– Где больная? – спросила Клавдия Васильевна.
– Она того, малость без сознания, – заявила сопровождающая больную закутанная в платок толстая женщина, по всей видимости, местный фельдшер. – У неё большая потеря крови. До этого терпела-терпела, а как узнала, что прилетел самолёт, отключилась бедняжка.
– Давайте заносите её вон в ту, как это у вас называется?
– Кошара, – подсказал я.
– Да-да, вон в ту деревянную юрту, за костром, где топится печь, – скомандовала Клавдия Васильевна.
Через какое-то время мы узнали, что от потери крови давление у больной 50 на 30 и что ей срочно будут делать переливание крови. Но здесь новая беда: у больной была четвертая группа крови с отрицательным резусом. Такой крови у врачей с собой не оказалось. Стали искать донора. Коля умчался в деревню, и вот она, первая удача, через какое-то время он привёз ещё одного молодого и крепкого соплеменника.
– Солбон! – протянув врачам паспорт, с некоторой гордостью в голосе сказал он. – Там всё, что надо, записано, у меня нужная группа крови!
– Хорошо! Мы сейчас сделаем экспресс-тест, – сказала Клавдия Васильевна. – Ложитесь рядом с больной. – И, поискав вокруг глазами, обратилась ко мне: – Надо бы найти ей под спину валик.
Я вышел из кошары, увидел в пристроенной кладовке наваленные дрова, мётлы, лопаты и стоящий рулон рубероида. Отряхнув его от снежной пыли, я занёс рулон в кошару и показал Клавдии Васильевне.
– Пойдёт, – усмехнулась она.
Её помощницы тут же завернули рулон в серую простынь с кровати пастуха и подложили под спину больной, рядом уложили донора. И через пару минут я увидел, как забегали, засуетились белые халаты. Оказалось, что после укола Солбон потерял сознание. Ему сунули под нос нашатырь, он очнулся, заморгал глазами, оглядывая склонившихся над ним врачей.
– Сделайте ему чай с сахаром, – скомандовала Клавдия Васильевна, – и побыстрее!
Донору налили в кружку чай, добавили сахар, а затем плеснули в кружку немного спирта. Он выпил, щеки у него порозовели.
– Никогда не пил такой вкусный чай, – сказал он, – может, только когда работал в городе на «скорой».
– И кем же вы там работали? – поинтересовалась Клавдия Васильевна.
– Я в гараже машины ремонтировал, – с гордостью доложил Солбон. – Вы бы знали, какие они там все были изношенные и разбитые!
– Чего уж скрывать, знаем, – засмеялась Клавдия Васильевна. – Бывало, едем и не знаем – доедем ли.
– А я-то думал, в санитарной авиации всё путём, всё тип-топ! – дивился Солбон. – На уровне мировых стандартов.
– Да ты посмотри на меня! Такая же изношенная и разбитая, – пошутила Клавдия Васильевна.
– Нет, вы красивая, – тихо поправил её Солбон. – И руки у вас мягкие и добрые.
– Всё! Успокойся, – остановила его врач. – Разговоры и воспоминания оставим на потом. Лежи тихо!
– А можно я стихи почитаю? – попросил Солбон. – Буду тихо, про себя, мне так легче.
– Стихи можно, читай, – разрешила врач.
В огромном небе кружатся орлы,
Не слышно писка суслика степного.
– Что видим, то и поём? – поинтересовалась Клавдия Васильевна. – Ты что, ей родственник?
– Да нет, но мы здесь, в Байтоге, все свои, все как родные, – отозвался Солбон. – Я не буду мешать. Я тихо буду:
Едешь, едешь – степь да небо,
Степь да небо и снега…
Клавдия Васильевна улыбнулась и попросила всех лишних мужчин и женщин покинуть помещение. После необходимой в таких случаях подготовки больной сделали веносекцию, вставив в вену пластмассовую «бабочку», и приступили к прямой перекачке крови. Мы вышли на свежий воздух, огляделись. Кошара, куда занесли больную, оказалась единственно тёплым местом, где обитал Коля-пастух. В других содержали овец. Кошары были собраны вкруговую из толстых жердей и потемневших от времени брёвен и издали действительно напоминали юрты.
– Коля! Надо спилить несколько берёз и сосёнку, – обратился я к пастуху, – а то мы на своём аэроплане отсюда не выберемся.
Коля понятливо кивнул, взял топор, бензопилу; добровольные помощники из местных прихватили канистру с бензином, и мы пошли чистить для самолёта прямую дорогу к горе. Снега действительно было много, по пояс. Пока дошли, вернее, не дошли, а доползли, умаялись так, что сердце колотилось у горла. Лежали на снегу, жадно хватая его губами. Запустив бензопилу, первым делом Коля повалил стоявшую поперёк просеки сосну, затем начали валить берёзы, мужики тут же отсекали ветки. Пастух стал пилить лежащие стволы на чурки. Когда свалили закрывающую обзор берёзу, которую мы, двигаясь вниз к кошарам, на самолёте обогнули по кругу, я вновь, уже хозяйским глазом, оглядел просеку, теперь по ней не только рулить, но и взлетать можно было.
Закончив работу, мы вернулись к костру, который поддерживали местные ребятишки. Приоткрыв крышку казана, Коля велел ребятам подложить ещё дров в костёр. Затем Хамаев решил заглянуть ко мне в кабину, долго рассматривал её, спрашивал, зачем и для чего служат приборы, затем попросился посидеть на пилотском сиденье, а потом, вздохнув, изрёк:
– У вас тут всего понапихано, аж голова разболелась. На коне лучше, простор, свежий воздух, а тут теснота. Вот что, командир, я предлагаю вам похлебать бухлёр с бараниной по-бурятски. Я точно знал, что седня здесь будет много народу, целый казан наварил.
– А это как? – спросил я. – Ты сказал «по-бурятски»?
– Много-много свежей баранины. – И Коля начал загибать пальцы: – Главное, чтоб была на косточке, затем несколько головок луку, морковь, чёрный перец, немного соли, и всё это залить водой. А потом варить, обязательно на костре. Тогда вкус у бухлёра другой. Ешь, ешь – и ещё хочется!
Коля вышел из самолёта, подошёл к дымящемуся казану, поднял крышку, попробовал навар.
– Кажется, в самый раз, – причмокнув, оценил он. – Ну что, можно начинать? – спросил он меня. – Покормим врачей?
– Я здесь не командую, – пожал я плечами. – Надо бы спросить у старшей, её Клавдией Васильевной зовут.
Коля снял с шеста казан, занёс его в кошару и поставил на стол.
– Прошу внимания! – поглядывая на работающих врачей, громко сказал он. – У нас здесь иногда говорят так: «Ешь – потей, работай – мёрзни. На ходу маненько спи, но обеда не проспи!» Однахо прошу к столу!
– Ты это чего раскомандовался?! – прикрикнула на него кто-то из медиков.
– Эхендер хун! Алтан манай эжи. – От волнения Коля перешёл на родной язык, воскликнув: – Ёккарганай! Сёдня же праздник!
– Какой такой праздник? – переспросила Клавдия Васильевна. – Если мне память не изменяет, то Сагаалган празднуют в феврале, а у нас сегодня обычный рабочий день.
– Не обычный, сёдня бо-о-ольшой праздник! – медленно, с расстановкой произнёс бурят. – Сёдня Рождество Христово! – У Коли-пастуха неожиданно это получилось, весело и торжественно.
– Ну, это когда зайдёт солнце… – протянул кто-то из знатоков.
– Предлагаю, кто не занят, может перекусить, – решил я поддержать Колю.
– А то улетите и будете Байтог и меня нехорошими словами вспоминать, – подхватил мои слова Коля. – Подходите, однахо, буду наливать. Чашки и ложки на полке.
Коля подошёл к котлу с половником и стал по очереди наливать всем желающим в тарелки и чашки бухлёр. Поскольку больная была уже в полном сознании и лежала под капельницей, у медицинской бригады появилась возможность перекусить. Я решил помочь Коле и стал поочерёдно подавать им наполненные бухлёром чашки. Клавдия Васильевна подошла к Коле с двумя тарелками. Коля наполнил, и она отнесла эти тарелки сидящим возле стены мальчугану и девочке.
– Это дети вон той женщины, – кивнул в сторону больной второй пилот.
– А где же отец? – поинтересовался я.
– Обычная история. Говорят, она не хотела больше иметь детей от него.
– Да-а-а, дела…
В жизни часто бывает, что всё хорошее и плохое, как сёстры, идут рядом. Случается, что одно есть продолжение другого. Хотела сделать тихо и незаметно, а не получилось. И пошло-поехало! Долго не думая, она убила плод в себе, оборвала зародившуюся жизнь и чуть не погубила свою. «Ковырнула» – так иногда говорят в подобных случаях. И делают это они перед выходными или праздниками, чтобы отлежаться, и после выходных как ни в чём не бывало выйти на работу. Не вышло! Открылось обильное кровотечение, местный фельдшер пыталась помочь, а после обратилась в администрацию, мол, присылайте санитарный самолёт. После звонков в областной центр было решено отправить в Байтог на самолёте бригаду медиков.
А Коля был прав – бухлёр действительно оказался сытным и вкусным. Пообедав, я вышел из кошары, забрался в кабину самолёта, чтобы запустить и прогреть двигатель, а заодно и связаться с диспетчером, чтобы доложить ему обстановку. И неожиданно нам подкинули ещё одну задачку.
– Руководитель полётов спрашивает, можете ли вы остаться в Байтоге с ночёвкой? Вы же знаете у нас не работает ночной старт, – сообщил диспетчер.
«Да! – присвистнул я. – Что они там не знают, что остаться здесь на ночь решаем не мы!»
Я выключил двигатель, вышел из самолёта и пошёл в кошару, чтобы спросить у Клавдии Васильевны, полетим сегодня или останемся здесь до утра.
– Ночевать? Ни в коем случае! – воскликнула Клавдия Васильевна. – Больную надо срочно везти в город. Нам, чтобы управиться, нужен ещё час.
– Клавдия Васильевна! Нам могут не дать разрешение на взлёт. А ночью мы и сами не будем взлетать
– Сколько у нас времени?
– Да его уже давно нет, – хмуро ответил я.
– Потерпите, миленькие, мы скоро управимся!
Вот так, одним словом, Клавдия Васильевна поставила всё на своё место. Здесь уже не я, а она была старшей, и я хорошо это понимал.
Выслушав врача, я вернулся к самолёту, забрался в своё кресло и, поглядывая на часы, включил рацию, доложил, что взлетим с заходом солнца, и добавил: «Прошу обеспечить посадку самолёта!» «Хорошо, мы что-нибудь придумаем», – после небольшой паузы ответил диспетчер.