болезни». Проблема заключалась в том, что Алана воспитывалась таким образом, что, будучи ребенком, никогда не показывала настоящих чувств. Если пациентка как-то косвенно намекала мне на наличие других личностей, эти намеки были настолько тонкими, что я упустила их.
Сейчас у нее появилась новая личность – кто-то, кто ходит и разговаривает совершенно по-другому и не помнит, где находится офис, – мне нужно более точно установить диагноз.
Я определила для себя три приоритетные задачи. Во-первых, мне нужно узнать как можно больше про диссоциативное расстройство личности. Во-вторых, тщательно разобрать все записи, которые я вела на протяжении трех лет терапии, попытаться найти то, что косвенно пыталась сказать Алана. В-третьих, когда достаточно подготовлюсь, нужно расположить Алану на разговор и осторожно спросить, с кем я разговаривала на прошлом сеансе.
Я прочитала все, что я могла, по данной проблеме и консультировалась со специалистами из Англии и Техаса. Я рассказала им, что Алана более десяти лет подвергалась физическому и эмоциональному насилию. Они согласились, что этого достаточно, чтобы идентифицировать диссоциативное расстройство личности. Один из коллег спросил, обладает ли женщина высоким уровнем интеллекта и креативности. Я сказала, что да. Коллега рассказала, что на практике сталкивалась с подобным: ее пациент, страдающий диссоциативным расстройством личности, обладал теми же качествами.
Термин «диссоциативное расстройство личности» в отличие от старого «синдрома множественной личности», который использовался до 1994 года, более точно описывает психическое состояние Аланы. Сущность синдрома основывается на том, что у человека существует несколько личностей, а сущность расстройства отличается – фрагменты главной личности иногда проявляются. И пока у главной отсутствуют какие-то жизненные навыки – как, например, умение постоять за себя, выражать гнев или сексуальное желание – новые личности буду появляться в качестве возмещения отсутствующих черт характера.
Это очень сложное расстройство. После того как я прочитала несколько книг, посмотрела все существующие видеозаписи и проконсультировалась с экспертами, я пришла к выводу, что на возникновение расстройства влияет несколько факторов. У пациента должно наблюдаться сложное ПТСР, как у Дэнни – это означает, что пациент в течение долгого времени подвергался физическому, сексуальному и эмоциональному насилию. В то же время пациент должен обладать природной стойкостью воли и приспособляемостью. Все это в совокупности с хорошей памятью, изобретательностью и высоким уровнем IQ. Такая необычная комбинация встречается достаточно редко. Диссоциативное расстройство личности – это изощренный способ вынести невыносимое, способ защиты разума для сохранения большей части себя.