вшей вдоль борта, ухватился за нее, подтянул себя наверх, но не смог удержаться и тут же плюхнулся обратно в воду. Плюх и фонтан брызг получился сильный. Всю конспирацию псу под хвост! Ну что за хрень-то такая?! Еще раз вынырнул из воды, сильно ухватился за канат, которым была привязана покрышка к борту, подтянулся, ухватился за борт, оперся ногами на покрышку и рывком перекинул свое тело на палубу сейнера.
Оглядеться и отдохнуть мне не дали, ко мне метнулся здоровенный мужик с окровавленной головой и железякой в руках.
– А-а-а-а! – ревел нападавший, размахивая своим дрыном.
Перекинув из-за спины «эмку», направил ствол автомата на турка, нажал на спуск. Пиндосовская трещотка щелкнула и не выстрелила. Твою мать!
Приняв удар на выставленный автомат, крякнул от боли и тут же пнул здоровяка по ноге, тот взвыл и вновь замахнулся. Пнул его еще раз, в этот раз уже не по ноге, а между них, прямиком в пах. Турок закричал как резаный и со всего размаху опустил железяку на меня, я в последний момент успел уклониться. Железная труба ударила по палубе совсем рядом, металлический грохот набатом разлился в голове.
– Да гребаный твой Экибастуз! – зло выплюнул я и вцепился пальцами в руку врагу.
Дернул его на себя, тут же ткнул ему пальцами второй руки в лицо, нащупал глаза и что есть сил рванул веко и бровь, все, что попалось в жменю. Турок ревел как оглашенный, мутузил меня руками, но как-то истерично и неумело. Я подтянулся, держась за врага, его кровь из разорванной глазницы брызгала в разные стороны. Не отпуская одну руку, так и продолжая вгрызаться пальцами в глазницу, второй рукой ухватился за кадык турка. Хрящ, прикрывающий горло, хрустнул, здоровяк захрипел, несколько раз ударил мне в голову, но я продолжал давить горло и глаз, из разорванной гортани брызнуло кровью мне в лицо, а еще через мгновение турок принялся дергаться всем телом, пытаясь вырваться из моих захватов. Хрена тебе лысого!!!! Зарычав, как дикий зверь, я усилил напор, кровища из горла хлынула полноводной рекой, соленый фонтан ударил мне в лицо. Здоровяк захрипел, дернулся в последний раз и обмяк.
Сбросив с себя мертвое тело, перевел дыхание и кое-как стер с лица зловещую кровавую маску. Поднялся на ноги. По всей видимости, этот здоровяк и был пулеметчиком. Скорее всего, граната взорвалась где-то поблизости, осколки ранили стрелка, оглушили его и повредили пулемет. Иначе ничем не объяснишь его замедленные движения и вялые попытки меня одолеть, вон он какой здоровый, а дрался, как тюфяк.
– Бро! Бро! Ты жив? – окликнул меня из воды Ванек.
– Епта, жив?! – обрадовался я. – Вылезай! – Я помог Болтуну забраться на борт сейнера. – У тебя автомат остался?
– А как же? Вот, – продемонстрировал мне свой М-4 Иван.
– Отстегни магазин и вытряхни из него воду, – посоветовал я. – И дай мне пестик, а то мой автомат вот этот здоровяк изуродовал, – я кивнул в сторону мертвого турка.
– Ни хрена его гранатой изуродовало, – поразился Иван. – Глаза и горла нет! Как же он тебе автомат испортил?
– Пока я ему глаз и горло не вырвал, он меня какой-то железякой прессовал, – спокойно ответил я. – Проверь, чтобы твой автомат стрелял, и погнали досматривать посудину, – приказал я Болтуну.
Ванек выстрелил одиночным в небо, я взял его револьвер, и мы зашагали в сторону капитанской рубки. Честно говоря, как правильно вести досмотр судов и вообще работать в ограниченном пространстве, я не знал, все, что помнил, было основано на просмотре боевиков и блокбастеров. Но вышибать ногами двери и прыгать в дверные проемы не хотелось. Во-первых, на кораблях такие двери, что хрен ты их ногой вышибешь, а во-вторых, после всех этих заплывов в холодной воде и борьбе с турецкими пулеметчиками не то что прыгать в дверные проемы, а просто двигаться особо не хотелось.
Поднявшись по приваренным скобам, заглянули в капитанскую рубку. Часть стекол выбиты пулеметными очередями, вроде приборы и механизмы не задеты. Никого нет! Потом осторожно заглянули внутрь какого-то дверного проема, ведущего внутрь сейнера. Узкий коридор, оба конца заканчиваются лестницами, круто уходящими вниз, прямо напротив дверного проема еще одна дверь. Сместился немного в сторону, показал жестами: «Мол, сейчас распахну дверь, а ты, Керчь, не зевай». Дернул ручку двери, потянул створку на себя, Болтун, выставив ствол автомата, ушел в сторону.
– Граната! – крикнул я, бросая внутрь помещения подобранную загодя небольшую железяку, по размерам схожую с ручной гранатой.
Железка брякнула внутри, но кроме этого металлического лязга ничего не произошло. Никто не голосил, не кричал и в нас не стрелял. Либо там никого нет, либо у засады крепкие, как стальные канаты, нервы. Шмыгнул в дверной проем, как только переступил высоко поднятый порог перегородки, тут же плюхнулся на пол.
Пусто! Небольшое помещение: полка, столик, шкафчик на одной стене, а вдоль другой стены длинный то ли стол, то ли полка, вдоль которой четыре стула, да стопка ящиков в углу – вот и вся скудная обстановка. На столике, привинченном к стене, расположилась газовая плита, а в шкафу виднелись тарелки и пара кастрюль. Из этого помещения шла небольшая лестница наверх – к капитанскому мостику.
– Это чего? Кают-компания? – вслух спросил у меня за спиной Ванек.
– Откуда я знаю…
– Нет, точно кают-компания! – уверенно произнес Керчь. – Это же сейнер. Типа небольшого СЧСа, или как они у турок обзываются? – вслух рассуждал Иван. – Надстройка расположена в средней части корпуса, в ее нижнем ярусе размещены небольшая кают-компания, камбуз, душевая и туалет, а также каюты капитана и старшего механика. Для остальных членов экипажа предусмотрены кубрики в носовой части сейнера. Машинное отделение также расположено в средней части корпуса судна. На ярус выше бытовых помещений в надстройке размещается ходовая рубка, на крыше которой оборудована застекленная промысловая рубка с дублирующим рулевым управлением. На палубе ближе к носовой части размещены сейнерная лебедка с барабанами для канатов и ваеров, мачта с грузовой стрелой, грузоподъемностью в тонну. В корме судна имеется рабочая площадка, над которой располагается электрифицированный блок для работы с сетями. Рубка, кают-компания, совмещенная с камбузом, значит, внизу вход в машинное отделение и в жилой отсек. Спереди на носу – вход в форпик, а на корме – ахтерпик. Между машиной и ахтерпиком – створки рыбного трюма. В машинное отделение должен быть еще один спуск, прямо с палубы.
– Ничего себе! – восхитился я познаниям керчанина. – Откуда такая осведомленность в устройстве маломерных рыболовных судов? – ехидно спросил я.
– А что тут знать? – горделиво выпятив грудь, ухмыльнулся Иван. – Керчь – рыбная столица всего мира. Мы, керчане, все о море знаем, для нас…
– Я понял, понял, – прервал я начавшуюся триаду о достоинствах самого лучшего города на Земле. – Лучше скажи, где могут прятаться турки?
– Скорее всего, в машинном отделении или в жилом отсеке. Пошли вон туда и туда, – Иван показал на разные концы коридора, которые заканчивались лестницами.
– Ясно, тогда начнем справа, ибо налево ходить – бога гневить, – пошутил я.
Осторожно ступая, подобрались к правой лестнице, хотя какая, к черту, осторожность, если всего пару минут назад я как оглашенный орал про гранату?
– Эй, наверху… – раздался внизу тихий окрик. – Нас здесь двое, мы свои. Русские! Не стреляйте!
– Кто такие? – крикнул я вниз, а сам взглядом показал Болтуну на противоположный спуск, чтобы он держал его под прицелом.
– Свои! Рабы мы! У турок уже года два как батрачим!
– Выходите с поднятыми руками.
– Не можем, нас тут приковали цепью, так что лучше вы к нам.
– На судне сколько турок было?
– Семеро!
– Ладно, ждите, сейчас спустимся, – произнес я, поворачиваясь к Ивану. – Досмотри машинное отделение, но осторожно. Справишься? – шепотом спросил я.
Ванек утвердительно кивнул и начал спуск в машинное отделение. Я весь обратился в слух. Ничего не слышно, кроме осторожных шаркающих шагов Ивана. Шаги затихли – Болтун закончил спуск по лестнице. Стрельбы нет, звуков борьбы нет.
– Все хорошо, машинное отделение пусто?
– Там никого! – Через секунду в провале лестницы появилось довольное лицо Болтуна.
– Отлично, тогда погнали, выпустим рабов, – скомандовал я.
Спустились в жилой отсек. Помещение вполне просторное, хоть и с низким потолком. Длинные узкие полки по обеим сторонам. Три сверху, три снизу. Всего получается двенадцать спальных мест, некоторые из полок завалены спальными принадлежностями не первой свежести. Посередине – стол и стулья, прикрученные к полу. На стенах ютятся небольшие шкафчики. Прямо как в общей камере. Да и обстановка примерно такая же. Тут же еще одна дверь. Заглянул. Сортир и душевой поддон. Ага! Это по-морскому гальюн будет!
Рядом со спуском к нижним ступеням лестницы прикреплена цепь, которая заканчивается ножными кандалами, фиксирующими ноги двух ободранных мужиков, похожих на бомжей.
– Откуда вы такие? – спросил меня один из мужиков.
– Оттуда, – неопределенно махнул рукой наверх я. – Сами чьих будете?
– Ничьих. Сами по себе. До всей этой срани, которая приключилась три года назад, работали у турок на судоремонте, потом мыкались по всяким шабашкам, работая на одного дельца из наших, ну а пару лет назад он попал под раздачу, и мы вместе с ним. Его убили, а нас заковали в кандалы, с тех пор так же, как и раньше, хреначим по ремонту пароходов, но уже не за копейку, а за тарелку супа и чтобы не сильно били, – ответил мужик. – Меня зовут Валера, а его – Митя.
– А второй чего молчит? – спросил я.
– А он немой, ему пару месяцев назад турки зубы выбили, потом началось нагноение, в итоге пришлось удалить часть языка.
– Ладно, вы пока тут посидите, мы досмотрим ваше корыто, заодно найдем, чем ваши кандалы разломать, и освободим вас. Пару лет ждали освобождения, так что, думаю, лишних полчаса потерпите как-нибудь.