[237]. И действительно, численности в 3 млн человек Красная армия достигла к концу 1919 г.[238] А к концу 1920 г. она составляла уже без малого 5,3 млн человек[239]. Последний возрастной призыв состоялся в марте 1920 г.: в Красную армию поступила молодежь 1901 года рождения общим числом в 256 тыс. человек[240]. Всего же за полтора года, с 11 сентября 1918 г. по 26 июня 1920 г., было осуществлено 27 обязательных призывов 3 866 009 граждан не только по возрастам, но и социально-классовым и профессиональным категориям (например, офицеры, врачи, юристы и т. п.)[241].
Поступление добровольцев в Красную армию в этот период продолжилось, но заняло особую нишу, соответствовавшую обстоятельствам и специфике гражданского противостояния. Поскольку моральное преимущество добровольца перед красноармейцем, призванным по мобилизации, было очевидно, то даже после введения призыва в среде военного руководства высказывались идеи интенсификации добровольческого движения путем широкой агитации в городе и деревне. Предлагалось предоставить добровольцам условия «несколько иного прохождения службы», например создание ударных полков и дивизий из добровольцев или иных особых формирований. Кроме того, можно было использовать «тысячи бойцов, проникнутых истинно революционным духом» для «цементирования боевой устойчивости» уже существующих частей[242]. На практике прижился именно второй подход. По данным одного из организаторов Красной армии, оперативного отдела Всероссийской коллегии по организации и формированию Красной армии Ф.П. Никонова, добровольцев часто использовали в качестве ударных пополнений коммунистическими и пролетарскими силами в тех частях войск, которые действовали на самых важных участках фронта. Создание ударных частей признавалось нецелесообразным, чтобы «не создавать розни между ударными частями и остальной массой красноармейцев»[243].
Приток добровольцев по регионам, местностям и даже социальным и национальным группам населения зависел от того, как быстро и при каких обстоятельствах эти сегменты российского общества втягивались в Гражданскую войну. Большевистское руководство вполне осознавало существенные социальные различия среди добровольцев. Не случайно в первой обобщающей ведомости учета добровольцев, составленной Всероссийской коллегией по организации и управлению Красной армией, добровольцы были представлены не в одной, а в нескольких категориях (записавшиеся на вербовочных пунктах, перешедшие из Красной гвардии, партизанских, партийных, заводских отрядов, влившиеся в Красную армию и «существовавшие обособленно»)[244].
Большой интерес с точки зрения составления просопографического портрета добровольцев первого периода Гражданской войны представляют данные инспекционных комиссий Высшей военной инспекции под руководством В.Г. Юдовского. В конце 1918 г. он проверял работу военкоматов в десяти уездах четырех центральных российских губерний (Московской, Тульской, Курской и Воронежской). Обследование добровольцев, предпринятое В.Г. Юдовским на достаточно обширном материале (всего было учтено 6634 человека[245]), вполне репрезентативно и уникально в своем роде, поскольку в ситуации несовершенной и фрагментарной источниковой базы по истории Красной армии первых месяцев ее существования показывает не только цифру добровольцев, но и широкий спектр их социально-демографических характеристик, позволяющих определить особенности этой категории военнослужащих. Подобных статистических исследований добровольчества в годы Гражданской войны не проводилось, а единственное научно организованное статистическое обследование РККА – перепись 28 августа 1920 г. – не выделяло добровольцев из массы военнослужащих. Поэтому исследование Юдовского заслуживает нескольких слов.
Было выявлено, что из добровольцев, учтенных уездными военкоматами перечисленных губерний, на весну и начало лета 1918 г., когда добровольчество было главным способом комплектования Красной армии, падало лишь 14,1 процента. Остальные же 85,9 процента добровольцев пришли в армию в период с июля по ноябрь 1918 г., то есть в то время, когда уже была введена обязательная военная служба. Это можно объяснить разворачиванием наступления советской власти в деревне и обострением классовой борьбы с лета 1918 г. (введение в мае 1918 г. продразверстки и формирование продотрядов). Хотя, по признанию самого Юдовского, добровольчество сильно уступало по масштабу обязательному призыву: «Число добровольцев по отношению к призванным колебалось в среднем 1 на 9—10 [человек]»[246]. Такое соотношение отмечалось и в последующем; оно достаточно точно отражало место и роль добровольчества в системе комплектования Красной армии.
Военкоматские данные указывают на то, что 61,5 процента добровольцев пришлось на три из десяти прифронтовых уезда, а на остальные семь тыловых – 38,5 процента. К этому следует добавить очень высокую коммунистическую прослойку среди добровольцев: 23,7 процента коммунистов-большевиков и еще 47,5 процента – сочувствующих[247]. В военно-профессиональном отношении это также был высококачественный контингент: 70 процентов добровольцев ранее проходили военную службу. Наконец, по словам Юдовского, среди добровольцев был «изумительно высок» уровень грамотности: 78,6 процента были грамотными, причем 42,7 процента – «хорошо грамотными»[248]. Хотя обследованию комиссией Юдовского подверглись в основном сельская местность и уездные города, в социально-классовом отношении 46,6 процента добровольцев происходили из рабочей среды (в основном крестьяне, вернувшиеся из городов в результате остановки промышленности и потери работы) и 46,7 процента – из крестьян. Это означало, что запись в Красную армию среди пролетариата была значительно более популярной. По возрасту большинство приходилось на лиц от 18 до 23 лет. Таким образом, обследование В.Г. Юдовского выявило высококачественный в тех условиях состав добровольцев – это именно то, чего искало большевистское военно-политическое руководство.
В отличие от многих демографических характеристик красноармейцев, их социально-классовое происхождение достаточно часто отмечалось в документах. Доступный архивный материал полностью подтверждает выводы, сделанные Юдовским о значительном удельном весе рабочих среди добровольцев в течение всей Гражданской войны. Например, в войсках Уральского военного округа добровольцев из рабочих насчитывалось 15,5 процента, а из крестьян – 3 процента[249]. Среди родов войск очевидна тенденция увеличения численности добровольцев в технических родах войск. Особенно высок он был в авиачастях, автоброневых, железнодорожных, инженерных частях. Также высок относительно стрелковых частей был процент добровольцев в кавалерии, куда чаще всего добровольцы приходили со своей лошадью и снаряжением.
После введения обязательной военной службы добровольный набор почти всегда предшествовал набору принудительному, поскольку он не требовал точного учета военнообязанного населения. Чаще всего он производился в местностях, недавно освобожденных от белогвардейских, национальных войск или войск интервентов. Добровольный набор позволял аккумулировать в рядах Красной армии пробольшевистски настроенных граждан, принимавших советские войска как освободителей. В архивных документах нередко можно встретить свидетельства весьма теплой встречи Красной армии в различных регионах бывшей Российской империи и большого энтузиазма при записи в ряды Красной армии. Этот эмоциональный подъем большевики всегда старались канализировать в нужном им ключе. Набор добровольцев в советизируемых местностях позволял также обострить социально-классовые противоречия в местной среде, усилить гражданский раскол общества, на что всегда делали ставку большевики.
Важно отметить, что отношение населения к Красной армии всегда было более единодушным, когда изгонялись иностранные интервенты: в этом случае она представлялась местными жителями армией-освободительницей, ее победы получали патриотическую трактовку. Так, комиссия Высшей военной инспекции, возглавляемая упомянутым В.Г. Юдовским, обследовавшая в ноябре 1918 г. западные районы страны (Смоленск, Минск, Бобруйск, Гомель, Могилев и др.) после ухода германских войск, свидетельствовала, что «продолжающееся движение Красной армии на запад сопровождается необычайным энтузиазмом населения и вызывает большой наплыв добровольцев-красноармейцев»[250]. Представители ВВИ свидетельствовали о «вступлении в армию в течение 2–3 недель десятков тысяч добровольцев в освобожденных местностях западного края»[251]. Аналогичную картину, но уже летом 1920 г. констатировал Реввоенсовет Юго-Западного фронта, требуя от подчиненных штабов немедленно начать набор добровольцев: «Ввиду подъема духа населения местностей, очищенных от польских войск, желательно возможно большее направление этого населения в ряды Красной армии… Реввоенсовет фронта приказывает немедленно организовать на территории широкий прием в армию добровольцев»[252]. 8 мая 1920 г. ВЦМК и ЦК РКП(б) опубликовали в «Правде» и «Известиях ВЦИК» «Обращение ко всем Советам и комитетам РКП(б)» с призывом немедленно начать «формирование крепких, сплоченных отрядов добровольцев, отправление их на западный фронт». С противоположного Восточного фронта сообщалось: «Только что освобожденное от власти белых население переживает революционный подъем, о котором красноречиво свидетельствует количество добровольцев и отношение к Красной армии туземцев…»