— Хорошая она у тебя.
— Хорошая. Они все хорошие. Только я, наверное, скоро все равно им буду в тягость.
Радик поднялся, и Сергей поднялся вместе с ним, обнимая его за плечи.
— А где твои родители?
— В Альметьевске. Я старший у них. Кроме меня там пятеро, так что ждать мне там нечего.
— А дядя состоятельный?
— Да. У него небольшая фирма. Он сам не отпускает меня, а так бы я давно уехал.
— Поживи пока у них. Я полгода поработаю в милиции, потом вернусь на ринг. Несколько месяцев займут мелкие бои, а там уйду в профи, заработаю денег, и куплю тебе приличную хату. Это будет скоро, Радик, я буду драться за двоих.
— Зачем это тебе?
— Что, ринг?
— Нет, это понятно. Я — зачем.
— Ты — мой друг. Я не умею говорить, просто поверь мне, мы с тобой уже в одной команде. Да кроме тебя у меня и никого нет.
Радик поднял руку и похлопал руку Сергея, сжимающего его предплечье.
— Еще все изменится, Сергей, не связывай себя с калекой.
— Мальчики, — раздался из столовой голос тети Радика.
— Пошли, тип, — потянул его Сергей, и он послушно двинулся, налетев на угол дивана.
— Осторожно… Обходи… Здесь порог, — Сергей подвел Радика к столу и отодвинул стул, помогая сесть.
Сергей еще сидел у них, когда вернулся с работы дядя Радика, а за ним — и Дина. Девушка едва взглянула на него, и по всему было видно, что она не довольна таким гостем, а отец ее долго сидел в комнате племянника, разговаривая с обоими.
Глава 18
Володя Медведев поднялся с постели. Утром у него вынули катетер, гной перестал сочиться через трубку, и он, наконец, смог двигаться. Температура спала, испарина, признак слабости, прошла, он выздоравливал. Все еще ссутулившись, он вышел в коридор, нашел туалет, и, когда возвращался, столкнулся с Матвеем Карелиным.
— Ты? — Карелин быстро оглянулся. — Что ты здесь делаешь, ищейка?
— Лежу, — ответил Медведев.
— Здесь же платная. Разбогател, что ли?
— Разбогател.
— Нашей кровью? А я ведь здесь из-за тебя.
Медведев оценивающе посмотрел на заклеенное пластырем лицо Карелина.
— Это не я, — сказал он.
— Конечно, не ты. Это меня боксер ваш отделал. Олимпийский чемпион. Какого черта он у вас делает. Или вы ему за десятерых зарплату даете?
— За что?
— За работу.
— Нет, бил он тебя за что?
— Говорю же, за тебя. Закурить найдется?
Медведев машинально хлопнул по карманам запахивающегося больничного халата.
— Нет. Я только сегодня встал.
— А у меня в палате. Пойдем, покурим, побазарим.
— Пойдем.
— Я сейчас.
Медведев остался в коридоре ждать, прислонясь к стене.
— Вам нельзя долго стоять, — остановилась проходившая мимо медсестра. — Лягте сейчас же.
— Лягу, конечно лягу.
Тут из туалета вышел Карелин.
— Пошли. Мои хоромы вот, а где твои?
— Напротив.
— Не боишься соседства? Не говорил бы.
— Сам узнаешь, если захочешь.
— Запросто. Пошли.
Медсестра посмотрела вслед мужчинам, но при Карелине она как-то странно притихла и не сделала им ни одного замечания.
— А где твоя охрана? — спросил Медведев, входя в пустую палату с работающим телевизором.
— Во дворе и у ворот. Да еще и сама больница охраняется.
— Понятно.
Медведев сел на стул, а Карелин с размаха упал на кровать, потянулся к тумбочке и вытащил из ящика пачку «Опала».
— Такие куришь?
— Пойдет.
Медведев достал сигарету, поймал на лету зажигалку.
— Вы добрый? — спрашивала из телевизора Алина Роднина.
— Я? Ну, в какой-то степени, — смущенно отвечал прохожий, высокий мужчина в очках.
— Нельзя быть добрым в какой-то степени. Человек или добрый или нет. Так вы добрый?
— Абсолютно добрыми бывают только дауны. У них ума не хватает, чтобы быть злыми.
— Да, про нас с тобой этого не скажешь, — проговорил Карелин и переключил канал. — Как тебе Алина? Приударил бы за ней?
— Нужен я ей.
— Вот именно. А я с ней встречался. Недолго, правда.
— Что так?
— Уехать пришлось. Я же в Париже учиться поступал.
— И как?
— Никак. Пришлось вернуться.
— Бедолага.
— А сам-то. Тебе Париж и не снился наверное.
— Почему же. Был я там. Только ничего не видел.
— Это как?
— На соревнование ездил. Универсиада была для юниоров. Только гостиница и спортзал.
— И кто ты?
— Дзю-до занимался. До армии еще.
— Пацанчиком, значит. Тогда не считается.
Мужчины курили и говорили мирно и расслабленно.
— А тебя здорово отделали.
— Здорово.
— Это не я. Правда, не я. Кому-то другому ты дорогу перешел. Кому хвост прищемил?
— Вроде бы никому. Вам только. Твоей банде.
— Нет, не мы. Я бы знал, если бы мы. Может Аграны?
— Может.
— Слушай, скажи по дружбе, зачем ты мне тот волын подсунул?
— Я не подсовывал. Он твой.
— Не мой.
— Значит, кто-то другой подложил.
— А что на нем?
— Ничего. В розыске не числится.
— Неужели Тёмыч.
— Братишка что ли твой?
— Да. Ну, пацан, ну, шустряк. Малолеток же еще. Ну и ну.
— Дома разберись, пока не перестрелял половину школы.
— Разберусь. Еще как. Меня же этот твой чуть в лепешку не размазал. Ты только, слышь, забудь, что я сказал. Если припрет, сам отвечу, меня вам больше с руки посадить.
— Я уже забыл.
— А ты, мент, иногда можешь быть человеком.
— Только иногда.
— Ладно. Давай устроим перемирие, а то скучища здесь. У меня игры есть, хочешь? «Звездные войны» пойдут?
— Пойдут.
Уже стемнело. Карелин включил свет, и Медведев остался сидеть у него. Они курили, жевали бутерброды и фрукты и болтали обо всем на свете. Разошлись они только к вечернему осмотру.
После ужина сам Карелин зашел к соседу. Свет у того был погашен, а он сам лежал на койке с закрытыми глазами, то ли дремля, то ли просто отдыхая.
— Эй, слышишь? Ты спишь? — спросил Карелин, и Медведев от его голоса тут же сел, потирая лицо ладонями.
— Что тебе?
— Да так. Просто, зашел. Если отдыхаешь, я уйду.
— Да нет, заходи.
И тут Карелин, стоявший лицом к окну, увидел за ним тени. В этом он не мог ошибиться, у них были укороченные автоматы, и они готовились стрелять.
Одним прыжком бросился он к Медведеву и стащил его с кровати. Сразу же за этим со звоном разбилось стекло, раздались автоматные очереди, и комната наполнилась кислым запахом.
— Цел?
— Цел.
— Бежим, у меня мобильник.
Переползая через порог, оба парня еще оглядывались, а в коридоре, вскочив на ноги, бросились в противоположную дверь. К ним бежала медсестра, испуганная, бледная.
— Назад, — закричал Медведев. — Назад.
Он за Карелиным заскочил в ярко освещенную палату и на секунду остановился, увидев, что того держат трое. Несмотря на слабость, в нем сразу сработал инстинкт. Схватив с тумбочки телевизор, он с размаху опустил его на ближайшую к нему бритую голову — и Карелин, перебросив через себя второго, ногой ударил третьего в пах.
— Бежим в окно.
Створки окна были открыты обе, и Карелин с Медведевым бросились туда.
Во дворе, освещенном из окон, стоял внедорожник, и возле него швырял окурок на землю один из приехавших.
Увидев бегущих, он потянулся к карману, но Карелин оказался быстрее и сбил его с ног, обхватив руками и стараясь удержать под собой, но не смог, и тот перевернулся, вставая. Медведев ударил его обеими руками в основание шеи, отбросил. Карелин вскочил, и ни на что не глядя, упал на водительское сидение.
— Сюда, падай, — выдохнул он.
Медведев свалился на заднее сидение, когда машина разворачивалась к воротам. Сзади раздалась автоматная очередь.
Машина вильнула и вырвалась в ворота, осветив фарами тела охранников.
— Ни фига себе, ни фига себе, — бубнил Матвей, кидая машину из стороны в сторону. — Ни фига себе.
— Куда ты?
Тут только Матвей обернулся на своего спутника.
— Слушай, — заговорил он, задыхаясь, как после долгого бега. — Это как это, а?
— Куда ты едешь?
— Домой.
— А у тебя бензина хватит, посмотри.
Тот послушно посмотрел.
— Нет. Наши за городом.
— Значит, тебя должны были отвезти куда-то до Кольцевой.
— Меня? Почему меня?
— Тебя же схватили, значит живым должны были взять.
— А тебя?
— Меня стреляли.
— Хана тебе, да?
— Да.
— Слушай, мент, а что между нами общего?
— Не знаю. Может меня бы убили, да свалили все на твоего отца. Тогда ты должен был исчезнуть.
— А зачем?
— Спроси у них.
— А. Потом. А сейчас домой.
— А бензин?
— Что тогда делать? Из наших никого рядом нет.
— Поехали ко мне.
— Зачем?
— Не в милицию же, а домой.
— А.
— Давай, сворачивай.
— Ага.
И Карелин гнал и гнал машину вперед, пока не очнулся и не взял себя в руки. Тогда он начал разворачиваться.
— Куда ты?
— Там же поворот.
— Не возвращайся. Можно в объезд.
— А. Ха! Вот так история. Ни фига себе. Нет, надо же!
Было совсем темно, когда в дверь квартиры Медведевых позвонили.
— Пап, я буду теперь к ним ходить, можно? — говорил Максим, рассказывая про семью Ганиевых.
— Только после экзаменов.
— Да я с учебниками к нему пойду. Тоскливо же человеку одному.
— Да. У него ты позанимаешься. А что он сам чем-нибудь не займется, раз тоскливо.
— Я обещал ему завтра узнать. Понимаешь, пап, есть же в Москве еще такие люди, они что-то делают.
— Общество слепых, помню, было.
— Ну да, что-то такое. Я утром узнаю. Видишь ли, проблема в том, что его дядя против того, чтобы он зарабатывал деньги.
— Правильно. Если он состоятельный.
Тут в дверь снова позвонили, звонок был долгим и настойчивым.
— Кто еще ломится, — посмотрел в сторону двери Сергей.
— Свой, раз домофон не сработал. Макс, поди глянь.