[754] На местах этот базовый героический нарратив приумножался местным колоритом, например, историческими боевыми традициями донского или кубанского казачества[755], которые подверстывались под задачи текущего момента.
Активная фаза общесоюзной пропагандистской кампании по формированию частей народного ополчения довольно быстро сошла на нет. Уже со второй декады июля упоминания народного ополчения в центральной и тыловой региональной прессе стали единичными, за исключением нескольких региональных газет, продолжавших освещать дела ополчения и в течение всего лета 1941 г.[756] После значительного перерыва публикаций об ополчении, 23 августа 1941 г. неожиданно в «Правде» вышла передовица «Народное ополчение – могучий резерв Красной армии»[757]. Появление статьи было вызвано критическим положением под Ленинградом, готовившимся к уличным боям, для чего создавалось восемь десятков рабочих батальонов – слабо вооруженных формирований, не имевших профессионального командного состава (командиры выбиралась бойцами). Передовица «Правды» предложила модернизированную, по сравнению с началом июля концепцию всенародной борьбы с агрессором, учитывавшую определившуюся роль ополчений во многих регионах как резервных или запасных частей для действующей армии, а также появление на линии фронта «субополченческих» рабочих формирований. Теперь народное ополчение «следует непосредственно за Красной армией, это ее первая опора, ее богатейшие резервы». Правда, здесь же отмечалось, что «некоторые части [народного ополчения] уже покрыли себя боевой славой». Интересно положение в этой конструкции рабочих подразделений – формирований, по версии «Правды», вовсе гражданских, уже не маскирующихся под воинскую часть – и в этом их отличие от ополчения («В окопах, рядом с красноармейцем в стальной каске, лежит бухгалтер в фетровой шляпе, слесарь в потрепанной кепке, милиционер в фуражке, моряк в бескозырке…»). Рабочие отряды «следуют за народным ополчением», являясь уже его «могучим резервом»[758].
Такая глубоко эшелонированная система резервов, «созданная» «Правдой», могла бы показаться внушительной и надежной, если не знать действительную боевую мощь как рабочих отрядов, так и ополчения.
Статья в «Правде» 23 августа 1941 г. стала «последним аккордом» пропагандистской кампании, посвященной народному ополчению. В дальнейшем локальные кампании в региональной прессе сопровождали местные ополченческие формирования по мере их возникновения.
Социально-правовое положение и денежное довольствие добровольцев и ополченцев
Накануне Великой Отечественной войны не существовало нормативной базы, которая бы регулировала прием в Красную армию и прохождение службы добровольцами. Строго говоря, легендарные добровольцы лета 1941 г. оказались вне правового поля. Но огромный масштаб добровольческого движения настоятельно требовал правового урегулирования положения добровольцев в советских вооруженных силах и в военизированных формированиях. Стройная законодательная база в этой области сложилась не сразу. В первые недели войны было издано несколько документов нормативного характера, из которых следует выделить постановление Государственного Комитета Обороны № 10сс от 4 июля 1941 г. «О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии народного ополчения» и постановление Совета Народных Комиссаров № 1902 от 28 июля 1941 г. «Об обеспечении добровольцев, вступивших в части войск действующей Красной армии»[759] (Приложение 12).
Первый документ, уже неоднократно цитируемый в этой книге, первоначально носил частный характер, что следует из его наименования: он относился к ополчению Москвы и Московской области. Однако раздел документа, касавшийся социальных гарантий ополченцам и их семьям, немедленно был распространен и на Ленинградскую армию народного ополчения. Далее положение о зарплатах ополченцев постепенно было распространено и на другие регионы. Таким образом, «социальный» раздел постановления ГКО № 10сс, в отличие от его организационных положений, носил всеобщий характер.
Хотя прямо об этом не говорилось, но очевидно, что постановление ГКО № 10сс декларировало временный характер народного ополчения, из которого вытекал особый юридический статус ополченца: за ним сохранялось среднее содержание по месту работы или стипендия (для студентов). В разделе 9 постановления ГКО № 10cc говорилось: «Во все время нахождения мобилизованного в частях народного ополчения за ним сохраняется содержание: для рабочих – в размере его среднего заработка, для служащих – в размере получаемого ими оклада, для студентов – в размере получаемой стипендии, для семей колхозников назначается пособие согласно указа Президиума Верховного Совета СССР «О порядке назначения и выплаты пособий семьям военнослужащих рядового и младшего начальствующего состава в военное время» от 26.06.41»[760].
При этом, судя по известным практикам, как в Москве, так и в других городах, ополченец мог быть уволен по требованию работодателя, но мог и сохранять свое место. Положение о сохранении за ополченцем должности не было закреплено нормативно. Однако документально зафиксированных примеров возвращения их на свои рабочие места после ранения и по иным причинам уже в 1941–1942 гг. – множество. Некоторые типичные варианты продолжения ополченческой «карьеры» приведены в следующей главе. Так или иначе в первый период войны безусловным оставалось требование сохранения за ополченцем среднего заработка (стипендии) по месту последней работы или учебы. Лишь в случае наступления инвалидности или смерти правовой статус ополченца уравнивался со статусом мобилизованных в состав Красной армии военнослужащих: он (в случае инвалидности) или его семья (в случае гибели) получали право на пенсию.
Иной характер носило постановление СНК СССР № 1902, устанавливавшее положение «лиц, принятых добровольцами в части войск действующей Красной армии». Здесь речь шла о гражданах, индивидуально досрочно поступивших на военную службу и зачисленных в кадр Красной армии. Постановление уравнивало положение добровольцев с военнослужащими Красной армии. В части служебного положения устанавливалось, что «лица, принятые добровольцами в части войск действующей Красной армии, удовлетворяются всеми видами довольствия по штатным должностям, на которые они назначены»[761]. На добровольцев Красной армии было распространено действующее законодательство предвоенного периода[762] и военного времени[763], определявшее денежные выплаты военнослужащим Красной армии, пенсии и пособия им и их семьям. За ним, как и за всеми военнослужащими, сохранялась занимаемая им жилплощадь. В отличие от ситуации с ополченцами, постановление № 1902 уточняло порядок взаимоотношений гражданина, добровольно поступавшего на военную службу, с работодателем: с ним должен был быть произведен полный расчет с выдачей выходного пособия и компенсации за неиспользованный отпуск, при этом рабочее место за добровольцем сохранялось и работодатель обязан был восстановить его по возвращении с фронта.
Таким образом, постановления ГКО № 10 и СНК СССР № 1902 регулировали правовой статус разных категорий граждан, с оружием в руках вставших на защиту Родины. Доброволец Красной армии с первого дня поступления на военную службу уравнивался в правах со всеми военнослужащими, однако имел дополнительную льготу в виде сохранения за ним рабочего места. Закон о всеобщей воинской обязанности от 1 сентября 1939 г. не предоставлял такой гарантии гражданам, поступавшим на службу по призыву или мобилизации.
Постановление СНК СССР № 1902 более тщательно регулировало правоотношения добровольцев Красной армии, вплетая их в существующее законодательство. Правовой же облик народоополченцев оставался весьма нечетким, что и неудивительно: речь шла о совершенно новом субъекте правоотношений, юридическое оформление которого шло в лихорадке первых военных недель, к тому же волею судьбы определять правовой облик ополченцев выпало людям, далеким от юридической специальности: основа постановления ГКО № 10сс готовилась в штабе Московского военного округа. В первые недели формирования ополченцев были предприняты некоторые попытки уточнить их положение относительно военнослужащих Красной армии. В частности, 18 июля 1941 г. Пленум Верховного суда СССР издал постановление № 29/12/У, разрешавшее вступать в народное ополчение лицам, осужденным к исправительно-принудительным работам с освобождением от дальнейшего отбывания наказания или с прекращением производства незаконченного уголовного дела. В этом отношении они уравнивались с лицами, осужденными к исправительно-принудительным работам и призванными в ряды Красной армии[764]. 11 октября 1941 г. Пленум Верховного суда СССР уравнял лиц, вступивших в народное ополчение и истребительные батальоны (с отрывом от производства), с военнослужащими Красной армии и Военно-морского флота в части прекращения дел о взыскании административных штрафов[765].
Еще одно постановление Пленума Верховного суда СССР № 42/23/У, изданное 11 октября 1941 г. (Приложение 13), представляется особенно интересным, поскольку на примере определения подсудности фиксирует промежуточный итог развития института народного ополчения спустя три месяца после его создания. В постановлении перечисляются сразу три категории ополченцев: во-первых, «граждане, состоящие в народном ополчении, зачисленные в части Красной армии»; во-вторых, «граждане, состоящие в частях народного ополчения с отрывом от производства, но еще не зачисленные в части Красной армии» и, в-третьих, «лица, состоящие в народном ополчении без отрыва от производства»