– Пойдем, потерянная, я отведу тебя в крепость Лиги.
Она не должна была услышать. У потерянных разорвана связь с их живым телом. В школах нам объясняли: не природные звуки слышат они, а зов ума, и тянутся за позвавшим.
Но старуха услышала и ответила:
– Не Лига нужна мне. Тот, кто сможет ответить на мой вопрос. Но еще никто не смог.
Нет, не потеряна во времени эта пифия. Такая не заблудится. Она сама – путь, по которому кого угодно заставит идти, куда ей надо. Почему же мерцает ее тело?
– Кто я, жрица Истины? – произнесла нищенка стандартную формулу.
Золотистые глаза из-под алой повязки глянули так, что я задохнулась. Запредельную боль источал ее взгляд. Я молчала, раздавленная этой болью, как кит на отмели. И не я – что-то, пронесшееся сквозь меня, как огненный ветер, спалив и развеяв меня, словно пепел, ответило:
– Никогда не быть тебе, Тварь!
Старуха прикрыла вспыхнувшие очи:
– Не Лига нужна мне, – повторила она. И вскинула руки: – Ты.
То, что осталось от меня, едва не просыпалось в ее ладони горсткой пепельной пыли.
Но моя благословенная кляча шарахнулась от резкого движения старухи и чуть не выкинула почти безжизненные останки всадницы из седла. Мой полутруп сам собой, без участия развеянного по ветру сознания взвизгнул, вцепился в гриву и удержался на волоске. Лошадь тут же обрела юношескую прыть, и нищенка осталась далеко позади, так и не заполучив мою жизнь в качестве милостыни.
То ли скачка раздула тлеющую в моих останках искру разума, то ли вопли прохожих, но где-то на краю сознания вдруг забрезжило понимание, что нам с клячей по пути: может, Дик свернул к другой заставе, к западу. И первое, что я увидела, – алую повязку и золотистые глаза каким-то чудом опередившей меня нищенки.
И так – у каждых врат, где я безнадежно пыталась найти следы исчезнувшего Дика. И снова я бежала от протянутой к сердцу морщинистой руки. Бежала, пока моя кляча, которую только слепой, держа ее за хвост, мог назвать лошадью, не застряла в шумной толпе: гильдия виноделов гуляла на чьей-то свадьбе. Со мной они предпочли не связываться, но клячу радушно напоили, и ее тут же сморил счастливый сон. Дальше пришлось ползти пешком.
Мне осталось пройти короткую улочку, втекавшую в безлюдную гладь огромной площади, на дальнем берегу которой радужной жар-птицей сидела древняя крепость Гарса, как драгоценный камень в перстне городской стены. Школа пифий. Убежище Лиги.
Я вздохнула: разве это крепость? Какое может быть доверие к выпускницам школы, если они обучаются в таком легкомысленном даже с виду месте? Все перья у этой жар-птицы были разные, и никакого порядка в их расположении не наблюдалось. Бесчисленные башенки теснились, толкаясь, как девки на ярмарке. Ни одной одинаковой, даже окна не повторялись. Пифии постарались: каждая старалась слизнуть из будущего или прошлого какую-нибудь архитектурную диковину. Вот потому-то город и предпочел возвести Храм Истины на своей земле, дабы сохранить в народе хоть какой-то пиетет к древнему пифийскому искусству.
Под ногой хрустнуло, и я обнаружила, что стою на выцветших незабудках и соломенной трухе, которые только что были шляпкой, поставленной для сбора подаяний.
Бормоча проклятия и радуясь, что это была все-таки не сама Тварь, в которую не дай бог вляпаться, я соскребла остатки соломы и незабудок с каблука и, не решившись сунуть безобразный комок в протянутую руку нищенки, положила его рядом на мостовую, настороженно наблюдая за владелицей почившей шляпки.
Нищенка укоризненно заглянула мне в душу золотисто-теплыми печальными глазами. Не двинув и пальцем, она захватила меня в мгновение ока. Я охнуть не успела, как оцепенела под ее взглядом, чуть ли не с радостью отдавая ей разум и тело в придачу. Тварь пожирала мою судьбу, мой мир, мое сердце. И дарила мне знание – жуткое, нечеловеческое, невозможное. Открывала страшный путь, становившийся моей судьбой. И то, что становилось моим, не имело права быть. Не могло! Это не я убивала возлюбленного, не я уничтожала отца. Не я проносилась над Вавилорским Колодцем, как огненный смерч, и простирала угольные крылья над обезлюдевшей оплавленной землей. Не я!
Мерцающая старуха тянулась ко мне: «Прими, жрица! Это – твое!»
НЕТ!!!
Внезапно она отпустила меня и ушла, растворившись в первой же подворотне. А я долго стояла, глядя ей вслед. И не было сил унять дрожь: моя жизнь раздвоилась, как нити туго свитой веревки, распалась на две равновозможных судьбы, и каждая была мучительной. Вот и случилось то, чего я боялась всю жизнь, от рождения, от первого осознания себя.
Все-таки вляпалась. Не только в шляпку – в Судьбу. Но меня она не получит!
ГЛАВА 2
До крепости я добралась уже без препятствий. Вид безлюдного внутреннего двора показался странным. Вчера, перед моим отъездом в храм Истины, двор был населен: суетились какие-то неопознанные люди, незнакомые лошади, деловито сновали собаки. Теперь царила такая кладбищенская тишина, что я была непривычно счастлива лицезреть последнего великаньего потомка, могучего мастера Альерга, обычно встречавшего всех наших гостей в ипостаси Привратника. Не сразу и догадаешься, что это всего-навсего фантом.
Школяры и школярки частенько, но безрезультатно покушались на жизнь фантома – до того эта пронырливая ипостась раздражала их внезапным появлением в самых неожиданных местах в самое неподходящее время. Привратник то разгонял уединившиеся парочки, то незвано вмешивался в дружескую пробу новоизобретенного лабораторного зелья знахарей.
По школе ходила легенда, что однажды какой-то бедолага вместо Привратника покусился на самого мастера и был случайно и бесследно развеян по ветру. Легенду придумал сам Альерг, но фантом Привратника он тем самым от покушений не спас: фантазию и упорство школяров, изыскивающих средство против шпионажа, могло остановить только найденное решение, и сия задача из года в год торжественно и тайно передавалась неофитам.
Привратник оглядел мои запыленные ботинки, пристально глянул вдаль, словно сквозь каменную толщу стен обозревал ту улочку, где меня поймала нищенка, и пробурчал непререкаемо:
– Радона, изволь немедленно явиться ко мне в кабинет и отчитаться об утренних деяниях.
Уже донесли!
– Не соблаговолите ли проводить меня, милейший? – вежливо поинтересовалась я. Привратник фыркнул и исчез, мгновенно растворившись в воздухе Не соблаговолил.
Наставник восседал в огромном кресле, и лицо его было столь мрачным, словно он только что похоронил самого себя. Не глядя на меня, он буркнул:
– Рассказывай!
– Зачем? Разве мастеру чтения мыслей требуется мой рассказ?
– Сколько раз говорить тебе, Радона, что я не читаю твоих мыслей. Некоторых, – поправился он, устыдившись откровенной лжи. – Так что сейчас – требуется. Причем подробнейший доклад.
– Ну… в отстойнике для пророков я неплохо выспалась. Кстати, за что я там плесневела всю ночь?
Опекун вскинул глаза:
– Радона, ты же, как всегда, не остановилась на констатации факта! Тебе мало было открыть собравшимся в храме, что среди них – вампирша, которая вот-вот проявится. Мало было панику посеять. Ты еще и судьбу вампирши начала разматывать, как клубок, не разбирая, где чья кровь и кто ее прольет. Ты подумала, что девушку могут растерзать прямо в храме, не дожидаясь проявления?
Я покраснела. А когда мне было думать в трансе?
– Вот именно, – согласился телепат. – Вампиршу мы увезли из Гарса. Панику погасили. Но меня интересует другое. Что ты делала у ворот города, да еще и у всех семи поочередно?
– Да ничего особенного. Показалось, что Дик изволил утром почтить присутствием наш город, но был задержан на заставе из-за какого-то недоразумения. Вот я и поискала его. Безрезультатно.
В качестве иллюстрации я послала ему несколько избавленных от лишних деталей образов с Диком, стражниками и клочком пустынного тракта с щеточкой придорожного репейника.
– А, дружок твоего недолгого детства? На этот раз попался, не улизнет: здесь, в Гарсе, нами даже мухи сосчитаны.
Он помолчал, сдвинув густые брови. Совсем не Дик тревожил мастера. Это было понятно даже не телепату. Внезапно он задал совсем неожиданный вопрос:
– Что тебе известно о нигах?
Я вздрогнула: неужели пронюхал о нищенке? Никогда не знаешь, что удалось спрятать от вездесущей Лиги, а что нет.
– То же, что и всем: почти ничего, – я судорожно вспоминала скупые летописи и буйные народные фантазии о мифических нигах – демонах, способных пожрать все и сотворить из этого всего то, что им заблагорассудится. По преданию, они способны прикинуться любой вещью. Вот сидишь ты на табуретке, а это – ниг с ненасытной утробой, требующей постоянного круговорота форм. Улучив момент, табурет раззявит пасть, проглотит седока с потрохами и отрыгнет в виде пивной кружки, издевательски пустой.
Насытившись, ниги засыпают, например, свернувшись семечком. Спят себе, прорастают, сонно отращивают стволы и кроны, становятся деревьями и лесами, в дремоте засыхают; не просыпаясь, падают в землю и даже сгнивают, не дрогнув. Потом очнутся, уже став почвой на каком-нибудь кладбище, и сожрут подаренного мертвеца вместе с гробом, похоронной процессией и лопатами.
Когда в доме пропадают одни вещи и неожиданно появляются другие – значит, там поселился ниг. Такой дом сжигают. Если очень не повезет, пропадают и сами хозяева, проглоченные какой-нибудь обеденной ложкой из фамильного сервиза, которой внезапно надоело, что на нее постоянно разевают рот. Я слышала об одном суеверном князе, который сжег собственный замок и деревни, когда пропала его жена. Потом оказалось, что она сбежала с его младшим братом. Поймали и сожгли обоих. Тут доказательство одно: если ты мертв, значит, – человек, а не Тварь.
– Да что ты! – всплеснул руками засидевшийся в моей голове Альерг. – Какой кошмар!
– Да, кошмар, особенно если учесть, что нига даже не заметишь, пока он тебя не съест, – со знанием дела подтвердила я, словно мне ежедневно приходилось увертываться от взбесившейся вилки-ниги.