или что-то поправить они не в состоянии. А под их имена к нам в Сибирь приезжают авторы, которые не скрывают, что презирают русскую культуру, презирают Россию: и советскую, и нынешнюю, в которой мы все сегодня живем. Прилетают за казенные деньги и выступают под крышами библиотек, чтобы показать, что они со своими опусами успешны и востребованы. А Сибирь для них – полигон, край непуганых идиотов, чей удел – молчать и проглатывать всё, что им подадут.
Почему-то мне вспомнился вопрос Василия Ивановича Белова после того, как мы во время поездки в охваченную войной Югославию летом 1995 года, в городе Брчко, проскочили под обстрелом Посавинский коридор, оставив позади себя взрывы снарядов и ощущение близкой смерти, которая была от нас в нескольких шагах. Тогда, повернувшись к Распутину, Василий Иванович неожиданно спросил: «Валя! Как ты думаешь, нас ещё долго будут читать?» Этот вопрос он, видимо, не раз задавал себе. Не предполагал тогда Василий Иванович, что главным занятием или развлечением самого читающего народа в мире станет просмотр и чтение гаджетов. Может, для того, чтобы закрыться ими, как шторой, и не видеть окружающий мир…
«Чего хвалить не умеешь, того не суди. Не делай добра, ругать не будут. Правда светлее солнца. Шуту в дружбе не верь. В слепом царстве – слепой король. В дороге и отец сыну товарищ. Добро того бить, кто плачет. Ключ сильнее замка. Не бойся истца, бойся судьи. Не по летам бьют, а по ребрам. Убыток уму прибыток…» – эти и многие другие пословицы я выписал из книги Василия Ивановича Белова «Лад». «Стихия народной жизни необъятна и ни в чем несоизмерима, – писал Василий Иванович. – Постичь её до конца никому не удавалось, и, будем надеяться, никогда не удастся». Тогда мне пришло в голову, что также не удастся разгадать и свойства человеческой тупости, глупости и равнодушия к тому, что было до тебя, на чьём фундаменте ты хочешь построить своё, и чтоб оно стояло как можно дольше.
«Алфавит велик, век быстр, времени мало. Но только в будущей, молодой России обращено наше упование, наша вера, – говорил философ начала прошлого века Сергей Булгаков. – Если история других народов – история Отцовства, то наша история – это история Сыновства. Ибо идея нации не то, что она думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности Пред нами опять стоит антиномия славянофильства и западничества, в новой лишь её постановке. Тогда, как и теперь, западничество, то есть духовная капитуляция пред культурно сильнейшим, остается линией наименьшего сопротивления… Наши культурные силы разрозненны и слабы. Русская идея вертикально вытягивается от земли до неба. Раздольная горизонталь русской мысли перекрещивается с вертикальной и образует Крест наш».
Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ.Ещё лет десять назад Валентин Распутин назвал нашу страну колонией, определил и признаки тому: чужая экономика, чужая архитектура, чужие песни, чужая еда и т. д. Никто тогда не оспорил его выступление на Всемирном русском соборе. Но никто в правительстве и не думал избавляться от колониальной зависимости ни в самолётостроении, ни в семеноводстве, ни в станкостроении. Результат – армия по-сердюковски развалена, станкостроение по-чубайсовски уничтожено. Зато много разговоров об импортозамещении. Есть ли, на твой взгляд, в России сила, способная услышать Распутина и того же Проханова, способная избавиться от колониального пресмыкания перед Западом и вывести Россию на самобытный путь развития? На кого ты возлагаешь надежды? Без национально мыслящей элиты не будет никакого развития. Но откуда они возьмутся, если власть в руках русофобов скрытых и нескрытых? И дело не в том, что такой западник, как руководитель «Сбера» Греф, заявил о вредной политике: «Уход иностранных компаний из России – один из самых негативных факторов для нашей экономики». Включи телевизор – и там не увидишь ни русских писателей, ни художников. Мы с тобой недавно были на 90-летии замечательного поэта, редактора ведущего патриотического журнала «Наш современник», равного которому по следованию национальным традициям сегодня нет, большого подвижника Русского мира Станислава Куняева. Да, Путин прислал юбиляру тёплую телеграмму. Был ещё высокий орден от патриарха Кирилла. Но прекрасный творческий концерт юбиляра прошёл не в Кремлёвском Дворце съездов, и на экранах телевизоров его не показали. Что касается орденов государственных, то их дают таким смехачам, как Хазанов. У государственника Куняева нет ни одного ордена «За заслуги перед Отечеством», хотя я хлопотал перед Министерством культуры о награждении, а Хазанов – аж полный кавалер этого высокого ордена. Ну и как при такой политике зародится национально мыслящее поколение?!
Валерий ХАЙРЮЗОВ. Куняев в этих орденах и не нуждается! Он на всё это, на всю суету, уже давно смотрит с высоты своего возраста. Всему своё время. Станислав Юрьевич уже получил всё, что необходимо поэту, писателю, издателю в России. Это признание и любовь читателей, возможность заниматься своим любимым делом…
Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ.Настоящий русский патриот, народный артист Александр Михайлов, постоянно выступающий на Донецкой земле, где идёт война с неонацизмом и бандеровщиной, возлагает надежды на молодых солдат и офицеров. 7 декабря в газете «Аргументы недели» он обнародовал свою позицию: «Они вернутся с фронта и откроют нам новых поэтов, писателей, композиторов. Это не Новороссия, это новая Россия. И когда с войны вернутся сегодняшние парни, они сметут всё наносное, всю пену, заполонившую театр и кинематограф. Дай бог нам до этого дожить». Как ты думаешь, а доживём ли? Я не верю, так как вижу, что и в Центре, и на местах сидят чиновники с мышлением космополитов и западников. И когда молодые герои России вернутся с победой, то первое, что они услышат: «Мы вас туда не посылали…» Развей мои сомнения!
Валерий ХАЙРЮЗОВ. Александр Яковлевич Михайлов прав, они вернутся! И вернутся с Победой! И это будут другие люди и уже другая страна. Я уверен, мы до этого доживем. В 93-м нам казалось, что уже никогда не будет той России, которую мы знали и любили. Но прошло время, долгих тридцать лет, пена, правда, ещё не вся схлынула, часть затаилась, часть сбежала. Но воздух становится чище, и появилась Надежда и уверенность. Давай вспомним стихи Николая Гумилёва:
…Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ.Валерий Николаевич, одну из своих новых книг ты назвал «Мы же русские!». А кто, по-твоему, может называться русским? Можешь назвать главное качество, отличающее русского человека от всех других?
Валерий ХАЙРЮЗОВ. Это те люди, которые живут в России, любят Россию и готовы отдать свою жизнь за Россию.
Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ.В нашем Союзе писателей тысячи членов Союза, но все ли они русские по духу, по подвижническим делам? Что для тебя означает понятие «русский писатель»? Обязывает ли это обозначение к чему-либо?!
Валерий ХАЙРЮЗОВ. Прежде всего, это совестливый человек.
Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ.В этой же книге у тебя прозвучала интересная и весьма интригующая мысль: «Если спорить, то с Василием Беловым, если молчать, то с Валентином Распутиным». Вопрос простой: о чём ты спорил с Беловым и зачем молчал с Распутиным? Второй вопрос в продолжение этой темы… Не ощущаешь ли ты себя одиноким, потеряв таких собеседников? Можешь ли ты с кем поспорить, как с Беловым, и помолчать, как с Распутиным?
Валерий ХАЙРЮЗОВ. Со многими близкими мне писателями, да и не только близкими, у меня бывают хорошие и дельные разговоры. И молчим, когда надо. И спорим. Например, с тобой, когда встречаемся или когда я приезжал к тебе в Борисоглеб. Сошлюсь опять-таки на Василия Ивановича Белова: «Не люби потаковщика, люби встречника».
Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ.Как ты понимаешь свою миссию почвенничества?!
Валерий ХАЙРЮЗОВ. У меня такой миссии нет. Я даже не знаю, что это такое.
Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ.Я долгое время переписывался с писателем и литературным критиком Валентином Курбатовым. После ухода из жизни Валентина Распутина он писал мне, что остался совсем одиноким, общаться не с кем… Он называл Белова, Астафьева, Распутина последними русскими писателями. Не сразу я понял, какой смысл он вкладывал в понятие «последние». Лишь с прочтением его книги переписки с Распутиным «Каждый день сначала» пришло осознание, что с уходом из литературного и политического пространства деревенской литературы и её идеологов Распутина, Белова, Абрамова больше таких писателей не будет, они – последние. Цитирую Курбатова: «Забвение торопится отнести ещё вчера всеобщую для русского сознания «деревенскую» литературу к почтенной истории, уже ничего не определяющей в нынешнем миропонимании. Они и сами, «деревенщики»-то, чувствовали закат («Последний поклон», «Последний срок», «Прощание с Матерой»), но всей любовью и памятью еще надеялись удержать лучшее в человеке – долгую землю и высокое небо… Валентин Григорьевич и тут был последним». Трудно не согласиться, что с уходом Белова и Распутина подобных писателей не будет, еще больнее осознавать, что с их уходом мы теряем «деревенскую» литературу с «долгой землей и высоким небом». Но трагедия в другом, в том, что они – последние русские писатели. Конечно, писать о деревне кто-то будет, но это будет не литература Белова и Распутина, а значит, Курбатов прав – они последние, и последние потому, что русские. В чем ты видишь русскость «деревенской» прозы Белова и Распутина? Что для тебя значат «долгая земля и высокое небо»? Чем чревата для России потеря не только Белова и Распутина, но и той деревенской литературы, которая «удерживала лучшее в человеке – «долгую землю и высокое небо»?!