У Виктора глаза горели, как у быка на арене. На кашель за спиной он яростно обернулся, увидел Валю и Максима и рявкнул:
— Марш по комнатам. Цирк увидели? Шлюха пришла на дом?
— Гондон. Тебе ли говорить! — закричала Лина.
Володя резко схватил жену за локоть.
— Пошли, — велел он.
— Куда?
— Придумаем.
— Подожди, — окрикнул его Виктор, и Володя замер. — Стой здесь.
Виктор ушел, а Лина, посмотрев на своего бывшего мужа, спустила дорожную сумку, которую поднимала с видом укора. Она надеялась на лучшее, и увидев возвращающегося Виктора, вся подалась к нему. Тот держал в руке деньги и протягивал брату, обходя ее, как кучу навоза.
— Вот, Володя, здесь десять штук.
— Российскими, — тихо и разочарованно протянула Лина.
— Устрой ее где-нибудь. А там пусть сама выкручивается.
— Спасибо, — Володя взял деньги и положил их в карман.
— Без обиды?
— Без обиды.
Виктор хлопнул брата по плечу, тот его — по руке, и Володя, взяв дорожную сумку Лины, вышел за дверь.
Он привез ее в квартиру, принадлежавшую управлению и рано утром увез на дачу, а днем, между делом нашел квартиру, сдаваемую через риэлторную контору и, внеся задаток, привез женщину туда. А вечером, позвонив брату, приехал к ней, приехал, потом что она была когда-то его женой, потому что ему нужна была женщина, и потому что она позвала его. В постели она умела стать единственной и неповторимой.
Прожил он с ней неделю. На выходные даже привез Настю и Никиту, а сам взял из детдома Егора и уехал с ним к брату. А в понедельник, вечером, вернувшись пораньше на съемную квартиру и отперев дверь вторым ключом, увидел Лину и незнакомого мужчина, сползавшего с дивана на разбросанную кучу одежды.
Побелев от бешенства, Медведев развернулся и быстро вышел, хлопнув дверью.
— Так, — проговорила Лина, без спешки поднимаясь с дивана. — Мужа я из-за тебя потеряла и, теперь уже, окончательно, так что следующая плата за квартиру за тобой.
А Володя приехал к брату.
— Вот и кончилась моя семейная жизнь, — сказал он, и в голосе его чувствовалась грусть.
— Брось, Володь, такую жену, знаешь, при Петре Великом заживо бы закопали в землю.
— Сейчас нет Петра Великого.
— Вот и жаль.
— Не знаю, — Володя снял куртку и прошел в гостиную, сев в кресло.
Настя и Никита облепили его: девочка, приседая на подлокотник, а мальчик — оседлав колени.
— Можно подумать, что любишь эту стерву.
— Не надо при детях, Вить.
— Пусть знают, кто есть кто. А то еще сманит куда-нибудь.
— Ей некуда.
— Вот и прекрасно.
— А где Валя с Максимом?
— Валя поехала к сестре, а сын все у Радика с Ксенией торчит, так и найдет себе местечко в Останкино.
— Ну и хорошо.
— Кстати, твоя Алина кажется, в отпуск собирается, точно не знаю, Макс что-то говорил вчера, после твоего отъезда.
Володя молчал, и тогда Виктор продолжил:
— Что у тебя с ней? Не клеится?
— Зачем я ей нужен?
— А черт их разберет, этих баб, что им вообще по жизни нужно.
— Ты говорил, что деньги.
— Не помню. Может быть. А может, что-то еще. А, Насть?
— Оставь ребенка, — сказал Володя, но девочка, слушавшая внимательно, обняла отца за шею и ответила тоненьким голоском.
— Мне нужен папа.
— Вот так, — похлопал брата по плечу Виктор, и Никитка, засмеявшись, тоже начал хлопать его по плечу и обнимать за шею, отталкивая сестру.
Глава 30
А тем временем РУБОП через своих осведомителей получили наводку о перевозке партий наркотиков на московский склад Карелина. Где этот склад, в РУБОПе не знали, оставалось только ставить заслоны по большому кольцу. Операция проводилась масштабно, были задействованы силы ФСБ и московского спецназа.
Два грузовика «Шеви-Пикап», с фирменными знаками кока-колы на бортах, расстреляв останавливающий их усиленный наряд ГАИ, по Новорязанскому шоссе свернули на Волгоградский проспект, потом на улицу Скрябина, дальше шло Кузминское кладбище, а за ним — похоронная фирма. Возле склада досок и дешёвого материала для памятников, пикапы остановились. Оперативники потеряли их и метались по ночному шоссе, пока группа Медведева не получила приказ обследовать район кладбища. Пикапы они обнаружили сразу, увидев издалека загоревшие и снова потухшие в темноте фары. Два «Джипа» и «Форд» помчались туда.
Оперативники в бронежилетах, вооруженные укороченными автоматами, выскочили из резко затормозивших машин.
— Сдавайтесь! — закричал Медведев. — Вы окружены. Сопротивление бесполезно.
Пока он говорил это, те, кто был на складе, сориентировались и открыли стрельбу. Группа Медведева рассыпалась, окружая здание и очередями преграждая противникам путь к отступлению. Они лишь удерживали тех, не давая разбежаться, пока не пришло подкрепление. После двух часов бесполезной стрельбы, засевшие на складе сдались. Из двадцати двух человек боевиков убито было четверо, остальные: и раненые и невредимые, были отвезены в изолятор. В ту же ночь взяли Кухаревича, владельца склада и похоронной фирмы.
Кононову приказали передать дело в прокуратуру, и он сделал это с видимым облегчением. После смерти Кокорина, он стал удивительно покорным и только желал дожить до пенсии.
Медведев возвращался из прокуратуры на служебной машине, когда увидел в переулке на обочине стоявший с поднятым капотом «Опель-корса» Ксении Образцовой и склонившегося над мотором Радика. Медведев попросил водителя остановиться и вышел из машины, направляясь к ним. Кончалась холодная промозглая осень, моросил нудный дождь со снегом, носимые ветром колючие капли били в лицо. От них хотелось спрятаться, убежать, скрыться.
— Привет, — подошел к Радику Медведев и протянул руку.
— Володя? Здравствуй. Вот, заглохли.
— Помочь?
— Разве толкнуть? Ксюша, попробуй, заведи машину.
— Здравствуйте, Ксень, — заглянул в дверцу Медведев.
— Здравствуйте. Хорошо, что ты появился. Мы тут застряли.
— Давай, мы будем толкать, — наклонился и Радик. — А ты потихоньку газуй.
— Попробую.
Володя и Радик обошли машину, уперлись в бампер и напряглись. Машина стронулась с места, легко покатилась, заурчала и заглохла. Из служебной машины вышел Панфилов, но «Опель» снова заурчал, и мотор заработал ровно и монотонно.
— Ура! — крикнула в открытую дверь Ксения. — Получилось!
— Ты куда сейчас, Володя? — спросил Радик, оставляя машину и выпрямляясь.
— В управление. А что?
— Рабочий день уже кончился.
Медведев посмотрел на часы.
— Вообще-то да.
— Поехали с нами. Мы с Ксюшей хотим поужинать в Лужниках. Правда, Ксюш?
Та, выйдя из машины, присоединилась к мужчинам.
— Конечно, правда. Володя, поехали. Мы чудесно проведем время втроем.
— Но лучше — вдвоем.
— Вы совершенно напрасно боитесь помешать нам. Вы вписываетесь в нашу компанию, маленькую, но тесную.
— Поехали, Володя. Мы так редко стали видеться.
— Уговорили, — Володя подошел к Панфилову, сказал ему несколько слов и вернулся.
Панфилов сел за руль служебной машины, и «Форд» тронулся.
— Давай, садись, — Радик ждал возле передней дверцы.
— Куда?
— Я сяду назад, — сказала Ксения. — А вы располагайтесь рядом с Радиком. Вам наверное есть о чем поговорить.
Радик улыбнулся, садясь на сидение водителя, Медведев обошел машину, садясь рядом, а Ксения устроилась сзади: свободно и независимо.
— Вы когда поженитесь, ребята, — спросил Медведев, захлопывая дверцу.
— Спросите у него. Я — хоть сейчас.
— Да деньги, деньги, все упирается в деньги, — заговорил Радик, выезжая на дорогу.
— Я согласна на тайный брак, — Ксения смеялась: глазами, губами, всем своим милым детским лицом. — Вон Сергей с Диной — молодцы, и потратили-то совсем немного.
— Нет уж, Ксюш, я не хочу, чтобы родня твоя меня упрекала.
— Ну, мы же не зависимые взрослые люди.
— Давай-ка, Радик, не тяни, — проговорил и Медведев. — Вы нашли друг друга.
— Слушай, Володь, а ты сам как? Тут у нас на груди уже рыдали от безответной любви.
— Не будем об этом.
— Вот это новости.
— Почему, Володя? — проговорила и Ксения, подаваясь вперед. — Алина любит вас. Почему вы молчите?
— А что мне сказать? Я — опер. Дома бываю одну ночь в неделю. Спросите у Радика.
— Ну, с такой женой, как Алина, вы изменитесь.
— Не выйдет. Я же не нарочно.
— Мы найдем вам другую работу.
— Зачем. Мне моя нравится.
— Нравится быть ментом? Как еще вас называют? Мусор?
— По всякому.
— Но это же унизительно.
— Унизительно, что у нас в Москве, в России, гибнут люди. Гибнут от пули и ножа, и это после пятидесяти лет мирной спокойной жизни. Унизительно вечером бояться выйти на улицу, унизительно носить в женской сумочке газовый баллончик. Автоматные очереди, бандитские разборки прямо в черте города — вот это унизительно и недопустимо.
— Извините.
— Все нормально. Просто меня сегодня уже завели. Мы взяли «быков» Карелы, а они выпустили семерых из восемнадцати под залог.
— Может они не так уже и виноваты?
— Мы их взяли на перевозке наркотиков при активном сопротивлении, с оружием в руках. Трое наших ранено. И все напрасно.
— Ты очень-то сам не суй голову в пекло, — задумчиво проговорил Радик.
— Рад бы сунуть, да не дают.
— Будь осторожнее, ладно? — сказал Радик уже твердо.
— Да ладно…
В общем зале ресторана свободных мест было много. Радик, Ксения и Володя сели за угловой столик, подальше от эстрады, и стали ждать.
— Как официантов теперь зовут на жаргоне? — спросила Ксения, оглядываясь. — Халдеи?
— По всякому: гарсоны, кошары.
— А откуда эти слова берутся?
— Не знаю. Чаще всего из зоны, наверное.
— А вы их понимаете?
— Приходится.
Официант: молодой, гладко выбритый и красивый, быстро подошел к ним от соседнего столика, протянул меню, достал из кармана блокнот и спросил очень вежливо: