.
В последующем, очевидно, эта ошибка была учтена. При формировании в июле 1942 г. добровольческого Сибирского стрелкового корпуса разбронирование лиц, состоявших на спецучете военкоматов, осуществлялось строго по квотам. Заявления кандидатов рассматривали тройки в составе директора учреждения, секретаря партийной организации и представителя военкомата. При этом неофициально у кандидатов требовали найти себе замену на рабочем месте, например родственника[671]. Подготовка замены у станка как условие зачисления добровольцем практиковалась и при наборе в Уральский добровольческий танковый корпус в 1943 г. На место добровольца становились его младший брат, сестра, жена и даже мать[672].
Итак, добровольцы-ополченцы, очевидно, представляли социальные слои, являвшиеся главными бенефициарами сталинского социалистического строительства 1930-х гг., – промышленные рабочие, инженерно-техническая и культурная интеллигенция, государственные служащие, учащаяся молодежь. Стремительно росший за счет развития промышленности и связанной с ним социальной сферы советский город давал наиболее индоктринированное сталинским вариантом социализма население, готовое делегировать десятки тысяч добровольцев – своих «лучших людей».
Привилегия добровольцев: территориально-производственный принцип комплектования
Все добровольческие формирования в годы Великой Отечественной войны комплектовались личным составом по местному или корпоративному признаку, имевшему многочисленные частные варианты – производственные, территориально-региональные, национальные, гендерные и т. д. Это находило свое отражение в разнообразных наименованиях или сочетаниях наименований, указывавших на локальную специфику их комплектования («добровольческая», «народного ополчения»), топонимических указаниях («Сибирская», «Ярославская», «Ивановская», «Кубанская», «Киевского района Москвы»), указаниях на партийную принадлежность («Коммунистическая»), социальных и гендерных маркерах («казачья» «рабочая», «женская»), почетных патронимах («Сталинская», «имени Фрунзе») и т. п.
Сами наименования наталкивают нас на мысль о том, что здесь применялся хорошо отработанный в 1920—1930-х гг.
территориальный принцип комплектования войск Красной армии, предусматривавший привязку района комплектования каждой воинской части к определенной административной территории, достаточной для ее пополнения личным составом в условиях мирного и военного времени. Территориальный способ комплектования был относительно дешев за счет радикального сокращения воинских перевозок и возможности прохождения военного обучения на кратковременных сборах без длительного отрыва от дома и места работы; а локальные соседско-родственные (земляческие) связи, как считалось в межвоенный период, скрепляют воинский коллектив за счет привносимой в него готовой устойчивой коммуникации между красноармейцами. На рубеже 1920—1930-х гг. территориальный способ комплектования сосуществовал наряду с традиционным кадровым. Перед войной, как уже говорилось выше, от территориального принципа комплектования отказались в пользу экстерриториального, позволявшего свободно маневрировать людскими ресурсами для формирования войсковых группировок требуемой плотности на западных границах страны. Прежде поощряемое землячество в период коллективизации, напротив, было дискредитировано в глазах власти, став дополнительным фактором напряженности в воинском коллективе, поскольку земляки были склонны к группировкам и так называемым крестьянским настроениям – проявлениям недовольства и неповиновения военным начальникам.
В годы Великой Отечественной войны довоенный территориальный принцип применялся в малых городах и в сельской местности при формировании ополчения – из-за относительно малой плотности населения районы комплектования охватывали большую территорию. Так комплектовались казачьи добровольческие дивизии на Дону и на Кубани в 1941–1942 гг.: «В начале в каждой станице стоял взвод, в каждом районе – сотня или эскадрон. Из 8—10–12 районов создавался полк…»[673] Территориальный принцип мог использоваться и при единовременном формировании крупных добровольческих соединений – корпусов, например, при формировании Сталинского стрелкового корпуса добровольцев-сибиряков в 1942 г. и Уральского добровольческого танкового корпуса в 1943 г.
В случае с городским ополчением и истребительными батальонами начального периода войны, очевидно, речь идет о родственном территориальному, но все же ином способе комплектовании. Новация, получившая наименование территориально-производственный принцип комплектования, заключалась в том, что добровольцы с одной фабрики, завода, института, наркомата, административного района обращались на укомплектование одного подразделения или части: «Внутри каждого соединения… отдельные роты, взводы, батальоны комплектуются определенными предприятиями по разнарядке чрезвычайной тройки данного района»[674]. Подразделения неформально именовались по «материнским» предприятиям или жилым районам: «рота маевцев», «рота менжинцев», «кировцы» и т. п.[675]
В условиях крупных, плотно населенных городов районы комплектования предельно сузились. Осуществлять запись на предприятиях, по месту работы было самым простым и очевидным решением. Повсеместная (хотя и не тотальная) практика комплектования ополчения на предприятиях означала не что иное, как редукцию территориального принципа комплектования в предельно простой форме, сведенной к прямому использованию готовых производственных связей и иерархии трудового коллектива. Социальные связи, основанные на земляческой или этнической идентичности в территориальных частях Красной армии 1920—1930-х гг., теперь заменялись еще более тесными узами – производственными, соседскими, родственными. Многочисленные примеры зачисления в ополчение близких родственников (отцов и сыновей, братьев, супругов, целых семей) – не что иное, как территориально-производственный принцип комплектования, доведенный до логического конца. Этот подход, безусловно, отсылал уже к опыту красногвардейских отрядов периода революционной борьбы 1917 г. в промышленных городах.
Преимущества территориально-производственного принципа были очевидны: в рамках малой локации (район, завод, учреждение) формирование и боевая подготовка ополченческих формирований существенно ускорялись и упрощались. Индустриальные гиганты за считаные дни могли укомплектовать целое соединение. Например, Металлургический завод им. Ф.Э. Дзержинского в г. Днепродзержинске (УССР) сформировал целую дивизию народного ополчения. Завод им. С. Орджоникидзе в Севастополе сформировал полк. Свои полки сформировали автомобильный завод им. Сталина (ЗИС) в Москве и Кировский завод в Ленинграде. Заводы поменьше формировали батальоны («Калибр», «Серп и Молот», «Каучук», Мясокомбинат им. Микояна, СВАРЗ и многие другие[676]). Более мелкие предприятия и учреждения давали роты и взводы. Предприятие, как правило, брало на себя обязанности по натуральному обеспечению добровольца предметами личной экипировки – форменной одеждой, обувью, вещмешком, саперной лопаткой, котелком и проч. Для военизированных подразделений не переведенных на казарменное положение и не выведенных в лагеря, военное обучение, как правило, организовывалось на территории предприятий, и в этом отношении производственный принцип комплектования был единственно возможным способом их организации.
Правда, территориально-производственный принцип не следует абсолютизировать: состав подразделений не оставался неизменным раз и навсегда. Напротив, требования укомплектования технических должностей и начальствующего состава вызывали перманентную интенсивную ротацию личного состава (перегруппировка по специальностям, выдвижение и отчисление ополченцев и т. д.). Поэтому монолитная картина «заводских» подразделений размывалась с первых же дней формирования ополченческой части. В ходе боев этот процесс ускорялся по мере выбытия бойцов первоначального состава из строя.
Тем не менее исходная идентичность, основанная на близком территориальном соседстве, корпоративных, а иногда и родственных связях бойцов ополчения, истребительных и рабочих частей, сохранялась в рамках дивизии, полка, в меньшей степени – батальона и роты. Кроме того, ротации личного состава проводились преимущественно в рамках одной дивизии, так что выходцы с одного предприятия и учреждения постоянно пересекались по службе. В последующем земляки всегда старались держаться друг друга. В воспоминаниях, отложившихся в материалах комиссии Минца, момент встречи земляков и сослуживцев всегда отмечался как важное событие.
Вполне очевидно, что общее место работы и близкое землячество (соседство) способствовали скорейшему установлению социальных связей между ополченцами – и в этом еще одно преимущество территориально-производственного принципа комплектования. По воспоминаниям ветерана 21-й дивизии народного ополчения А.С. Жаренова, вспоминавшего первый марш дивизии из Москвы, уже «в начале пути следования дружба устанавливалась по признакам вчерашней совместной работы. На месте расположения все стали близкими товарищами и друзьями»[677]. «Правда» живописала эту особенность: «Народное ополчение сильно кровным родством людей по труду, по профессии, по производству, сильно своим коллективизмом. Спаянное воедино еще на производстве, оно, это ополчение, представляет собой семью людей, знающих и понимающих друг друга…»[678] «Производственные связи» как фактор «крепкого, морально устойчивого коллектива» отмечала и инспекция Генерального штаба Красной армии в конце августа 1941 г.