ми. Она была одета в тонкий синтетический топ, через который виднелся черный бюстгальтер. Линде был двадцать один год, а отцу Лоры около тридцати, но выглядел он гораздо старше. Когда они вместе выходили куда-нибудь, все думали, будто Линда – четвертый ребенок.
Молодая женщина подошла к ним, цокая каблуками, и поддельно детским голосом сказала:
– Привет, мои дорогие, я ваша новая мамочка.
Трейси и Крейг поздоровались в ответ, а 13-летняя Лора просто бросила мимолетный взгляд на 21-летнюю соперницу и прошла в комнату. Ей пришлось ютиться вместе с братом и сестрой в одной комнате. Двери не было, на потолке красовались разводы от воды, спали дети на двухъярусных кроватях.
В течение двух лет Линда практически всегда находилась в алкогольном опьянении и в отличие от прошлой мамы не была такой тихой. Она орала и кричала, что могла бы быть с любым мужчиной, но застряла тут со старым неудачником. Отец тоже напивался и бил Линду. Лора приносила ей лед, чтобы прикладывать к губе или глазу.
Однажды ночью, в кульминацию трехдневной попойки, они опять поругались. Лора пересказала сценарий, по которому проходили все ссоры: мачеха кричала на отца, сравнивая его с другими мужчинами.
– Она знала, как его это раздражало, он буквально взрывался, и все равно продолжала так делать. Линда не знала, когда остановиться, и поплатилась. Отец без конца говорил, чтобы она заткнулась, иначе пожалеет.
Лора вспомнила, как сидела в комнате и читала книгу «Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет»[10], и вдруг послышались звуки драки и падающих на пол вещей, а потом звуки перепалки на лестнице. Трейси и Крейг остались в комнате, Лора вышла и увидела Линду, лежащей внизу лестницы. Отец был весь в поту и тяжело дышал. Он сидел в разодранной футболке за кухонным столом, взявшись за голову. Лора побежала к лестнице.
– Она лежала там без сознания, шея была под странным неестественным углом.
Лора не смогла нащупать пульс и побежала наверх звонить в службу спасения. Потом посмотрела на отца и поняла, что он мог толкнуть «жену» с лестницы.
– Я сказала ему снять разорванную футболку. Потом спрятала ее в своей комнате и дала ему другую. Отмыла кровь с его рук. Трейси и Крейгу сказала не пугаться, когда приедет полиция.
– А что делал отец все это время?
– Он был пьян в стельку.
Когда приехала «Скорая», врачи констатировали смерть из-за перелома шеи. Лора сказала, что Линда упала с лестницы. На вопрос о побоях Лора ответила, что во время падения женщина ударилась практически о каждую ступеньку.
– Она была местной пьяницей, в барах с ней всегда возникали проблемы. Ее тело увезли на каталке, и больше никто ее не видел, – выделяя только основные события, поделилась Лора.
– На следующий день, протрезвев, отец сказал, чтобы мы были осторожны на лестнице – некоторые ступеньки были сломаны. У Крейга был молоток и гвозди, для надежности он забил ими некоторые ступеньки и крышку гроба легенды о том, что Линда упала.
– Легенды? – спросила я. Мне было интересно, знала ли Лора наверняка, что отец толкнул женщину с лестницы.
– До сих пор не уверена, толкнул ли он ее, или она сама упала. Никто не видел, что произошло.
– Она упала так сильно, что разбилась насмерть, – отметила я.
– Это так, – согласилась Лора, а потом добавила: – Но она была настолько маленькой и худой, что едва ли весила сорок килограммов. Да и вообще, люди постоянно падают с лестниц и разбиваются – такое случается.
– Что вы чувствовали после смерти Линды во всех сложившихся обстоятельствах?
– Если честно, мне никогда не нравилась Линда. Она была самовлюбленной, требующей внимания конченой пьяницей. Она никогда не готовила и была для меня еще одним человеком, с которым сложно сосуществовать и общаться.
– Все же это событие могло нанести травму детской психике. Это уже второй раз, когда вы звонили в службу спасения после смерти жены вашего отца. Сначала мама, потом и мачеха.
Лора сказала, что не чувствовала себя травмированной. На тот момент для нее это была еще одна проблема, требующая решения, не более.
– Вы подозревали отца в случившемся, злились на него или стали бояться?
– Вы подумаете, что я странная, но я винила себя. Настоящей травмой для меня было то, что я поспособствовала возвращению Крейга и Трейси обратно в Торонто. Отец не занимался их воспитанием. Я должна была предвидеть это и не перекладывать на него такую ношу.
– То есть вы винили себя за то, что были обузой для отца, вместо того чтобы винить его за смерть Линды?
– После двух лет терапии я понимаю, что с той логикой было что-то не так, но это именно то, что я чувствовала в тот период.
Как психолог, я была удивлена приверженности Лоры отрицать очевидное. Неважно, осознавала ли она, на что был способен отец, дочь до сих пор не могла переложить всю ответственность на него.
Я начинала понимать, что имею дело не с куском льда, а с целым айсбергом.
К концу второго года терапии прогресс был налицо, но нам требовалось более глубоко погрузиться в отношения Лоры с отцом. Сон, где она разрушила огромную поделку в виде кота из папье-маше, помог ей взглянуть на него реалистичнее. Я боялась, что пока пациентка защищает отца, она будет продолжать исполнять ту же роль и с другими мужчинами.
На практике, услышав историю Лоры, я начинала думать, что, возможно, отец был не просто несчастным алкоголиком, а психопатом, который убил и Линду, и первую жену. Может, воспоминания Лоры о матери блокировались посредством защиты ее отца. Знала ли она больше о смерти матери на бессознательном уровне?
4Разоблачение
ДЛЯ РАБОТЫ С ПАЦИЕНТАМИ психиатры могут применять различные методы, основанные на определенных психологических теориях. В течение первых лет частной практики я в большинстве случаев полагалась на парадигму Фрейда, которая допускает существование бессознательного. Со временем я стала эклектиком: объединяла приемы гештальт-терапии, связанные с ролевыми играми и анализом связи между врачом и пациентом, чтобы увидеть, как он решает возникающие конфликты и взаимодействует с окружающим миром. Я также использовала клиент-центрированную психотерапию Карла Роджерса, где клиент является экспертом самому себе, а психиатр – слушатель и наставник.
Одним словом, я узнала, что использование только одного подхода имеет ограничительный характер. Мне нужно было обдумывать каждый случай и подбирать самую подходящую тактику. Иногда пациентам было сложно погружаться в себя и вести самоанализ. У них возникали проблемы с выражением эмоций по принципу свободных ассоциаций Фрейда. Поэтому приходилось переключаться с инсайт-ориентированного подхода на ролевой, где пациент попадает под давление и вынужден отвечать. Например, если кто-то злится на начальника, я притворяюсь этим начальником – истинные эмоции пациента становятся очевидными при выполнении подобного упражнения. Или в случае, если кто-то жил в социально неблагополучной семье, я использовала подход Карла Роджерса – просто слушала, чтобы сформировать ощущение заботы. Каждый случай требует быстрого перерасчета: если у пациента не наблюдалось никакого психологического прогресса, я применяла другой метод. Эйнштейн говорил: «По определению безумие – это повторение одного и того же с ожиданием разного результата».
Иногда мне помогало использование социологических моделей вместо психологических. Случай Лоры с точки зрения социологии можно описать так: ее отец относился к группе людей, называемых «алкоголиками», а Лора принадлежала к группе под названием «взрослые дети алкоголиков». Организация Анонимных алкоголиков утверждает, что все зависимые обладают схожими чертами характера, в свою очередь, дети в ответ на родительские проблемы развивают собственные. На самом деле по всему миру существуют группы, которые помогают взрослым, выросшим в семье алкоголиков.
Я дала Лоре книгу «Взрослые дети алкоголиков»[11], написанную американским психологом и исследователем Джанет Войитц. Я хотела, чтобы она увидела список характеристик, которые проявляются у всех взрослых детей алкоголиков, особенно у старших, которые обычно являются заменой мамы и папы для младших братьев и сестер.
На следующий прием Лора пришла в немного взвинченном настроении, выяснив, что обладает всеми чертами, представленными в списке. Она написала собственный и прочла каждую позицию подобно военному командиру, устроившему перекличку.
– Взрослые дети алкоголиков делают следующее, – начала она.
1. Думают, что их поведение соответствует всем нормам.
«Я и понятия не имела, что ненормально для восьмилетнего ребенка выполнять роль родителя».
2. Беспощадно осуждают себя.
«Я ненавидела себя за то, что была плохим родителем для брата и сестры, и за то, что у меня герпес».
3. Не умеют веселиться.
«Веселиться? Я что, детсадовец? Я работаю».
4. Ведут и воспринимают себя очень серьезно.
«Меня постоянно критиковал отец и критикуют на работе за то, что я не понимаю шуток».
5. Испытывают трудности с тем, чтобы заводить близкие отношения.
«Я не подпускала вас близко, запрещала сочувствовать мне. Думаю, это можно связать с тем, что в этой книге подразумевается под близкими отношениями – что бы это ни означало».
6. Слишком остро реагируют на изменения, которые не могут контролировать.
«А почему я должна реагировать нормально? Все изменения только к худшему».
7. Постоянно ждут одобрения и поддержки.
«Я постоянно ждала одобрения от Эда, отца и Клейтона, несмотря на то что они – полные придурки. Ну, отец не полный, но может иногда им быть».
8. Чувствуют, что отличаются от других людей.
«Но я действительно отличаюсь от других. Все остальные по сравнению со мной все еще будто в песочнице играют. Мне приходилось делать такое, чего они и представить не могут».