Добровольцы и ополченцы в военной организации Советского государства. 1917—1945 гг. — страница 16 из 72

[253]

Следует отметить, что политические настроения населения менялись крайне быстро. Нередко в губерниях, еще недавно охваченных революционным подъемом, через несколько месяцев не могли найти ни одного добровольца, а мобилизации проходили крайне тяжело. В тех же белорусских губерниях, в которых в ноябре добровольцами записывались тысячи людей, весной 1919 г. приходилось принимать крайние меры для «выкачивания мобилизованных из деревень и сел»: губ-военкомы Гомельской, Витебской, Минской, Смоленской и Виленской губерний собирали вооруженные отряды для насильственного изъятия мобилизованных[254]. Все это говорит о том, что положительными настроениями населения необходимо было пользоваться немедленно, недопустимо было растягивать сбор добровольцев, задерживать их без дела на сборных пунктах и особенно – распускать по домам в ожидании подвоза всего необходимого. Практика показала, что собрать вторично распущенных уже невозможно[255].

При нехватке добровольцев, как и ранее, широко практиковались всякого рода меры принуждения. Нередко такие способы комплектования прямо регламентировались нормативно-правовыми актами. Например, 29 апреля 1919 г. на совместном заседании Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) было принято решение о проведении трех видов мобилизаций: общей, добровольческо-рабочей и добровольческо-крестьянской[256]. Кроме того, проводились профсоюзные и иные профессиональные добровольческие мобилизации.

Иногда прямые мобилизации лишь маскировались термином «набор добровольцев», чтобы несколько смягчить негативную реакцию местного населения. Вот характерный пример. 15 февраля 1920 г. Военный совет Юго-Западного фронта приказал «немедленно объявить набор добровольцев в пяти уездах Харьковской губернии», назначив каждому уезду по 1000 человек, а всего – 5000 человек[257]. Выполнение наряда было строго обязательным, а значит, переводило такой набор в разряд принудительных. Фронтовые и армейские наборы добровольцев, равно как и местные мобилизации, существенно подрывали плановый учет и использование людских ресурсов, за что было ответственно Мобилизационное управление Всероглавштаба. Совет Всероглавштаба не раз требовал производить набор добровольцев исключительно через систему военкоматов с обязательным учетом всех завербованных лиц, так как «при отсутствии иных налаженных аппаратов вербовка не может привести к желательным результатам и лишь дезорганизует на местах работу по учету, призыву и борьбе с уклонением от призыва»[258].

Непредсказуемость и слабая прогнозируемость добровольчества отрицательно сказывались на процессе комплектования не только в случае нехватки желающих вступить в Красную армию, но, как это ни парадоксально, и при большом наплыве таковых, поскольку местные органы военного управления не справлялись с задачами регистрации добровольцев, а органы снабжения и довольствия, квартирные органы не располагали достаточными запасами обмундирования, продовольствия и мест для размещения набранных контингентов. Приходилось ограничивать набор, например, только лицами, имевшими собственное исправное обмундирование, или же вовсе распускать добровольцев. Особенно ярко эти недостатки проявились осенью 1918 г., когда Красная армия заняла значительные территории Белоруссии после ухода немецких оккупационных войск. Наплыв добровольцев в Красную армию тогда исчислялся десятками тысяч человек, однако «революционный порыв местного населения на освобождение еще оккупированных областей» удалось использовать лишь в незначительной мере. Например, в Минской губернии в конце 1918 г. приходилось принимать только добровольцев, имевших собственное обмундирование. В других местах «нередко всякий прием добровольцев приостанавливался вследствие того, что аппарат снабжения не успевал в первое время выполнить своей работы в ногу с ходом формирования новых частей»[259].

В связи с тем, что вербовка добровольцев чаще всего велась на освобожденных территориях, в условиях организационной слабости или даже отсутствия местных органов власти и военного управления, ее процедура существенно отличалась от плановых призывов и мобилизаций. Добровольные вербовки объявлялись реввоенсоветами армий и поручались начальникам управлений формирования, которые осуществляли прием желающих с опорой на местные органы власти и военкоматы (последние формировались немедленно после установления советской власти). Разворачивалась широкая пропагандистская кампания в пользу призыва, причем обязательно подчеркивалось, что речь идет о вербовке, а не о мобилизации, к которым население чаще всего относилось негативно. Бывшие солдаты принимались непосредственно в строевые части, а лица, не служившие ранее в армии, определялись в запасные батальоны для обучения военному делу, после чего маршевыми ротами направлялись на фронт. Для добровольцев из освобожденных местностей допускалось не иметь полного набора документов, включая рекомендации от партийных или профсоюзных организаций, однако в приемные комиссии обязательно включался представитель особого отдела, чтобы предотвратить проникновение в части вражеских агентов и иных неблагонадежных элементов[260].

В прифронтовой зоне в условиях угрозы занятия территории врагом, вербовка велась в чрезвычайных обстоятельствах, в связи с чем организационные формальности вовсе сводились к минимуму. Например, в июне 1918 г. в Самарской губернии группа работников ревкома, командированная в южные уезды с заданием организации заготовок хлеба, после известий о взятии чехословаками Симбирска и Казани собрала экстренное совещание с уездными и партийными работниками и тут же развернула агитационную работу. Тройка губернского ревкома одновременно заготовляла хлеб и вербовала добровольцев в Красную армию. Митинги в селах проводились по ночам, после окончания полевых работ[261].

Аналогичный пример можно привести из противоположного уголка страны – Якутии. В феврале 1920 г. в Вилюйске произошло выступление против советской власти, организованное бывшими колчаковцами и вошедшее в историю Гражданской войны как «вилюйский заговор». В ночь на 19 февраля заговорщики арестовали первого руководителя якутской партийной организации С.М. Аржакова и других советских работников, освободили из тюрьмы арестованных по приказу Аржакова бывших руководителей уезда. Но население и общественные организации города не поддержали заговорщиков. Выступление было быстро ликвидировано силами добровольцев из жителей города. Во главе сил, подавивших восстание, стал Якутский губернский комитет РКП(б) и губернский военный комиссариат, сумевшие организовать мобилизацию добровольцев, из которых к апрелю 1920 г. был сформирован полк численностью 1871 человек, которую возглавил областной военный комиссар И.Л. Карпель. Именно эта воинская часть подавила вилюйский мятеж.

К концу Гражданской войны, по мере становления местных органов военного управления, проводивших военно-учетную и мобилизационную работу с населением, массовым приемом в ряды РККА дезертиров и перебежчиков, значение добровольчества как источника комплектования существенно сократилось. Например, в отчетности Запасной армии[262], ставшей в последний период войны основным источником подготовки обученных резервов для действующей армии, показано, что за 1920 г. было отправлено в пехотные войска лишь 735 добровольцев, в то время как общая цифра направленных в пехоту людских ресурсов составила 362,7 тыс. человек[263]. Всего же, по данным советского историка М.А. Молодцыгина, к ноябрю 1920 г. в составе Красной армии числилось свыше 900 тыс. военнослужащих (или 16,6 процента всего личного состава РККА), набранных добровольно[264].

В то же время в определенные моменты и в конце войны советское командование продолжало рассчитывать именно на добровольцев как высокомотивированную силу. Об этом свидетельствует тот факт, что на вторую половину 1920 г. пришлась крупнейшая после введения обязательной воинской обязанности кампания по вербовке добровольцев. Она была вызвана тяжелыми поражениями, которые Красная армия понесла на польском фронте и с подготовкой боев против врангелевских войск в Крыму. Согласно приказа наркомвоена Л.Д. Троцкого № 234 от 18 августа и приказа РВСР № 1621/304 от 24 августа, во всех военных округах развернулось срочное формирование добровольческих частей всех родов войск, которые комплектовались за счет добровольцев из числа военнообязанных, а также местных партизан. Готовность воинских частей была назначена на 15 сентября, однако на деле подготовка затянулась до поздней осени[265]. Особое внимание уделялось формированию конных частей, предназначенных на укомплектование 1-й и 2-й конных армий. Важность мероприятия подчеркивалась тем обстоятельством, что штабы округов должны были каждые три дня телеграфно информировать Всероглавштаб о ходе формирований и отправок на фронт. Не располагая нужным ресурсом добровольцев, некоторые округа (например, Омский) изыскивали их в готовых воинских частях и переводили желающих в добровольческие части. Недостающие ресурсы покрывались и за счет запасных частей. Округа формировали готовые части, полностью укомплектовывая их лошадьми, снаряжением и оружием. Лошади заготавливались путем «добровольной закупки» у населения, если же таковая иссякала, прибегали к принудительной закупке[266]