Мэделин избавилась от тяжелого груза, осознав, что в нелюбви матери не было ее вины, – она не была нелюбимым «монстром», просто мать не могла ее любить.
И последним открытием стал ответ на вопрос: «Она не могла любить меня, но почему ненавидела и называла «монстром»?» Мэделин являлась символом провала и неудачи для Шарлотты, которая подсознательно понимала: дочь нуждается в том, чего она не может ей дать. И один лишь взгляд на девочку напоминал о собственной никчемности – никому не нравится делать то, что не получается.
Вооружившись открытиями, Мэделин смогла разрушить привычные модели поведения. Она перестала навещать Шарлотту во Флориде, перестала угождать каждому капризу богатых клиенток (которые напоминали Шарлотту). Вместо этого она принялась налаживать новые связи, ставила новые цели и не поддавалась на попытки клиентов менять условия договоров и манипулировать ей.
Когда перестаешь бояться своей матери и тебе становится ее жалко – это обычно означает, что ты прошел долгий путь к выздоровлению.
5Виражи
ЧЕТВЕРТЫЙ ГОД ТЕРАПИИ оказался невероятно беспокойным для нас обеих.
Мэделин нужно было начать выполнять заказы в указанные сроки. На одном из сеансов она начала паниковать и выкрикнула прямо из-за закрытой двери:
– Кофе, сейчас же! Боже, что мне делать? Я не знаю, за что хвататься!
Потом кинула бумаги на стол и добавила:
– Это – все невыполненные заказы. Один из них нужно доставить в Лос-Анджелес к четвергу. Я решила отправить Антона, так как заказ очень важный, но я уверена, что самолет разобьется. Когда мне уже станет лучше?
Похоже, Мэделин в очередной раз столкнулась с деструктивной тревожностью, а страх авиакатастрофы усилился.
– Есть три варианта, – сказала я. – Первый – позволить ему полететь и как-то жить со своей тревожностью, второй – принять медикаменты, которые помогут привести бизнес в порядок, третий – работать над этим на терапии. Если бы я была на вашем месте, я бы одновременно принимала медикаменты и работала на терапии.
Мэделин была подавлена медленным темпом лечения и необходимостью принимать лекарства.
– Вариант с лекарствами – точно нет. Я не хочу быть, как мать. Она принимала все, что выписывали, и даже больше. Отец никогда не пил таблеток. Ему уже семьдесят, он до сих пор работает по двадцать четыре часа, а молодые не поспевают за ним.
После долгой паузы она опустила голову и пробормотала:
– Мое тело больше не вынесет.
Я посмотрела на нее, высокую и подтянутую, – я не совсем понимала, что имеется в виду. Наконец женщина призналась, что у нее было четыре рака, и они не связаны друг с другом. В двадцать один год ей диагностировали рак груди, в двадцать восемь – рак щитовидной железы, в тридцать пять – рак матки. Сейчас меланома.
Я покачала головой. Я знала про болезни от отца, но было интересно, почему Мэделин сама так долго не рассказывала про это. Когда я спросила, что, по ее мнению, могло стать причиной появления болезней в столь раннем возрасте, она ответила:
– Если честно, мне хотелось подойти к этому вопросу с научной стороны, и я прочитала множество книг. Думаю, моя иммунная система изжила себя, когда я была еще ребенком, – сейчас практически ничего от нее не осталось.
Женщина сидела в кресле, щелкая ручкой.
– На следующей неделе я пойду на обследование, и уже знаю, что у меня найдут рак.
Потом я спросила, верит ли она в то, что рак – это очередное наказание для «монстра». Мэделин подняла на меня глаза и сказала:
– Ура, наконец-то вы поняли меня. Думаю, Бог сказал: «Рака груди недостаточно, давайте наградим ее раком щитовидной железы. Давайте сделаем так, чтобы она не смогла иметь детей».
– Вам хотелось иметь детей?
Она задумчиво посмотрела в окно.
– Мне бы хотелось, чтобы у меня был выбор. Рак спас меня от того, чтобы родить ребенка от Джои.
– Это Бог наказывает вас или судьба?
– Это то, что сказала мать: «Мир узнает, какая ты на самом деле, и у тебя будет ужасная жизнь. Монстры не могут прятаться». Поверьте, я не то чтобы верю в это, в этом вся моя жизнь. И рак тому подтверждение.
Я спросила, как Шарлотта отреагировала, когда у Мэделин диагностировали первый рак в двадцать один. Вместо того чтобы ответить, она начала рассказывать, как мать ушла из семьи. Шарлотта и Джек переехали в Нью-Йорк, где он начал новый бизнес, и проводили зиму во Флориде, в доме, который достался Дункану от родителей, но который он отдал Шарлотте.
– Жизнь стала в разы лучше без нее, – продолжила Мэделин. – Мы с отцом проводили время вместе. Он ходил на все мероприятия, в которых я участвовала. У нас появилась горничная, Нельчинда, которая жила с нами, – она была доброй и ласковой. Я очень привязалась к ней, и она переехала со мной в Нью-Йорк, когда я окончательно перебралась сюда.
Я не понимала, почему Мэделин игнорирует мой вопрос. Поэтому снова задала его. Она потрясла головой, будто ей сложно вспомнить тот момент; по лицу я видела, что ей тяжело вновь столкнуться с теми событиями.
– Отец сказал ей, и она прислала открытку. Я до сих пор помню, что она была розового цвета с нарисованным белым поездом. Внутри была надпись: «Поскорее выздоравливай». А ниже подпись: «Шарлотта».
– Не «Мама»?
– Нет.
Когда Мэделин диагностировали рак щитовидной железы четырнадцать лет назад, Шарлотта пришла навестить дочь в больнице.
– Я была в шоке, когда увидела ее. Отец был со мной практически все время. Она вошла в палату в розовом платье и розовых туфлях на каблуках и сказала: «Дункан, твой секретарь сказал, что ты тут». И сказала буквально одно предложение, выразив сочувствие.
Потом Мэделин спросила, почему Шарлотта так одета. Она ответила, что они с Джеком, который ждал ее в машине, были на свадьбе.
– Она отдала отцу бумаги о разводе и ушла. Когда нужны были деньги, она угрожала ему разводом. Кстати говоря, они так и не развелись. То есть на самом деле она приходила не чтобы навестить меня, а чтобы получить деньги от отца.
Я сказала, что это, должно быть, стало большим разочарованием, однако Мэделин ответила:
– Только потому, что, как я выяснила во время терапии, дети никогда не сдаются. И только сейчас я искренне верю в то, что сдалась. Она похожа на тыкву, которыми украшают дома на Хеллоуин. Ее мать вытащила все, что было внутри, и вырезала большую улыбку. Если бы Шарлотта не была такой симпатичной, она бы стала психопатом и провела всю жизнь в тюрьме.
– Если вы действительно в это верите – это просто замечательно, но почему продолжаете верить в мантру матери о монстре?
– Логически, мозгами, я не верю. Я была для нее символом того, кем она не могла быть: матерью для своего ребенка. Шарлотта ненавидела меня за это. И все же «монстр» – единственное определение, которое у меня было.
– А что насчет отца?
– Он прилетает в Нью-Йорк каждую неделю и помогает мне по работе. Лучше бы я кому-нибудь платила. Если честно, это было бы удобнее.
– Он делает все, кроме того, чтобы пустить вас в свой дом.
– Именно.
– Большой вопрос в том, не означает ли его страх перед психически неустойчивой и самовлюбленной женщиной то, что он не любит вас?
– Я чувствую, что он любит меня. У вас все может быть очень запутанно, но вы все равно будете любить ребенка. Кстати говоря, Антон задавал мне тот же вопрос. Мы часто разговариваем, когда остаемся на работе допоздна.
– Кажется, вы очень доверяете Антону.
– Да. Он был рядом во время развода с Джои, помог разобраться с той интрижкой, был рядом во время визита мамы и ее тупых дружков. Ей нравится делиться моими успехами, так как в их глазах она становится «идеальной матерью». Она постоянно выпендривалась перед друзьями тем, что я работаю с очень известными и богатыми клиентами.
– Антон видел весь этот цирк?
– Да. Мы шутили над тем, что его отец такой же, как моя мать, поэтому мы оказались в одной лодке.
Мэделин описала Антона как умного и чувственного человека, только он не очень хорошо знал английский язык. Он жил с братом и дома разговаривал только на русском. Мэделин, которая редко распылялась на комплименты, рассказала, каким талантливым музееведом является Антон, – может сказать дату создания того или иного антикварного предмета с точностью до пяти лет. Музееведы должны знать не только историю и обладать знаниями о ремесленничестве, но и иметь талант и заточенный на распознавание антиквариата глаз.
Перейдя к более важному аспекту, я спросила, есть ли у Антона жена или девушка. Мэделин ответила, что в течение недолгого времени, живя в России, он был женат, но развелся. Когда я спросила, в каких отношениях они находятся, женщина сказала, что у них не было секса. Вместе – они хорошая команда, но совершенно разные и крутятся в разных кругах. Антон получил степень бакалавра в одном из лучших университетов Москвы, общался только с представителями большой группы людей из России, проживающих в Нью-Йорке. Мэделин восхваляла профессионализм Антона и его феноменальную память. Однако он совершенно ничего не смыслил в денежных вопросах. Я предположила, что если бы Мэделин нужен был кто-то разбирающийся в денежных вопросах, она могла бы остаться с Джои. Мы обе посмеялись.
Встретившись на сеансе на следующей неделе, я увидела Мэделин очень уставшей. Виенна, забрав кофе, поставила стакан на стол и сказала:
– Прежде чем я уйду, я скажу кое-то доктору Гилдинер.
– Виенна, я плачу тебе не за то, чтобы ты надоедала. Пожалуйста, выйди.
– Не-а. Доктор Гилдинер, думаю, Мэделин не сообщила вам, откуда у нее такие синяки под глазами, – она работает уже 678 дней без выходных. Я это точно знаю, ведь тоже работаю без продыху. От этого у любого рак появится. Я беспокоюсь о ней. Нужен отдых.
– Но тебе хорошо платят, и я разрешаю тебе на выходных приводить с собой сына.
– Я не жалуюсь; я забочусь о вас. Слышали, что такое забота? Боже мой! – Произнеся это, Виенна вышла из офиса.