Задохин уже сидел за столом в следственном кабинете. Он поднялся, подавая руку приехавшим.
— Здравствуйте, Иннокентий Витальевич, — сказал он, отходя от стола. — Я привез документы, как вы просили.
— Значит, давайте, начнем с шестерок. Часа два, и они запоют. У нас в Нижнем Новгороде, они быстро раскололись.
— Здесь не Нижний, а Москва, — сказал Задохин. — Здесь ваша схема не пройдет.
— Посмотрим. Люди — везде люди, знаете ли. Там, как вы помните, из 140 человек под суд пошло только 26 главарей, остальные сейчас живут спокойно и даже не пытаются браться за старое.
— Здесь Москва, — повторил Задохин неодобрительно. — Впрочем, дело ваше. Только мое мнение такое, что все это чушь. Время зря теряем, вот и все.
— Так что же, терпеть беспредел?
— Мы их сдерживаем, не даем борзеть. А больше — извините. Что ж, командуйте.
Человек сел за стол, почесал свой слабый, словно обрубленный, подбородок, выбритый до синевы, и начал листать подшивку.
— Вот с Морозова и начнем, — сказал он, читая протоколы. — Ведите.
Задохин вздохнул и отступил, берясь за стул, стоявший рядом. Медведев повернулся, распорядиться.
Морозова привели спустя минут десять. Был это 20 летний парень с фигурой культуриста, короткой стрижкой рыжих волос и взглядом из-под лобья настороженных синих глаз.
— Я — следователь по особо важным делам при спецпрокуратуре Одинцовского района. Зовут меня Иннокентий Витальевич.
— Очень приятно, — буркнул Морозов.
— А мне не очень. Я бы предпочел познакомиться с тобой где-нибудь в другом месте, только не в тюрьме.
— Сами посадили.
Иннокентий Витальевич покачал головой, как старый добрый дядюшка, прорабатывающий хулигана племянника по просьбе его матери.
Парень оказался слабохарактерный, не понадобились ни перекрестный допрос, ни бессонница, ни слепящий свет.
— Пока ты будешь срок мотать, Агранов и его ближайшие дружки будут тут веселиться и смеяться над тобой, — говорил Иннокентий Витальевич. — И не плачь потом, посылки на зону они тебе слать не будут.
— Будут…
— Врешь и знаешь это. Ты для них никто, шестерке, а остальное — вымысел, романтика, рассчитанная на малолеток. У тебя — мать, сестра, девушка, поди, есть. Ты вон какой видный парень. Как ты думаешь, она тебя дождется, или за сына того же Агранова замуж выскочит? Возраст у того подходящий. Так кто тебе велел везти Удалова в Сосновый Бор?
— Кротов. Я не убивал его.
— Знаю, что не убивал. Если бы это был ты, я бы с тобой так не разговаривал. Я тебе, парень, помочь хочу.
— Отпустите?
— Отпущу.
— Железное слово?
— Железное.
— Тогда пишите.
Через два часа Морозова отпустили с подпиской о невыезде, а следователь, с трудом выпрямив спину, пошел в туалет.
— Садко, залетный гость, — пробурчал Задохин, глядя ему вслед. — Никак не поймет, что у нас не Новгород.
— Так запел же, — сказал Егоров, поглядывая на дверь. — В первую же ночь один запел.
— И остальные запоют, — возвращаясь назад, бодро проговорил Иннокентий Витальевич. — Давайте, ребята, следующего. Позовем-ка Ведяшкина. Как там его кличка, Веда, что ли? Вот и посмотрим, куда он нас заведет.
Ведяшкин оказался покруче, и оперативникам пришлось нажать на него, пустив ход и свет и другие методы. Ведяшкин держался, и тогда Иннокентий Витальевич встал из-за стола и вышел в соседний кабинет, велев привести к себе следующего задержанного и, начав допрос, вызвал к себе Задохина. Вскоре допросы вели уже в трех кабинетах. Допрашиваемых сводили на очных ставках, разводили по кабинетам, били, грозили пресс-хатой.
Иннокентий Витальевич спешил, зная, что время работает против него.
Неделю назад был убит Удалов, один из главарей банды Карелина, и в ген. прокуратуру пришло письмо с подробным описанием места захоронения трупа и пистолет, из которого тот был застрелен. Дело напоминало Новгородское, только без массовых выступлений, и Иннокентий Витальевич раскручивал его по однажды уже оправдавшей себя схеме.
Следственная группа освободилась только к обеду, потом проехали в контору.
Шел восьмой час вечера, когда Иннокентий Витальевич, бледнее и измученнее обычного, в расстегнутом форменном пиджаке поднимался по лестнице в свою квартиру. Медведев шел впереди него, а Николай Фирсов — сзади.
— Дайте ключ, — сказал Медведев, останавливаясь возле двери.
— Зачем, Володя? Мы все — в одной упряжке.
— Оперов на свете много, Иннокентий Витальевич, а вы — один.
Следователь засмеялся, легонько отодвинул капитана и вставил ключ в прорезь замка, затем повернул, и толкнул дверь от себя. Что-то препятствовало, и, заметив это, Медведев быстро оттолкнул Иннокентия Витальевича и рывком толкнул дверь, замерев на пороге. Скрюченное человеческое тело, упакованное в целлофановый мешок, лежало поперек коридора, и ноги в синих спортивных штанах касались подбородка.
— Кто…это? — с придыханием спросил Иннокентий Витальевич из-за спины Медведева.
Тот зачем-то слегка наклонился и тут же выпрямился.
— Морозов. Виталька.
— Рыжий? — почему-то уточнил Иннокентий Витальевич. — Господи, он же совсем мальчишка.
Медведев повернулся к нему. Мужчина стоял, держась за сердце и комкая при этом галстук и белую рубашку.
— Вызывайте группу, надо оформлять. Значит, война, капитан. Началось.
В эту ночь Медведев с еще пятью оперативниками арестовали Кротова на его собственной даче, нашли у него не зарегистрированный пистолет и оформили незаконное хранение оружия. Следствие набирало обороты.
Аресты, допросы, улики, свидетели, показания и тома, пухлые папки уголовного дела «Об убийстве гр. Удалова». Потом откроется еще дело «Об организованной преступной группировки гр. Карелина и других», но это будет позже. Пока же все папки назывались одинаково и шли по номерам.
Проходили дни наполненные допросами, допросами и допросами. Следственная группа практически жила в здании РУБОПа, выходили только по необходимости, а Иннокентий Витальевич — в сопровождении охраны. И все же однажды, когда он подъехал к зданию прокуратуры, вышел из машины и поставил ногу на нижнюю ступеньку, возле него упал пакет, завернутый в толстую бумагу.
Медведев тут же бросился к следователю, сбил его с ног, прижимая к бетонным плиткам и закрывая собой, а другой оперативник отпихнул пакет ногой подальше, падая рядом со следователем.
Взрыв раздался, когда Иннокентий Витальевич уже решил, что попал в смешное положение и пытался убрать крепко державшие его руки. Он задохнулся на мгновение, и в голове его словно взорвался вакуум. Взрывной волны он не почувствовал, но тело его содрогнулось от сотрясения земли, содрогнулось снова и снова, пока он не пошевелился под тяжестью навалившегося на него тела. И тогда Медведев сел, отпуская его и тяжело поднимаясь. Следователь попытался сесть тоже, но руки и ноги не слушались его.
Медведев протянул руку, помогая ему встать. К ним бежали милиция, работники прокуратуры.
— Подождите, не трогайте меня, — задыхаясь, говорил Иннокентий Витальевич. — Дайте, отдышусь.
Милиционеры и оперативники отпустили его, и только Медведев рывком, с силой, поднял и держал его за плечи, оглядывая.
— С вами все в порядке? — кричал он, держа его все крепче и крепче.
— Да. Только немного сердце, — глядя на двери прокуратуры, из которых выбегали все новые и новые люди, отвечал Иннокентий Витальевич.
— У вас все в порядке? Да отвечайте же! — раздраженно кричал Медведев.
— Отпустите меня. Больше никто не пострадал? Не держите меня. Медведев, — тут Иннокентий Витальевич посмотрел в лицо капитана и сам схватил его за плечи. — Медведев, что с вами? Вы меня слышите?
Медведев растерянно посмотрел на кричащий рот следователя, на людей, теперь уже приближающихся к нему и тоже пытающихся его поддержать, потряс головой и сжал ладонями уши, резко отпуская их и снова зажимая.
— Вас оглушило, Володя. Идемте в помещение, сейчас приедет врач.
«Врач», — услышал Медведев сквозь мертвую тишину. Слово прозвучало, сливаясь с гулом.
— Что? — неуверенно и хрипло спросил Медведев, переставая зажимать уши.
— Вы слышите? Это у вас контузия.
— Я слышу, — пробормотал капитан, снова тряся головой. — Только плохо. Как будто бы вата в ушах.
— Идемте. Идемте же.
Когда вечером Медведев вошел в кабинет полковника Кононова, тот уже знал о взрыве.
— Ну вот что, капитан, — встретил тот своего подчиненного. — Кстати, как твое здоровье? В больничном не нуждаешься?
— Вроде, нет.
— Тогда ни на шаг не отходи от Кокорина. В туалет и то с ним ходи. Понял? Правда, он, конечно, мужик с самомнением, но мне все- таки интересно, чем закончится эксперимент нашего залетного гуся. Как там его наши зовут? Садко, заморский гость, что ли?
— Да. Вроде того.
— Если что с ним случится, капитан, я с тебя шкуру сдеру.
— Если с ним что случится, шкуру сдирать будет уже не с кого.
— Не болтай глупости, Медведев. Иди и будь осторожнее.
— Хорошо.
Следователь Иннокентий Витальевич Кокорин что-то напевал, расставляя на столе стакан с шариковыми ручками, пепельницу и графин с водой.
— Что, Володя, отдохнем часок, другой и за работу?
— Как скажите.
— Как твои уши?
— Пробка немного есть, а так — слышу.
— Зря ты не поехал к ЛОР.
— Само пройдет.
Следователь почти с одобрением кивнул и уселся за стол.
— Володя, подойди-ка сюда.
Медведев послушно подошел.
— Сопоставь вот эти два протокола. В них неувязка. И еще, пошли за экспертизой цементной пыли из склада.
— Хорошо.
— На этом складе странные дела творятся уже много лет. Не понимаю, как до меня его никто не осмотрел.
Медведев пожал плечами и снял трубку внутреннего телефона.
В этот день он приехал домой, оставив Кокорина под охраной опергруппы.
— Явился? — как-то агрессивно спросил его брат, сидевший за обеденным столом.