— Здравствуйте.
— Здорово, дядя Володь.
— Здравствуй. Садись, я тебе сейчас наложу, — Валя взяла четвертую тарелку и подошла к плите. Семья ела на кухне, достаточно просторной для этого.
— Спасибо, — Володя вытащил из-под стола еще один табурет и сел на него.
— Я думал, тебя уже убили, — буркнул Виктор. — Что с мобильником?
— Я отключил.
— Зачем?
— Работы много, Вить.
— Ты так говоришь, словно землю пашешь или мешки ворочаешь.
— Кто что умеет.
Виктор уже опустошил свою тарелку и сидел, глядя на брата странным взглядом.
— Пап. Сегодня бой Сидоренко с Усовым.
— Нет! — рявкнул Виктор, неожиданно разозлившись. — У тебя завтра экзамены! Никаких боев!
— Но, пап.
Виктор грохнул кулаком по столу. Придешь поздно, завтра провалишься с треском.
— Па…
— Сказал — нет!
— Я по телеку. Пойду…
Максим выскочил из-за стола и бросился к двери, но рука отца схватила его за ремень домашних брюк.
— Матери сперва помоги. Посуду вымоешь. Потом…
— Папа!
Но Виктор с силой швырнул сына назад.
— Мой посуду!
Максим быстро схватил свою тарелку, потом материну и бросился к мойке.
— Нанял бы служанку.
— Разговаривать научился. Я тебе!
— Отдохни.
— Ах ты!
— Сядь, Витя, — вскочила Валя. — А ты, Максим, замолчи.
Виктор сына любил и рад был, что его остановили.
— Ты поел? — Валя взяла его тарелку, вилку. — Володя, если еще хочешь, положи себе из кастрюли.
Виктор поднялся, посмотрел на часы и пошел к выходу.
— Попробуй уйти, пока тарелки грязные, — уже не зло сказал он от двери.
— И что злой сегодня, — чуть не плача, проговорил Максим.
— Не доводи, — ответила мать, помогая сыну.
— «Ферри» кончился.
— Возьми в шкафу.
— Это же первый бой Сергея.
— Как он? — спросил Медведев, переставая жевать.
— Не знаю. Я только звоню ему. Он сейчас у Нины живет.
— А это кто?
— Да училка же, руслитка. Ну, репетиторша. Ты отсталый, дядь Володь.
— Есть немного, — Володя ел вяло, лениво жевал, словно еда была не вкусной.
— Слушай, имей совесть. Давай в темпе, я же не успею.
— Иди, я сам помою.
— Батя же…
— Забил тебя вконец.
— Да вообще-то нет. Грех жаловаться. Я пошел?
— Шагай.
— Мам?
— Иди.
Максим громыхнул тарелками, выставляя их на разделочный столик и бросился к двери, даже не вытерев руки.
— Охламон, — улыбнулась ему вслед мать.
— Нормальный парень.
— Ты устал, Володя? — Валя наклонилась к нему и ласково погладила по опущенному плечу.
— Да не очень. Как дома?
— Меня в больницу кладут, Володя. С завтрашнего дня.
— Что случилось?
— Поджелудочная. Ничего. Излечимо. Давай тарелку, положу еще.
— Спасибо, не надо. Я ел недавно.
— Вижу, какой сытый. Брюки-то еще держатся?
— Держатся. Это серьезно, Валя?
— Нет, не очень. До операции еще не дошло.
— А от чего?
— От чего все болячки бывают? Бог его знает.
— Ты иди, ляг, я сам все доделаю.
— Спасибо, Володя. Добрый ты, — Валя, расстроенная, тяжело опустилась на табуретку. — Не представляю, как я вас, троих мужиков, одних оставлю.
— Поправляйся скорее, — Володя поднялся, взял свою тарелку, вилку и пошел к мойке.
— А тебя по телевизору показывали.
— Это когда Быстрова — младшего брали.
— А что, есть еще старший.
— Брат его. Он у них один из главных. А младший так. Склад у него стройматериалов. Бизнес.
— Осторожнее, Володя, пожалуйста. И Витя переживает из-за тебя. Да я тут еще. На Максиме срывается.
— Ладно, Валя. Ты главное, не расстраивайся. Если сляжешь надолго, мы без тебя пропадем совсем.
— Я это знаю, Володя. Ладно, иди, бокс смотри. Я все расставлю.
Володя оторвался от мойки, ополоснул руки, вытер о полотенце и вышел из кухни, на пороге приостанавливаясь и оглядываясь.
— Иди, Володь, иди, все нормально.
Володя вышел в гостиную, где его брат с племянником, расположившись в креслах, смотрели по спортивному каналу бег с препятствиями.
— Сейчас будет бокс, — обернулся к нему Виктор с банкой «Балтики» в руке. — Пиво будешь?
— Нет, спасибо.
— Смотри тогда.
Володя сел на уютный диван в конце комнаты.
— Начинается. Пап, пап, вот он!
— Помахал бы хоть, догадался.
— Помахал бы, если бы договорились. Смотри, смотри, смотри.
— Тихо, начинают. Гонг — началось.
— Удар, удар! Бей его, так!
Отец и сын на перебой комментировали, подбадривали, кричали.
— Так его, так!
— Вот гоняет по рингу!
— Дай ему, дай!
— Ну и таран!
— Смотри, Володька!
— Дядь Володь!
Они повернулись к дивану. Капитан РУБОП сидел в углу, уронив руки на мягкий матрац, и склонив голову и весь ссутулившись, спал.
— Намаялся парень. Ну и работку себе выбрал собачью. Давай-ка, уложим его, — поднялся с места старший брат. — Неси плед.
— Папа, вот он его молотит.
— Правильно, молодец.
— Уложил. Ух ты, считают.
Сидоренко на экране, едва дождавшись, кода противник приподнимется с колена, бросился на него и молотил, молотил, гонял по рингу, зажимал в клинче, отскакивал и снова молотил, пока на третьем раунде не отправил противника в полный нокаут.
Виктор и его сын завопили от восторга. Володя, лежа на боку под пледом, даже не шелохнулся.
Вечером, когда стемнело, за капитаном приехала машина.
— Да спит он. Дайте отдохнуть человеку, — говорил, открыв дверь, Виктор.
— Я иду, — к ним по коридору подходил Володя, протирая глаза руками. — Подожди в машине.
— Хорошо.
— И поедешь? Ты что, уже на отдых не имеешь права? — запирая дверь, говорил Виктор.
— Да ладно, Вить, все в порядке.
Глава 11
— Вот письмо. Из него мы узнали про Удалова.
— Покажите.
Агранов резко схватил протянутую копию и впился в нее глазами.
— Так, падлы, значит вашими руками решили прихватить. Хорошо же. Я про их делишки тоже кое-что знаю. Ну, Карела, ну, березняк долбанный. Ну… Пишите, гражданин следователь. Я сяду, и Карела рядом сядет, сдохнуть мне на этом месте.
Кокорин смеялся одними глазами, терпеливо выводя на бумаге узоры. Медведев тихонько сел на стул рядом со следователем и взялся за сигареты.
— Мне бы тоже… закурить, — попросил Кокорин.
— Вы же не курите, — протягивая пачку и спички, спросил капитан.
— Ничего, это так, за компанию.
Люди Агранова заговорили все: и обвиняемые и свидетели — они топили Карелина и его банду, вспоминая их темные дела.
— Вот так, капитан, две банды у нас вот здесь, — сжал кулак Кокорин, и Медведев почему-то обратил внимание на его длинную узкую кисть с холеными тонкими пальцами.
Теперь уже вся опергруппа занималась Карелиным. Все начиналось снова: доказательства, аресты, допросы.
Кокорин все больше бледнел, измотанный, и все больше загорались глаза у оперативников. Они уже восхищались следователем.
Через две недели они арестовали Матвея Карелина, 24 летнего сына главаря, задержав его за незаконное хранение оружия.
— Сволочь, падла, — орал парень на Медведева, надевшего на него наручники. — Ты меня подставил, волын не мой. Я выйду, падла, выйду, и тебе крышка, сразу гроб заказывай. Да я даже не знаю, что с тобой сделаю!
Кокорин одобрительно кивал головой, а оперативники ловили каждое его слово.
Оставшись один, следователь пил лекарство, тер грудь, гладил живот и украдкой смотрел фотографию жены и двух сыновей. Однажды Медведев застал его за этим, и Иннокентий Витальевич подозвал его поближе.
— Вот, Володя, смотри, — протянул он фотографию капитану, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки и растягивая галстук. — В прошлом году на 9 мая. Саня и Алеша. 5 и 3 года.
Медведев улыбнулся, рассматривая фотографию счастливых и веселых людей.
— А ты женат?
— Развелся.
— И дети есть?
Медведев вернул фотографию и неосознанно вздохнул.
— Дочь. 8 лет.
— А. Ты, верно, рано женился.
— Да. В 20 лет.
— Понятно. А я — поздно. В 37. А что развелся? Разлюбил? В начале ведь, верно, была юношеская влюбленность, всепоглощающая, без границ, без ограничений, расцвечивающая мир в миллион всевозможных цветов и оттенков. Что же потом? Не выдержали испытаний? Или влюбленность так и не переросла в любовь?
— Так получилось.
— Скрытный ты, Володя. Я люблю более откровенные натуры, — Кокорин спрятал фотографию в бумажник, а тот — во внутренний карман.
— Ну, вы тоже не больно-то откровенны, — Медведев затушил сигарету. — Даже мы не можем угадать ваш следующий ход.
— Ну, это тайна следствия, — довольно засмеялся Кокорин и начал выдвигать и задвигать ящики стола. Из нижнего он достал толстую белую книжку карманного формата в мягком переплете. — Заболоцкий, — прочитал Кокорин. — Столбцы и поэмы. Это кто читает?
— Не знаю. Мой стол вот.
— Листики выдраны. В туалет что ли ходили, варвары. Тебе нравится Заболоцкий, Володя?
— Я не читал.
— А какие поэты тебе нравятся?
— Да вообще-то, в последний раз я книжку в руки брал, когда учился в милицейском училище. Что-то наверное, из программы, не помню.
— Понятно. Значит, не любитель был читать.
— Я спортом много занимался. Потом — на улице. Как-то времени не хватало.
— А я — наоборот. Из спорта разве только — шахматы, а так… Все с книгами. Я домашним рос, — говоря это, Кокорин задумчиво листал книжку. Ага, вот, послушай, разве не прекрасно?
Вылетев из Африки в апреле
К берегам отеческой земли,
Длинным треугольником летели,
Утопая в небе, журавли.
Вытянув серебряные крылья
Через весь широкий небосвод,
Вел вожак в долину изобилья
Свой немногочисленный народ.