[540]. По примеру самого Государственного Комитета Обороны на местах объединялись все гражданские и военные власти. Последнее важно, поскольку теперь региональные власти получали в свои руки реальную вооруженную силу: «войска НКВД, милицию и добровольческие рабочие отряды»[541]. При этом местные ополченческие формирования разделялись между городскими комитетами обороны, если таковых учреждалось несколько в одной области. Например, народное ополчение Астрахани в октябре 1941 г. было переподчинено от командования Сталинградского корпуса народного ополчения Астраханскому городскому комитету обороны[542].
При этом в последующем в разных местах мог воспроизводиться и авральный опыт первых недель войны в духе постановления ГКО № 10сс, вызванный экстремально опасной ситуацией на фронте (ополчения, истребительные, рабочие формирования Краснодара, Сталинграда, Владикавказа, Астрахани, Махачкалы, Грозного и т. д.). Например, 1 августа 1942 г. Военный совет Северо-Кавказского фронта (маршал Советского Союза С.М. Буденный, Л.М. Каганович) доносил И.В. Сталину о том, что «за счет мобилизации всех имеющихся местных людских ресурсов (выделено мной. – Авт.) дополнительно формируются три стрелковых дивизии, из которых одна – стрелковая дивизия Краснодарского народного ополчения»[543]. О добровольности поступления во Владикавказское народное ополчение речи вообще не идет. Городской комитет обороны постановил 10 сентября 1942 г., что в него «должны вступить все трудящиеся города, способные носить оружие…»[544]. При формировании Грозненского полка народного ополчения 22 сентября 1942 г. городской комитет обороны предписал в состав полка «зачислить всех мужчин, способных драться с оружием в руках»[545] и т. п. Водоразделом между «мягким», добровольческим подходом (конечно, не без описанного административного нажима) и «жестким», строго мобилизационным можно считать непосредственную военную угрозу городу, региону.
Будучи порожденными чрезвычайными, непрогнозируемыми обстоятельствами начального периода войны, ополченческие формирования имели различную организацию, по-разному вливались в состав действующей армии, имели различную боевую судьбу. Определяющим фактором здесь являлась непосредственная военная угроза региону и городу, формировавшему ополчение. Московское ополчение сошлось с врагом на дальних подступах к своему городу, ленинградское – на ближних. Киевское, ростовское, воронежское, тульское, сталинградское – непосредственно защищали городские кварталы. Многим же ополченческим формированиям, созданным в глубоком тылу, вовсе не пришлось вступить в бой.
Время на боевую подготовку и слаживание подразделений тоже оказалось крайне различным. 8 июля 1941 г. на совещании с политсоставом дивизий народного ополчения заведующий военным отделом Ленинградского горкома ВКП(б) и начальник отдела политпропаганды ЛАНО А.И. Верхоглаз говорил предельно определенно: «Комплектование дивизий происходит уже в ходе военных действий… В качестве бойцов в армию в основном идут люди, не обученные военному делу, к войне не готовые»[546]. «Если командир части… считает, что он сначала укомплектует часть, затем будет обучать ее, затем доложит о готовности, он глубоко ошибется»[547]. В условиях, когда «над Питером нависла опасность… мы не можем допустить роскоши растяжки стадии формирования. Формируясь, мы должны быть готовы к стадии выступления»[548]. Так и происходило. Дивизии ленинградского ополчения отправлялись на передовую немедленно, по мере формирования: уже 10 июля 1941 г. 1-ю (Кировскую) дивизию провожали на фронт, на Лужский оборонительный рубеж, где ей сразу же пришлось участвовать в ожесточенных боях с немецко-фашистскими войсками[549]. При этом в частях, оказавшихся на фронте в эти дни, мало кто умел стрелять. Один из политработников сообщал в отдел политической пропаганды ЛАНО: «Я прошелся по 2-му батальону повзводно, побывал на огневых точках, и на мой вопрос: кто умеет стрелять и разбирать оружие, которое имеется в наличии, [лишь] три-четыре человека подняли руки…»[550] Неудивительно, что в глазах кадровых командиров Красной армии «ленинградское ополчение представляло собой толпу людей, которые не знали, как держать винтовку»[551].
Московским дивизиям не пришлось немедленно вступать в бой, что позволило постепенно пересмотреть и пополнить их личный состав и вооружить штатным оружием. В бой, к сожалению крайне неудачный для них из-за общей оперативно-стратегической обстановки, московские дивизии вступили как полностью укомплектованные по штату стрелковые дивизии Красной армии.
Ополченческие формирования, которые формировались глубоко в тылу, например в Ярославской, Горьковской, Кировской, Ивановской, Сталинградской и в других областях РСФСР, длительное время находились в стадии формирования. Как правило, в этом случае формирование распадалось на два этапа: на первом тыловые регионы начинали добровольческие кампании по сбору мелких подразделений в городах и районах в июле 1941 г. Затем начиная с августа и осенью 1941 г. по инициативе местных властей подразделения объединялись в соединения (стрелковые и кавалерийские дивизии) и, по мере готовности, могли передаваться в кадр Красной армии, хотя это происходило не всегда, поскольку многие формирования не завершались.
Довольно скоро после начала войны определилась чрезвычайно важная функция, можно даже сказать, миссия добровольческих формирований: многие из них стали источником постоянных пополнений для действующих войск Красной армии. Личный состав передавался как индивидуально (по мобилизационным повесткам военкомата), так и в составе готовых частей и подразделений. Перманентная текучесть кадров из-за призыва в ряды Красной армии стала, пожалуй, одной из главных и постоянных черт истории всех добровольческих формирований. Они существовали в противоречивом единстве: с одной стороны, от них требовалось сохранение организационной структуры и постоянной боеготовности, с другой – за редкими исключениями, бойцы и командиры таких формирований не имели брони от военной службы и призывались в Красную армию по мере надобности последней. Сюда следует добавить регулярные партийные и комсомольские мобилизации, формирование в регионах других военизированных частей (истребительные батальоны, части МПВО), строительство оборонительных рубежей, уборочные сельскохозяйственные работы. Все это в совокупности непрерывно подтачивало организационную структуру народоополченческих формирований, прежде всего тех, которые находились тылу. Воронежская дивизия народного ополчения передала кадровым соединениям три готовых полка. Сталинградский корпус народного ополчения за июль 1941 – май 1942 г. отправил на фронт около двух дивизий (стрелковую и кавалерийскую) и бронепоезд[552]. Сформированная, но невооруженная Краснодарская дивизия народного ополчения в августе 1942 г. была распределена между другими войсками Красной армии[553]. Саратовская стрелковая дивизия народного ополчения за два года (с августа 1941 г. по октябрь 1943 г.) обучила военному делу более 45 тыс. человек, многие из которых в последующем оказались на фронте[554]. В конце октября 1941 г. в бои за г. Курск вступила Курская дивизия народного ополчения в составе четырех полков. В оперативном отношении ополченцы подчинялись 2-й гвардейской стрелковой дивизии. 7 ноября 1941 г., при организованном оставлении города, ополчение было влито в состав дивизии[555]. Подобную траекторию прошли многие добровольческие формирования, рано или поздно оказывавшиеся частью кадровой стрелковой дивизии.
К непрерывной ротации личного состава следует добавить то, что ополчение, за редкими исключениями (московские дивизии и первые три ленинградские дивизии), всегда вооружалось по остаточному принципу. Нехватка оружия повсеместно сдерживала развертывание планомерной боевой подготовки и превращение частей ополчения в реальные боевые единицы. Оружие изыскивалось повсюду – передавалось из воинских частей, восстанавливалось, изготавливалось и ремонтировалось на заводах и в мастерских, собиралось на полях боев, однако его все равно всегда не хватало. А нередко и то оружие, что имелось, изымалось в пользу действующих войск. Все это вело к неизбежной постепенной деградации военизированного формирования. Так что к началу боевых действий такое ополчение могло оказаться совершенно небоеспособным.
Приведу характерный пример. 1 декабря 1941 г., после первого оставления Ростова-на-Дону, И.В. Сталин упрекал первого секретаря обкома в том, что «никакого сопротивления рабочих в Ростове вами организовано не было. Все это является грубейшей ошибкой ростовских военных и партийных организаций»[556]. Двинский возражал на эту претензию: «Среди рабочих мы проводили подготовительную работу, но все оружие (винтовки, пулеметы и т. д.) было отдано полевым частям. Рабочих, которые еще оставались в городе, нечем было вооружить. Коммунисты и лучшие рабочие заранее, еще до эвакуации предприятий, были организованы в полк народного ополчения, прошли заблаговременно обучение и получили главным образом старое оружие (около тысячи человек). Они сражались тесно внутри города всюду, где могли…»