Самойлов(Шелихову, когда остались одни). Диких замануть аль обмануть большого труда не надо. Только промысловики наши бузят.
Шелихов. А чего им не хватает? Сходим в Калифорнию и потом в Охотск. Когда ешо случай такой представится?
Самойлов. Нарвёмся, Иванович. Люди устали. Надо бы с ними поговорить.
Шелихов. Ещё чаво! Иди и говори.
Самойлов. Я-то пойду. Только они тебя послухать хотят. Ты им здесь как отец. Григорий Иванович, плыть в Калифорнию добром не кончится. Почти три года прошло, как мы с Охотска вышли. Пороху-то всего два бочонка осталось. Без баб мужики озверели. Местных жонок сильничать начали. Добром это не кончится. Да и на них полагаться нельзя, особливо ежели приметят, што огнеприпасы у нас вышли. Плыть в Охотск надобно и в том же году назад возвернуться, чтоб на пепелище не прибыть.
Шелихов. Выходит, стариков отвезти, которые в родной земле костям покой могли бы найтить, а ослабших, которым мука и крупа нужна, да на печь с бабой.
Самойлов. Я покоя костям не ищу и с тобой рядом стану, если поведёшь корабли не в Калифорнию, а в Охотск.
Действие третье
Изба. У стены лежак. На нём спят Наталья и Шелихов. Наталья приподнимает голову и тревожно смотрит в сторону двери.
Наталья. Гриша! Гришь! Ты слышишь?
Шелихов. Да что там слышать, спи!
Наталья. Мне почудилось… Будто сова кричит.
Шелихов. Когда чудится – покрестись! Здесь сивуч может кричать, птицы разные. Давай спи!
Наталья. Нет, Гриша, мне что-то тревожно. Я пойду посмотрю, заперта ли дверь.
(Встаёт с лежанки и идёт к двери. Неожиданно в дверь стучат.)
Катерина. Матушка, вставайте! Беда! Кахтаканцы напали!
(За окном раздаётся боевой клич улю-лю-лю-лю! Следом крик.)
Ка-тыла. Ше-лих, вставай! Поднимай своих воинов!
(Шелихов соскакивает с лежанки, срывает с оконца рыбий пузырь. Доносятся крики и звуки стрельбы. Неожиданно в комнату через дверь вваливаются зверобои, а следом вооружённые топорами и пиками индейцы, валят на пол Катерину. Наталья бросается ей на помощь. Они валят на пол и Наталью. Она отбивается. Индейцы пытаются вытащить её из избы. Шелихов стреляет по нападавшим из мушкета. В это время в избу через оконце прыгает Ка-тыла и топором начинает крушить своих соплеменников.
«Улю-лю-лю!» – кричит он звериным голосом.
Через некоторое время схватка заканчивается. За окном крики и стрельба затихают. На полу лежат убитые и раненые. Ка-тыла, весь окровавленный, загнал в угол своих соплеменников.)
Шелихов. Где лекарь?! Лекаря сюда! Бритюков! Мирон, где ты, сукин сын? Разыщите его! Надо перевязать раненых.
Наталья. Да мы счас, счас их перевяжем!
(Срывает с себя исподнюю рубашку, рвёт её на полосы и начинает перевязывать раненых. Следом то же самое делает Катерина. Через некоторое время появляется лекарь Бритюков, открывает свой саквояж, достаёт из него бутылочки, суёт раненым под нос.)
Бритюков. О, какая жестокость! Боже ты мой! Дикие, дикие люди! В наш просвещённый век калечат друг друга.
Шелихов. Мирон, скажи, а простынь можно пользовать для перевязки?
Бритюков. Ну, если в ход пошло нательное бельё.
Измайлов. Вот дикие опять показали зубы. А приходили, улыбались, пили чай. И водку им подавали.
Бритюков. Теперь начнут мстить. Сущность человека понять сложно. Седня так, завтра по-другому. Самое лёгкое – надеть себе на лицо улыбку, А что за ней, одному Богу известно.
Шелихов. Как раненые?
Бритиков. А чё им сделается? Выживут. Они привычны. Им бы водочки, она обезболивает.
Шелихов(Измайлову). Герасим, сходи принеси.
Наталья. Я схожу.
Шелихов. Ты сначала натяни свои шаровары. Кто же в исподнем по двору бегает!
(Наталья достаёт из-под подушки шаровары, быстро натягивает их и выбегает из избы.)
Действие четвертое
Изба. На стене живописное лицеподобие государыни Екатерины. Чуть левее круглое большое зеркало. Сидит Наталья. В руках держит гусиное перо. Перед ней лист бумаги и горящая свеча. Шелихов ходит вокруг стола и диктует отчёт о своих впечатлениях от житья в Новом Свете.
Шелихов. Я хочу сделать описание нашего путешествия, как судовой журнал.
Наталья. Это хорошая мысль. Только чтоб описание не напоминало амбарную книгу. Коротко, ёмко и всё по делу.
(Смотрит на себя в зеркало и поправляет прическу.)
Шелихов. Да хороша, хороша, чего тут.
Наталья. Я вчера заметила парочку седых волос.
Шелихов. Это у тебя после нападения диких.
Наталья. Может быть. Я их вырвала. (Читает вслух написанное.) «Путешествие рыльского купца Григория Иванова Шелихова из Охотска по Восточному океану к американским берегам.
Построив при Охотском порте в 1783 году от компании три галиона и наименовав оные: первый – «Трёх Святителей», второй – «Св. Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы», третий – «Св. Михаила», я отправился в Восточный океан 4 1783 года августа 16-го дня из устья реки Урака, впадающей в Охотское море, с 192 человеками работных людей; и, будучи сам на первом галиоте с женой моей, которая везде за мной следовала и все трудности терпеть не отрекалась, назначил, на случай разлучения судов противными ветрами, сборным местом остров Берингов. 31 августа приплыли к первому Курильскому острову, но противный ветер не допустил пристать к оному до 2 сентября. Сего числа, став на якоре, сходили на остров и запаслись пресной водой; 3 сентября пустились в назначенный путь, на котором 12-го числа сделавшийся шторм, продолжаясь двое суток, разлучил все галиоты один от другого. Буря сия столь была велика, что мы лишились было и надежды в спасении своей жизни; но однако ж 14-го числа два первых галиота сошлись и пристали на Берингов остров 24 сентября, расположась прозимовать на оном как в ожидании третьего галиота, на коем было людей 62 человека…»
Шелихов. Это я хочу отвезти и напечатать в Петербурге. Прочитают, может самой государыне покажут. Она человек читающий, любит сказки и описание путешествий. А далее, как Господь распорядится.
Наталья. Гришата! Ты прав, возвратимся, а опосля надо ехать в Петербург. Нужны люди, знакомства. Помогать начнут, когда увидят свой интерес в нашем деле. У человека два настроения: когда садится за накрытый стол и когда, насытившись, выходит. То, что ты пишешь, прочтут, и если это тронет, то они будут на нашей стороне. Ты в письме не купец, ты – путешественник. Для них твоё письмо – сказка про неведомое. Им надо показать, кто такие алеуты, коняги, колоши, их обычаи, что едят, во что одеваются, чем богат этот край, что кроме пушнины можно отсюда взять. Я тутока попыталась нарисовать, как они выглядят.
(Показывает листок с рисунками алеутов.)
Шелихов. Похоже. И где ты этому научилась? Как тебе в один глаз удаётся увидеть самое главное?
Наталья. Мишель. Он у нас был гувернёром. Славный французик. Он мне говорил: «Мадмазель! Дессинер авес дес граунс». Хорошо рисуешь.
Шелихов. Он прав, хорошо! Что ж, поплыли дальше. (Диктует дальше Наталье.) «…Коняги люди рослы, здоровы, дородны, круглолицы, волосы черны, а редко темнорусы, которые мужеской и женской пол стригут в кружок. Знатных же мужей жены отличают себя от прочих тем, что, зачесывая несколько волосов наперед, подстригают их до бровей. Мущины, женщины и девки, средней хрящ в носу прокалывают, так же искалывают все уши и нижнюю губу, у каждого мущины нижняя губа прорезана, и чрез то с первого взгляда показываются так, как с двумя ртами. В сделанную в среднем хрящу носа дыру вкладывают длинную кость; а у кого есть бисер и корольки, те привешивают оные к ушам, к губе и к носу, почитая то за самую лучшую вещь и украшение. Бороды не стригут, рубах все не имеют, ходят босые, а дома и совсем нагие, только что спереди опоясываются каким ни есть звериным лоскутом. Есть люди добрые, а есть настроены к нам воинственно…»
Наталья. Я всё не могу прийти в себя после того ночного нападения диких. Ежели б не твой выстрел и не крик Катерины, они зарезали бы нас.
Шелихов. Ка-тыла вовремя подоспел. Я боюсь одного, пройдёт немного времени, дикие купят у бостонцев порох и начнут стрелять уже не стрелами, а из ружей.
Наталья(раздумчиво). Всё может быть. Где деньги, там и война. Ну да ладно, пошли писать дальше. «Сила денег диким неведома. Живут в землянках, имеющих стены, обитые досками; окна на верьху; оконницы делаются из кишок и пузырей из рыб. Одежку шьют жильными нитками. Печей во оных нет, и огня не разводят, по тому, что довольно оне теплы и без того: из таких же землянок и бани их состоят, в коих парятся травою и березовыми вениками. Жар в них производят каменьями, нажигаемыми в поварне и в баню приносимыми; жар от них делается весьма великий, и никогда угару не бывает; париться они отменные охотники. Кухня у них общая, в кою двери, или лазеи во круг ее. Впрочем, жизнь их есть разбойническая; кто чаще, больше и удачнее украсть что успеет, тот чрез сие большую похвалу среди своих заслуживает».
Наталья. Они смышлёны, быстро учатся как хорошему, так и плохому. Ты про нападение и про нашу битву с ними писать намерен?
Шелихов. А то как же! Пусть не думают, что нас здесь цветами встречали. И всё же дружелюбие, желание говорить с ними на понятном им языке – вот единственно верный путь. (Продолжает диктовать Наталье.) «…Таковое мое дружеское с ними поведение час от часу привязывало их ко мне более, и они, не зная чем угодить мне, приводили детей своих в аманаты тогда, когда я и не требовал их и когда они не нужны мне были; но я, чтобы не оставлять их в неудовольствии, многих принимал, а других, одарив приличными для них вещами, отпускал. После такой их ко мне привязанности старался я познать их богослужение, они только признают два в мире существа, два Духа: одно доброе, другое злое, присовокупляя об оных нелепости, свойственные их невежеству и дикости. Видя сие, сделал я попытку рассказать им сколько можно простое и внятное о христианском законе, а как увидел величайшее их в том любопытство, то начал я любопытствующим в свободные часы преподавать точное понятие о нашем законе и до истинного доводить пути, чем и зажег их сердца; словом, еще до выезда моего сделал я христианами из них сорок человек, кои и крещены были с такими обрядами, какие позволяются без священника».