Он не человек. Он Бог!
Ка-тыла. Законы должны быть равны для всех.
Шелихов. Для Бога все равны. Он любит каждого по отдельности и всех сразу.
Ка-тыла. А ты можешь попросить его, твоего Бога, за меня и за моих близких? Пусть не болеют. Не умирают. И после охоты огненной воды сколько захочешь.
Шелихов. Вот привезём священника, построим церковь, где каждый сможет передать ему свою просьбу.
(Входит Наталья.)
Ка-тыла. Хозяйка! Мне понравилось, как вы держите огонь в камнях. И как ветками себя хлещете.
Наталья. Это у нас баней называется. Мы тебя научим париться с веником и горячим паром.
Ка-тыла. А после водовкой поить будете?
Наталья. Нет! После бани будем пить квас. Хочешь квасу?
Ка-тыла. Нет, я хочу огненной воды. Всего глоточек. Я вам принёс чёрный камень. Он в руках крошится. Там, за горами, в земле колошей, есть каменное чёрное дерево. Его в огонь бросишь, тепло от него лучше, чем от плавника. (Ка-тыла протянул Наталье кусок угля. Шелихов перехватил уголь, начал рассматривать.)
Шелихов. Уголь? Это земляной уголь? Ты не врёшь, Ка-тыла?! Земляное топливо. В России, на Урале и Колывани, уголь водится. На нём чугун плавят. Мы здесь сделаем печи и наплавим столько чугуна, что не надо будет из России железо везти! Ка-тыла, а золото, золотишко в этих землицах есть?
Ка-тыла. Золото? Какое оно, зо-ло-то? Его пьют, едят? Оно греет?
Шелихов. Э-эх… моржовая голова! Не понимаешь? Золото… оно жёлтое, тяжёлое, сверкающее, как солнце зимой.
Ка-тыла (пренебрежительно). Не греет?! Есть, есть и такое: жёлтое, тяжёлое и холодное. Старики говорят, раненый олень бежал, кровь терял. В землю оно попало, от холода затвердело и пожелтело. А от огненной воды я лечу быстрее орла. Ше-лих, ну хоть один глоток!
(Наталья наливает в кружку, подает Ка-тыле. Ка-тыла выпивает, замирает на минуту.)
Ка-тыла. Ты, хозяйка, наших, кто приходит со шкурами, близко не пущай. Они приходят, смотрят, где стоит охрана. С нехорошими мыслями приходят. Для них руссы были и будут врагами. Ше-лих! Ты выйди, посмотри, русы выпьют огненной воды и спят. А если ночь? Порежут, как тюленей. Хозяйка! Эту шкуру бобра я дарю тебе. Ты спасла меня. А ещё Ше-лих говорил про кровь оленей. Я нашёл у колошей в реке кусочек. Он тяжёлый, но мнётся от удара камнем. Я сделал из него кольцо. Оно у меня на груди. Возьми. Пусть оно будет у тебя и хранит от всех бед. (Снимает жёлтое кольцо и протягивает Наталье. Затем, подпрыгивая и ударяя себя в грудь, уходит.)
Наталья. Гришата! А ведь это золото! (Наталья рассматривает подаренное кольцо, следом за ней то же самое делает Шелихов.)
Шелихов. Вождь сделал тебе царский подарок. Золото и уголь в этих краях водится. Только не на островах, а в Калифорнии. Теперь я знаю, куда нам двигаться!
Наталья. Надо с этими подарками ехать в Петербург и показать их государыне.
Шелихов. Нет, надо нам добраться до Калифорнии. Ка-тыла покажет, где он всё это нашёл.
Наталья. Но там враждебные нам колоши. Сил, чтоб их одолеть, у нас, Гриш, нет.
Шелихов(со смехом). Но у нас есть огненная вода. Они за неё всё отдадут.
Наталья. Наши к выпивке привычны, но и они, нахлебавшись, в ползающих тварей превращаются. Надо что-то делать!
Шелихов. Для туземцев огненная вода – смерть! Всё! Продажи на вынос не будет. Кому выпить охота, пусть ко мне приходит. Поднесу и на счёт запишу, но не более штофа на месяц. А кто дикому водку даёт, тот на себя и товарищей нож готовит.
Наталья. Ка-тыла увидел то, к чему мы привыкли. Ты выйди и проверь караул. Кто сидит или спит. Кто спит, того плетью не поднимешь.
Шелихов. Теперя положенный на месяц водочный паёк надо увеличить. Только тем, кто с охоты возвращается. И предупредить, чтоб местных не спаивали. Узнаю, накажу! Взяла и налила! Тебя перву.
Наталья(со смехом). Тогда, Гришата, будешь спать от меня отдельно.
Шелихов. Я Ка-тылу к тебе в охрану поставлю. Он теперь твой раб до конца дней своих.
Наталья. Ка-тыла умён и наблюдателен. У него нет второго дна.
Шелихов. И откуда это в тебе? Два слова – и они возле тебя, как ручные. Ну, если б только дикие! И наши зверобои тебе в рот заглядывают.
Наталья. Вот ты крёстный отец моей помощницы Катерины. Она предлагает собрать местных и наших промысловиков, угостить их чаем с сухарями. Говорит, пусть они покажут нам свои танцы. А мы споём наши песни. Надо нам самим их к себе приучать. И не только водкой.
Шелихов. Дело глаголишь. Можно не только песни, но и сплясать. Я ещё не разучился.
(Встаёт и вприсядку, выбрасывая вперёд ноги, идёт вокруг Натальи.)
Наталья. Для них ты, Гришата, отец, царь и псарь одновременно. Исправников здесь нет. Люди у нас здесь вольные и подневольные: солдаты, плотники, охотники, рыболовы. А для нас они самая что ни на есть опора и поддержка. Из одного камня стену не построишь. Надобно их собрать, замесить раствор. Тутака и чай с сухарями пойдёт.
Шелихов. Угостим гостей кашей, пирогами с рыбой. Пусть посмотрят, как мы пировать умеем.
Наталья. Думка у меня есть. А что, если привезти в Иркутск детей алеутов. Пригласить обчество, губернатора. Пусть они им свои танцы покажут. Думаю, произведут фурор.
Шелихов. А ешо пошить им морскую военную форму. И войдут они в залу под барабанный бой.
Наталья. Эта хорошая мысль.
Шелихов. Надо пригласить вождей и показать туземцам могущество русских, чтобы легче было набирать охотников и гребцов. (Кричит.) Лексеич, зайди, говорить хочу.
(Входит Самойлов.)
Самойлов. Иванович! Чаво звал?
Шелихов. Мне нужен бочонок пороха. Фейверк хочу устроить.
Самойлов. Григорий Иванович! Ты чо надумал? У нас и так огненных припасов с гулькин хвост, а ты решил бочонок пороху извести.
Шелихов. Этим зарядом я расположу диких к себе и к тому делу, кое мною умышлено. Надо подложить под огромный валун бочонок и провести к нему прожиренный и обсыпанный порохом фитиль. Собрать вождей и рвануть!
Самойлов. Ой, батюшка, чо надумал! Мы-то сами на воздух не взлетим?
Шелихов. Не бойсь, не взлетим! Я всё продумал. А ешо повесим фонарь Кулибина. Пусть полюбуются.
(Через несколько дней из ближних и дальних селений собралось несметное число коняг, приглашённых посмотреть «чудо» русских.)
Шелихов(громко и степенно). Воины и вожди! Глядите, как велико могущество людей моего племени! Я пошлю к этому камню огненную змею, и она съест камень. Тот, кто владеет такой силой, может многое!
(Шелихов поднёс к фитилю горящий факел, и огонь змейкой, разбрызгивающей золотые искры, побежал к камню.
Коняги, ничего не подозревая, переводили глаза с камня на вытянутую руку русского тойона, но, наскучив долгим горением фитиля, готовы были уже усумниться в могуществе Шелихова, как вдруг грохот мощного взрыва поверг их ниц. Все увидели, как огромный камень сорвался с вековечного места, взлетел в воздух и рассыпался мелкими осколками. Даже у толмача, хорошо знавшего великого Ше-лиха, дрожал и обрывался голос, когда он переводил слова русского предводителя конягам.)
Шелихов. Мне нужно тысячу байдар и на них два раза столько же храбрых воинов, которых я поведу на охоту в Страну Солнца. Примите честь, оказываемую мною, и через три дня вечером приходите ко мне с именами воинов. Я владею силой, какую вы сами видели. Со мной вы сможете сделать многое такое, што не знают и не ведают ваши недруги.
(Через три дня коняги поздним вечером стояли перед крыльцом избы Шелихова и смотрели на новое проявление его могущества: большой кулибинский зеркальный фонарь висел над крыльцом и мощным потоком света, усиленного заложенными в нём оптическими стеклами, прорезал ночную тьму. Фонарь этот Шелихов приобрёл по сходной цене в Москве, где познакомился с его изобретателем, самоучкой Иваном Петровичем Кулибиным.
В благоговейном страхе шептались дикари и с готовностью, не спрашивая ни о чём, накладывали на разостланную юфтевую шкуру отпечатки омоченных в сажу пальцев, в знак согласия на неслыханную в этих местах далёкую экспедицию.)
Ка-тыла. Тойон Ше-лих имеет власть сводить на землю солнце!
Наталья. Не только солнце. Седня будем ешо чай пить с сухарями и танцы танцевать.
Ка-тыла. А водовку давать будете?
Шелихов. Дадим. Но немного. А то вы тут такие танцы начнёте!
Бритюков. Совсем с ума сошли. Да они, напившись, перережут друг друга.
Наталья. Мирон, ты не бойся, не перережут. Вот если б украли, то могли.
(Русские и алеуты показывают свои танцы, пьют чай. Водят хороводы.)
Самойлов(рассказывает промысловикам). Но ешо Григорий Иваныч заохотил алеутов к письму и чтению. Пишет, к примеру, в дальнее селение портовщику, русскому, вестимо, указание по нашим делам, с ним мешочек леденцов либо корольков, якобы в подарок посылает, а в бумажке пропишет: «Шлю столько-то леденцов (али ешо чего), пересчитай тут же при гонце и спроси с него, ежели недостачу обнаружишь». Умора была глядеть, как ошарашенно озирались они, когда спрашивали: а куда девалось столько и столько леденцов либо ещё чего? «Откуда ты можешь знать, – отпирается гонец, – сколько их было? Их много». «Бумажка сказала, что ты съел десяток», – отвечаем.
Иные потом хитрить пробовали: положат в дороге бумажку под камень или песком присыплют, чтобы не видели, сколько вытащил мелочишек, а оно опять всё в известность приходит. Ну и пошла меж алеутов слава: «Сильные знаки имеют лусы, чёрные по белому рисуют. Поглядят на них и знают, што ты закон нарушил…», «Всё видит бумажка, сильней шамана бумажка!».