– Это было бы очень пошло и банально, – возразил Долгов, ставя бокал обратно на стол, но не отпуская его ножку, а продолжая поглаживать ее подушечками пальцев.
Почему-то Лилю завораживало это небрежное движение.
– Тогда к чему все это? – не унималась она. – Лангустины, вино и салат сами по себе – прекрасный, но не повседневный ужин. Брускетты и вовсе неуместное усложнение. Это готовка как процесс, что почти свидание. Зачем?
– А зачем ты отправила Дементьева ночевать через два коттеджа от нас?
– Потому что ему нравится наша писательница, – тоном человека, объясняющего другому очевидные вещи, ответила Лиля. – И он волнуется. Я наблюдала за ними через камеры. Володя боялся оставить ее одну. И она тоже боялась остаться одна. Но Ольга из тех женщин, которые так привыкли рассчитывать лишь на себя, что не примут помощь, даже умирая.
– Но ты же не могла не думать о том, что мы останемся наедине? – лукаво уточнил Долгов. – Как не могла не подумать об этом, когда осталась со мной в Питере, вместе того чтобы улететь с ним в Прагу.
– Его зовут Нев, – резковато поправила Лиля.
– Его зовут Евстахий, – насмешливо уточнил Долгов. – Боже, ну и имечко. Меня, кстати, давно интересует: ты когда-нибудь используешь его настоящее имя? Наедине, например. В постели?
– Вот чего не могу понять, – разозлилась Лиля, – так это почему тебе обязательно говорить гадости? Можешь быть милым целый вечер, но потом все равно сорвешься.
– А что именно ты называешь гадостью? – снова усмехнулся Долгов. – Его настоящее имя? Вопрос про постель?
Лиля недовольно поджала губы, отворачиваясь в сторону, и сделала большой глоток вина, хотя голова и так кружилась. Ответа на вопрос она не знала. Просто почему-то, когда Долгов начинал говорить о Неве и их отношениях, она начинала злиться.
– Тон, – в конце концов холодно уронила она. – Тон был гадким.
На долгую минуту на кухне воцарилось молчание, которое через некоторое время прервал сам Долгов.
– Ладно, извини, – примирительным тоном попросил он. – Я не хотел тебя задеть. Просто решил провести с тобой приятный вечер, пользуясь случаем. Если бы ты не отправила Дементьева ночевать к писательнице, я сделал бы это сам. Примерно с той же мотивацией. Ты мне нравишься, Лиля. И ты не можешь осуждать мужчину за то, что нравишься ему. Если бы тебе было это неприятно, ты бы не стремилась выглядеть так, как выглядишь. И да, я говорю гадости, потому что ревную и завидую. И я уверен, что я подхожу тебе куда больше, чем он.
Лицо Лили смягчилось, гнев отступил. Долгов, безусловно, был прав. Не в том, что подходит ей больше, конечно. В том, что она любит нравиться другим. Нравиться мужчинам и ловить на себе завистливые взгляды женщин.
– Нет, Кость, мы совершенно не подходим друг другу, – возразила она, снова поворачивая голову к нему. – Да, мы ровесники, имеем смежное образование и оба любим итальянскую кухню, но это говорит лишь о том, что мы могли бы стать хорошими друзьями.
– Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, – фыркнул Долгов.
– Это твое право, но я могу предложить тебе только это, – уверенно заявила Лиля. – Я люблю его, понимаешь? И да, мы плохо подходим друг другу, потому что он старше и практикует магию, которую меня учили ненавидеть. Но именно то, что мы плохо подходим друг другу, дает мне понять: это то настоящее, что каждый из нас ищет, но далеко не каждый находит. Потому что нас свело вместе не течение и абстрактное понимание того, что вот так надо и так правильно. Наверное, я говорю путано, но ты сам виноват, – неловко рассмеялась она, показывая бокал, который снова почти опустел.
– По-моему, ты просто сама пытаешься убедить себя в том, что все обстоит именно так, – неожиданно серьезно заявил Долгов, гипнотизируя ее почти такими же серыми глазами, как у Нева. Только смотрели они совсем иначе.
Лиля не стала бы говорить об этом вслух, но в Неве ей прежде всего понравилось то, как он смотрел на нее. Словно она была каким-то чудом. Не просто красивой женщиной, которую мужчины вроде Кости Долгова хотели во что бы то ни стало затащить в постель, а настоящим чудом, которое и руками-то трогать надо с осторожностью.
– Зачем мне это? – спросила она, упрямо выдерживая его взгляд.
– Потому что ты боишься.
– Чего?
– Того, что, если бросишь его, он сорвется.
Вот теперь Лиля опустила глаза, косвенно признавая поражение. Порой Долгов своей проницательностью пугал ее. Она все еще старалась убедить себя, что это просто удачные догадки, но с каждым разом сделать это было все труднее. Он как будто читал ее мысли, даже самые потаенные страхи, в которых она не признавалась самой себе.
От необходимости ответить ее избавил сигнал ноутбука, оповестивший, что в комнате с пишущей машинкой что-то происходит. Оба сразу встрепенулись, отставили в сторону бокалы и отбросили расслабленное состояние. Долгов первым протянул руку за ноутбуком, поэтому Лиля взяла себе оставшийся.
– Температурных изменений нет, в комнате движение не зафиксировано, – сообщила она, изучив данные с монитора.
– Но это снова происходит, – слегка ошарашенно протянул Долгов.
– Что именно?
Он развернул к ней экран своего ноутбука, на котором выводились изображения с камер, и включил звук. По кухне тут же разнеслось постепенно нарастающее ритмичное клацанье старинных кнопок.
– Она печатает.
15 июля 2016 года, 23:10
Ужин с Ольгой прошел в гнетущем молчании и оказался куда легче, чем Дементьев привык. Впрочем, это было объяснимо: писательница явно внимательно следила за внешностью, в том числе за фигурой, а кормить ужином здорового мужика не рассчитывала. Да и не привыкла.
Зато сам Дементьев давно привык есть по возможности, а потому не особо огорчился. Спать он все равно планировал вполглаза, а набитый желудок только больше клонил в сон.
После еды Ольга отстраненно пожелала ему доброй ночи, но Дементьев никак не мог отделаться от мысли, что она уже не здесь, что по дому бродит только ее бренная телесная оболочка, а сама Ольга унеслась мыслями в один из своих вымышленных миров.
Хоть ему снова выдали комплект постельного белья, на котором он спал в предыдущую ночь, Дементьев кинул на надутую кровать только подушку и плед и лег, не раздеваясь, не желая в случае нового происшествия тратить время на одевание. Чтобы скоротать время, он достал смартфон, немного потыкал пальцем в экран и через минуту уже открыл в приложении-читалке «новую старую» книгу Марины Врановой. «Добровольно проклятые: ужас ночи». Он по-прежнему считал, что название у нее, как у третьесортного ужастика, но был вынужден признать, что оно его заинтриговало.
История затянула его довольно быстро, он сам не заметил, как пролистал треть книги, когда в тишине, окутавшей коттедж после того, как Ольга перестала лить воду в ванной и бродить по коридору, раздалось приглушенное металлическое клацанье. Дементьев не сразу среагировал на звук, очнулся, только когда тихонько пиликнуло переговорное устройство, которое он положил рядом с кроватью прямо на пол.
Осознав, что машинка снова печатает, Дементьев в пару движений вскочил на ноги и оказался у двери комнаты с уже надетой на ухо гарнитурой.
– Что вы видите? – спросил он у Долгова.
– В комнате никого нет, но машинка печатает, – лаконично отозвался тот.
– Я сейчас посмотрю поближе…
Он уже шагнул в коридор, но на секунду замер, когда скрипнула дверь второй спальни. На ее пороге показалась абсолютно не сонная Ольга. Создавалось впечатление, что сегодня она тоже решила не ложиться, как минимум не переодеваться в пижаму. Она просто сменила узкие джинсы на просторные, удобные домашние штаны.
Дементьев жестом велел ей оставаться на месте, и Ольга без лишних вопросов послушалась. Однако его тоже остановили.
– Подожди, не входи в комнату, пока она не закончит, – велел в наушнике голос Долгова. – Иначе можем получить неполный текст.
Дементьев нетерпеливо поморщился, но послушался, признавая правоту «старшего следователя». Он только подошел к двери кабинета и прислушался к происходящему внутри. Ольга выжидающе смотрела на него, отчего нетерпение и напряжение нарастали.
Оба застыли на своих местах и непроизвольно вздрогнули, когда внизу что-то внезапно громыхнуло: то ли дверь хлопнула, то ли окно распахнулось. Ольга дернулась, как будто хотела спуститься и проверить, но Дементьев вновь удержал ее безмолвным жестом.
– У нас внизу камер нет? – уточнил он в наушник, хотя прекрасно знал, что они брали под наблюдение только комнату с машинкой.
– Нет, а что? – заинтересовалась Лиля.
– Какой-то звук внизу. То ли дверь, то ли окно… Мне проверить?
Он лишь успел задать вопрос, когда за дверью кабинета смолкло металлическое клацанье.
– Кажется, она выдохлась, – прокомментировал напряженный голос Долгова. – Посмотри сначала, что она там напечатала.
Дементьев кивнул, хотя Долгов не мог его видеть, и осторожно нажал на ручку двери, как будто все равно опасался спугнуть кого-то невидимого.
Однако в комнате, конечно, было пусто. Это прекрасно ощущалось даже в темноте, а когда он щелкнул выключателем на стене, стало очевидно. Пишущая машинка стояла все на том же месте, каретка – строго по центру. Только лист бумаги, вылезший дальше, чем его заправляли, свидетельствовал о том, что несколько минут назад машинка печатала.
Дементьев торопливо шагнул к столу, прокрутил валик, вытаскивая листы, чтобы открыть нижний, на котором через копировальную бумагу отпечатывался текст. И заскользил глазами по строчкам:
«Ночная темнота здесь не была похожа на городскую, постоянно разрушаемую светом машинных фар, уличных фонарей и неоновых реклам. Нет, здесь она была абсолютной, плотной. Казалось, ее можно резать ножом. А если не резать, то она обвивается вокруг тебя удушливым коконом.
Воздух был по-летнему теплым и пах далекой грозой, но рыхлая земля, поднятая со дна могилы, осыпалась с холмика сырыми холодными комьями. Она забивалась под ногти, наполняла рот, затыкала нос и застилала глаза. На время освободиться от нее уже казалось счастьем. Даже если понимаешь, что счастье это недолгое.