Я перечитала все записи, которые велись во время терапии, пытаясь найти то, что могла упустить. Наконец обнаружила письмо, которое Алана как-то раз отправила мне: на шести страницах сравнивала свой мозг с компьютером. Она придумывала названия всем рукописным работам – эту назвала «Лучше держать их в клетке». Я прочитала заголовок вслух и только сейчас поняла: это было предзнаменованием, предупреждением, которое я упустила.
Алана знала, что использует другие личности, но они всегда были под ее контролем. Она сравнивала свой мозг с оперативной системой компьютера, который мог одновременно запускать несколько программ. Ими и были остальные личности. Например, когда не хотела появляться в суде на слушании дела, она выпускала одну из личностей, которая могла противостоять юристам и отказаться идти на слушание. Никто и подумать не мог, что это не настоящая Алана. Только когда я перечитала письмо, я поняла, что имела в виду клиентка: она больше не могла контролировать другие личности.
Сейчас у меня были необходимые доказательства, настало время сообщить о диагнозе. Я позвонила ей на работу, Алана тепло поприветствовала меня.
– О, Гилд! Я как раз собиралась позвонить вам. Сколько лет, сколько зим. Мы же продолжим встречи по четвергам?
Это был привычный мягкий тон голоса и вежливая манера общения.
Мне предстояло очень хорошо подумать, как вести следующий сеанс. Было ли у Аланы диссоциативное расстройство личности или нет? С одной стороны, в прошлый раз она разговаривала другим голосом, будучи совершенно другим человеком (даже походка отличалась – напоминала грубую и резкую походку ковбоя из старых фильмов про «Дикий Запад»). Однако была и пара причин, заставляющих сомневаться в вынесенном мной диагнозе. Первая причина – другая личность проявилась лишь единожды за три года терапии. Что само по себе странно. Вторая причина – диагноз казался притянутым за уши, напоминал что-то из области фантастики. За двадцать пять лет практики я не сталкивалась ни с чем подобным. Мне нужно было быть очень осторожной – в литературе велись большие споры насчет расстройства. К тому же я, как психолог, осознанно или неосознанно могла посеять зерно о наличии других личностей в голову пациента.
Когда Алана пришла в четверг на сеанс, лишь по выражению ее лица я могла понять: настоящая вернулась. Она рассказала, что начальник был обеспокоен почти двухнедельным отсутствием. Алана объяснила, что у нее хронические проблемы с печенью – произошло внезапное обострение болезни.
– Я не хотела врать, и отчасти это правда.
Чтобы не сказать ничего провокационного, я просто спросила:
– Что вы делали в течение четырех дней, когда выписались из больницы?
– Кажется, не особо помню.
После долгой паузы она сменила тему:
– Я ушла от Джейн. Сейчас живу в другой квартире, в нескольких кварталах отсюда. Не очень помню, как все произошло. Я так скучаю – хочу позвонить, но боюсь.
Я спросила, как Джейн пережила расставание. Алана сказала, что она была опустошена и разбита, даже не ходила на работу несколько дней. Я понимала, как Алане было тяжело покидать место, уже ставшее для нее домом.
– Честно говоря, не представляю, как решилась на такое. Я не хотела никого ранить, ведь так всегда поступал Арт. И даже с ним предпочитала просто игнорировать многие вещи. Думаю, я могу быть жестокой, по крайней мере, мне так сказала Джейн.
– Это совершенно на вас не похоже.
– Но я была вынуждена вырваться из отношений.
– Я поняла. Вам нужно двигаться дальше. Джейн была в роли родителя. Она была наилучшим выбором для вас, ведь, будучи трансгендером, она могла быть и мамой, и папой. Но как только вы пошли на поправку, вам стало не нужно остаться ребенком. Вы хотели быть подростком, а потом повзрослевшей девушкой и иметь отношения с кем-то своего возраста.
Алана выглядела озадаченной, поэтому я пояснила:
– Вы начали расти в эмоциональном плане. Уход от родителей и начало самостоятельной жизни – важная часть развития.
Я спросила, почему Алане оказалось так сложно сказать Джейн о решении расстаться.
– Это жестоко, будучи ребенком, я пообещала себе никогда не проявлять жестокость по отношению к близким людям, как это делал Арт, – ответила она. – Джейн не сделала ничего, чтобы заслужить подобное отношение к себе, тем более я дала клятву всегда любить ее. В каком-то смысле я до сих пор люблю ее и буду любить. Она просто прекрасный человек. Но я не влюблена в нее.
Чтобы дать понять Алане, что выражение чувств и эмоций не является жестокостью, я спросила:
– Думаете, люди, которые подают на развод, такие же грубые и жестокие, как Арт?
– Нет, они когда-то любили друг друга, но потом изменились и не смогли быть вместе. Такое случается. Каждому приходится пройти через расставания, особенно если мы женимся на человеке, который был для нас первым партнером во всех смыслах.
– Думаю, я поняла вас. Всем приходится расставаться.
В нашем разговоре я сделала акцент на том, что терапия помогает людям расти, и иногда, чтобы расти, приходится расставаться с партнерами и друзьями, оставляя их позади. Алана столкнулась с дилеммой: ей просто необходимо выбраться из старых отношений, но она не знала как. Другими словами, была в ловушке.
– Я пыталась покончить жизнь самоубийством, но выжила. Потом я оказалась загнанной в угол.
– Что случилось потом, когда вы вышли из угла?
– Я абсолютно ничего не помню.
– Что ж, значит, девушка, которая забегала ко мне на прошлой неделе, была не Алана.
Она выглядела ошарашенной и сбитой с толку.
– Я не приходила сюда на прошлой неделе.
Когда я убедила ее в обратном, она воскликнула:
– О нет!
Алана полезла в карман пальто и вытащила оттуда ободранную страницу. Когда я напомнила ей, как она злобно вырвала ее из журнала, который лежал в комнате ожидания, женщина схватилась за голову. Дыхание участилось, но я знала, что сейчас самый подходящий момент выяснить все.
– Кто был здесь на прошлой неделе? Точно не вы.
– Кажется, Хлоя. По вашему описанию я поняла, что это очень похоже на нее.
Несколько минут Алана сидела молча, а потом посмотрела мне прямо в глаза. Такое она делала редко. «Кассеты» Арта крутились в голове дни напролет, как сказала Алана, ей нужно было как-то заглушить их.
– Мне нужна была помощь. Еще несколько лет спустя я придумала других людей, которые смогли бы справиться с этими записями, чтобы я спокойно работала.
(Позже Алана призналась: она думала, будто у каждого в голове есть другие личности, но они не рассказывают про это другим – ведь как иначе людям удается жить в этом мире?)
– Альтернативные личности? – уточнила я.
– Думаю, да, что-то вроде этого. Я называю их «программами».
Я попросила Алану описать Хлою.
– Она мерзкая и противная. У нее подлая душонка. Она орет и кричит на Арта, говорит, чтобы он отстал.
Заведя разговор про отца, я спросила, является ли Хлоя единственной альтернативной личностью, которая помогала ей справляться с Артом. Она призналась в существовании другой: угрюмого подростка по имени Роджер.
– Роджер смотрел на Арта испепеляющим взглядом, – ответила она. – Арт ненавидел этот взгляд, Роджер был специально предназначен для него.
Я опять надавила, спросила, есть ли еще. Она улыбнулась и описала «представителя» по имени Амос.
– Он – невоспитанная, но добродушная деревенщина. Когда Арт кричал на меня и называл шлюхой, Амос просто смеялся над ним, подшучивал.
Потом, впервые за три года терапии, Алана от всей души рассмеялась, хватаясь за живот, и начала посылать Арта на все четыре стороны:
– Эй ты, жаба. Прекрати квакать уже.
Амос не показался мне таким уж забавным, каким казался Алане. Однако, по ее словам, он лучшее, что случалось с ней в жизни: смех помогал избавиться от голоса Арта в голове.
Я хотела узнать, когда они выходят наружу. Алана настаивала на том, что они всегда под ее полным контролем.
– Хлоя, Роджер и Амос – просто программы, которые я запускаю при необходимости, – возразила она.
– Почему же тогда Хлоя смогла вырваться? – спросила я, напоминая о прошлом визите ко мне.
Чувствовалось, что Алана может сесть на мель и вновь повторить попытку суицида. Я больше не доверяла внешнему спокойствию; нам нужно было действовать быстро и четко.
– Подумайте об этом, – сказала я медленно и спокойно.
Спустя пять минут Алана начала перебирать все произошедшее. Расставание с Джейн, насколько бы оно ни было необходимым, стало болезненным для обеих.
– Она продолжала говорить, что мы счастливы, сможем во всем разобраться. Я пыталась взять вину на себя, сказав, что слишком плохая и не подхожу для любви, но Джейн не уходила. Загнанная в угол, я выпустила Хлою и дала ей свободу, чтобы наговорить Джейн гадостей. Я напилась так сильно, что почти не слышала этих слов. Ну, на самом деле слышала, но приглушенно, будто находилась на дне колодца.
Алана принялась анализировать свое психологическое состояние, когда решила покончить жизнь самоубийством:
– Я просто думала, что больше никому не нужна. Арт где-то в сотнях миль отсюда, у сестры есть муж и двое прекрасных детей. Ей хорошо без меня. А я так жестоко поступила с единственным человеком, который подарил мне новую жизнь, который любил меня. Я подумала: «Арт был прав. Я истинное зло». И выпила таблетки.
Алана так и не вспомнила, как приходила в мой офис, как сняла новую квартиру, как вернулась на работу в тот день. Похоже, Хлоя все сделала сама.
– Вы уверены, что это был первый и единственный раз, когда одна из «программ» вышла из-под контроля?
– Это первый раз, про который я знаю, – призналась она. – После того как я выбежала из аудитории, когда подумала, что профессор смеется надо мной, из памяти выпала целая неделя. Я предположила, что это была кататония. Похоже, у меня случалось что-то подобное…
Я начала думать, проявлялись ли другие личности, когда Алана ушла из университета. Еще мне начало казаться, что после той «интрижки» со студенткой-практиканткой во время сеанса я разговаривала с Хлоей. В тот раз я заметила нехарактерную для Аланы манеру речи.