Горькую обновушку
Другу шила я.
Любит, любит кровушку
Русская земля…
Бегунам всегда казалось: на Западе они будут приняты, обласканы (свои же) и, конечно же, будут равными, поскольку они не чета вымаливающим копейки марокканцам, афганцам, ливийцам, они приехали не с пустыми руками, у многих в России осталось своё дело и даже наёмные работники. Но оказалось, что нужны-то они были в России, когда бегали за Навальным по Болотным и другим площадям. А в Америках, как в песне: «Деньги есть – Уфа гуляем, денег нет – Чишма сидим!» Нет денег – так даже в самом распрекрасном, почти русском Брайтон-Бич, вставайте в очередь мыть посуду. Деньги есть – Нью-Йорк гуляем, денег нет – в трубу летим!
«Для чего слеп плачет, что зги не видать», – усмехаясь, говорил про таких Василий Иванович Белов и дополнял: «Пролитое полно не живёт».
Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ.Валерий Николаевич, врагов мы теперь знаем в лицо. А кто нынче наши союзники?
Валерий ХАЙРЮЗОВ. Александр III говорил, что у России есть два союзника: её армия и флот. Я бы добавил: есть ещё русский учитель и русский язык. Русский язык, русская история стали той объединяющей силой, которая сделала Россию великой. И сделал это русский учитель.
Как пишет учитель истории, писатель Наталья Георгиевна Петрова: «После безумия 90-х началась реформа образования. Сегодня она закончена, потому что достигла своих целей: наше образование скопировало чужое или чуждое, и у нас сейчас ровно та ситуация, которая была 100 лет назад, когда внедрили популярный в начале XX века американский метод проектов и тестирование вместо устных экзаменов. В 1920-е годы в Советской России тоже отвергли традиции русской школы, вместе с предметами, учебниками, уроками, экзаменами, отметками и учителями – их заменили «шкрабы», школьные работники. Кстати, такой предмет, как история, тоже отменили. И что же? Прошло десять лет, началась индустриализация, потребовались специалисты, а не люди, осведомлённые о чём-то в общих чертах. И тогда всё вернули в прежнее русло: и предметы, и уроки, и учебники, и историю, и даже учителей с отметками и экзаменами. И это были те же учителя, которые до 1917 года преподавали в гимназиях и училищах. Правда, в новых программах отменили латынь и греческий, логику, Закон Божий, два иностранных языка – но остальное сохранили. Вместо нововведений, взятых из опыта американской школы для фермеров, вернулись к своей национальной школе, у которой есть проверенные опытом традиции. И выпускники этих советских школ выиграли войну».
А теперь наш учитель – уже не воспитатель для родителей и детей, как это было ранее, не истина в последней инстанции, но фигура, зависимая от всех и вся. Он – призванный «оказывать образовательные услуги» наёмный работник, который не любит свою работу – у наёмника любви к своим хозяевам нет и быть не может. Тот, кто провёл школьную реформу в современной России, знали истинное предназначение русского учителя.
От рождения и до своей кончины мы живём в системе исторических, географических, временных, психологических, экономических, социальных координат. Ещё в лётном училище нас учили: для того, чтобы правильно ориентироваться, чтобы попасть в нужное время в нужное место, необходимы полётные карты. Сидишь за штурвалом и, сличая карту с местностью, отмечаешь, где находится самолёт в данную минуту. То же самое происходит и в жизни. Сравнивая прочитанный текст рассказа или повести с реальной жизнью, ты отмечаешь про себя, всё ли так происходило или бывало в твоей жизни. Не знали мы только одного. Этот эффект сличения, смещения так называемой правды с истиной уже давно используют специалисты по информационным войнам. Для того, чтобы заманить людей так называемой напечатанной «правдой», воздействовать на психику человека, была придумана система «ложных маяков». Задача была одна – заманить, исказить, увести от истинного, нужного курса, сделать человеческий мозг податливым и управляемым. Таких управляемых вели и продолжают вести куда надо. Например, сегодня это делается при помощи гаджетов, социальных сетей, при помощи которых берут в полон не только отдельно взятого человека, но и целые государства.
Спросите, как отличить ложное от истинного? Что может быть мерилом или правилом в подобной войне? Личный и не только личный опыт. Тщательная и выверенная подготовка, знание психологии, медицины, собственной истории, и, конечно же, особенности воздействия наших врагов на психику человека. Как уберечься и распознать подвох? Задайте хоть один раз себе вопрос: кому выгодно, чтобы ты замолчал и убрался с дороги или двинулся туда, куда тебя хотят завести? Особенно когда тебя при этом уговаривают и заглядывают в глаза… Кстати, мелькающая на экранах реклама и клиповая подача информации – это один из элементов массовой психологической обработки населения…
С нашей стороны надо не ждать, и не вскармливать негодяев, которые на весь мир начинают кричать, что будут стрелять в своих недавних товарищей, и им, мол, всё равно, что останется от России, от русского мира: обломки или ядерный пепел…
Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ.Героями твоей книги «Мы же русские!» являются истинно русские писатели: Белов, Распутин, Астафьев, Вампилов… Можешь ли ты назвать кого-то из современных писателей, равных Белову и Распутину, Абрамову и Вампилову, Солоухину и Залыгину?
Валерий ХАЙРЮЗОВ. Василий Иванович Белов, Валентин Григорьевич Распутин, Виктор Петрович Астафьев?! Да, мне довелось общаться с ними. Но зачем пытаться подогнать или уравнять одних с другими? Все писатели разные по характеру по темпераменту, по жизненному опыту. И внешне они были разными. Объединяло их, на мой взгляд, одно; они с детства знали, что такое крестьянский труд. И писали об этом точно, выверенно, не скрывая своей любви к родной земле. Я не раз заставал Распутина в рабочей одежде, кирзовых сапогах и фуфайке, когда он копал огород, сажал картошку, огурцы, помидоры, морковь, свеклу у себя на даче. Видел и руки Василия Ивановича Белова: крупные, привыкшие к топору, с сухими мозолями и жёстким рукопожатием. В разговорах, если собеседник пытался навязать ему свою волю, он сразу же, без оглядки, не расшаркиваясь перед собеседником, бросался в спор, глаза его начинали сверкать из-под седых нависающих бровей – ну, «ни дать ни взять» бульдог, который от своего не отступит и будет трепать, насколько хватит сил. Доверял он больше всего своему уму и сердцу. Да, и не привык проигрывать спор, уверовав, что его мнение правильное и окончательное. А дальше – твоё дело: согласишься ты с ним или отступишь. Авторитет среди читателей у него был огромным. Особенно любили его в Вологде. Любили за прямоту, за умение сказать правду в глаза тем, кому было не принято её говорить. Рассказывали, был такой случай. Однажды, ещё в советское время, во время поездки писательской делегации в Грузию на торжественном приёме по случаю отъезда делегации он попросил слово и, сравнив условия жизни в Вологодской области, где природные условия гораздо суровее грузинских, приведя цены на зелень, яблоки, мандарины, фрукты и добавив, что его землякам при сильных морозах нужны дополнительные расходы на зимнюю одежду, Василий Иванович заглянул в подготовленную бумажку и назвал бюджеты Вологодской области и Грузии. Цифры для его Вологодчины оказалась в разы меньше, чем для южной республики. Хозяева с холодным любопытством смотрели на заикающегося русского мужичка, но ту травлю, которую они много позже учинили Виктору Астафьеву за «Ловлю пескарей в Грузии», поднимать не решились, сказали только, что готовы сброситься и помочь конкретно Василию Ивановичу пережить холодную зиму. Поднимать крик и выносить сор на люди им тогда было не с руки, момент ещё не созрел. Это уже в конце восьмидесятых грузинские писатели во время писательского съезда набросились на Астафьева, и уже Распутину пришлось выходить на трибуну, чтобы защитить собрата по перу. Но вот после расстрела Белого дома, когда по указанию мэра столицы Лужкова в московской квартире Распутина отключили свет и телефон, Астафьев, к которому в Овсянку приезжали Горбачёв и Ельцин, и рта не раскрыл, чтобы сказать своё слово в поддержку и защиту Валентина Григорьевича.
Распутина в Иркутске уважали, но его замкнутость заставляла людей держаться как бы на расстоянии от него. Да и сам он в объятия читателей не бросался. Иного, как бы тогда сказали, производственного опыта у Распутина не было, писательство было для него единственной профессией. Наибольшую известность ему принесли полемические очерки о «повороте» северных рек, водой которых наше руководство хотело напоить среднеазиатские республики, а также защита озера Байкал. Надо вспомнить, что после окончания университета он недолгое время работал на иркутском телевидении, где за материал о невинно осуждённом писателе-иркутянине Поликарпе Петрове Распутина уволили, и он уехал работать в Красноярск, в молодёжную газету.
В начале девяностых годов среди патриотов был очень популярен «Литературный Иркутск», который Распутин тогда предложил возглавить молодой писательнице Валентине Васильевне Сидоренко. Сам Валентин Григорьевич стоял у неё как бы за спиной, по возможности искал средства на финансирование, советовал и подыскивал интересные статьи и очерки.
В своей литературной работе Распутин был похож на крестьянина, тщательно, как зёрна, отбирал слова, взвешивая их на невидимых весах. Как он сам вспоминал, в период учёбы в иркутском университете, он стеснялся своей одежды, своего безденежья и деревенского языка, но потом понял, что ангарский говор односельчан и есть та кладовая, которую дал ему Господь, и её надо открывать для читателей, а не держать на запоре. Своих героев он пропускал через собственную душу, пытаясь не только разглядеть их характеры, но и для более полного проявления этих характеров столкнуть героев друг с другом, при этом наделяя каждого только им присущими словами и интонациями. Иногда получалось даже с перехлёстом, про Распутина иногда говорили: где это он находит таких женщин, которые говорят и рассуждают как преподаватели филологического факультета, начиняя речь забытыми словами, которые сегодня даже по отдалённым деревням трудно сыскать? Но потом притихли, когда другие критики и филологи начали ставить Распутина на одну доску с Достоевским. Иркутянка Галина Витальевна Афанасьева-Медведева – сама преподаватель, доктор филологических наук, ставшая лауреатом Государственной премии, – когда-то, опьянённая и очарованная ангарским говором героев Валентина Григорьевича, всю свою молодую энергию и жизнь положила на то, чтобы собрать многообразие народных говоров Восточной Сибири и поместить под обложку «Словаря народного слова в рассказах и повестях Валентина Распутина». Хочу привести здесь небольшой отрывок из предисловия Валентина Курбатова к этой книге: «Человек как будто на минуту выходит из порядка жизни и смущённо останавливается посреди чужой речи; как хорошо, как ясно и вместе с тем «ново», будто слух сполоснули: «В ком чё есть, то и будет. И хошь руки ты б его, хошь испечалься об нём – он своё возьмёт. Никакой правью не поправишь». И как непривычны эти вдруг услышанные и становящиеся отдельными слова: «говоря, елань, завозня, дивля»… Да и не они даже, а само течение речи, где эти «чё, ить, ажли» естественны, как дыхание. Никаких других слов не сыщешь, потому что тогда суть сказанного потеряет народную правду. Тут открой на любом месте и тут же весь там – в середине жизни – и колыбельная память, хот