– Ничего бы не изменилось, дорогой друг… Вместо двоих было бы трое избитых… А золото исчезло бы точно так же.
– Втроем мы бы имели больше шансов.
– Уверяю вас, защититься от них было невозможно, – настаивает Брингас. – Они набросились на нас, как бенгальские тигры.
Аббат и дон Эрмохенес пристально смотрят на адмирала, словно на его безмятежном лице написан ответ, как быть дальше. Вместо ответа тот пожимает плечами.
– У нас осталось шестьсот ливров, которые были отложены на расходы в последние дни в Париже и на обратный путь. Сюда включено содержание слуг, берлинка, стойло и корм лошадям.
– Этого все равно не хватит, – замечает библиотекарь. – А мы помрем с голоду.
– Да, вы правы.
– Можно отдать Эно половину суммы авансом, чтобы он подождал несколько дней.
– Сколько бы он ни ждал, собрать остаток суммы не удастся.
– Напишите в Мадрид, объясните случившееся, – предлагает Брингас. – Пусть Академия что-нибудь придумает.
Адмирал кивает, но выражение лица у него скептическое.
– Придется, конечно. Однако ответ потребует времени, и, ожидая его, мы рискуем потерять «Энциклопедию»… С другой стороны, не так просто объяснить то, что произошло, и перечислить все сложности в прошлом и настоящем в одном небольшом письме. Я не уверен, что коллеги из Академии все поймут как надо.
– Боже мой, – в отчаянии хнычет дон Эрмохенес. – Какой стыд… Какое бесчестие!
Брингас хмурится, будто в голову ему пришла какая-то мысль, и смотрит на дона Педро.
– А вы не думаете, сеньор, что кто-то из ваших знакомых, например, Дансени, могли бы…
Адмирал откидывается в кресле, лицо его непроницаемо и холодно.
– Об этом не может быть и речи.
Все молчат, глядя друг на друга.
– Мы в тупике, – подытоживает дон Педро. – Следует признаться в этом.
Брингас задумчиво крутит парик в руках. Затем ощупывает пальцами шишку и осторожно надевает парик на голову.
– Я говорил, что хорошо бы написать жалобу в посольство.
– Непременно напишем, – отзывается адмирал. – Это вполне логично.
– Есть и другие вопросы, которые также можно решить в посольстве.
Дон Педро смотрит на него с любопытством.
– Какие же?
– Вы все-таки не люди с улицы… Вы – академики Испанской академии.
– Избитые академики, – уточняет дон Эрмохенес. – Куда ни притронусь – всюду болит.
Однако адмирал по-прежнему внимательно смотрит на аббата.
– На что вы намекаете?
Брингас улыбается уголком рта, чуть заметной хитрой улыбкой.
– Посол Испании герцог де Аранда, с которым мы земляки, не может отказаться вас принять. И не просто принять, а вникнуть в ваше положение. Кроме того, он обязан что-то вам посоветовать. И в случае необходимости прийти на помощь.
– Вы имеете в виду деньги?
– Разумеется… Человек, официально тратящий двести тысяч ливров в год, и это не считая неподотчетных сумм, которые он разбазаривает потихоньку, вполне может прийти вам на помощь. Если вам, конечно, удастся его убедить… Поговаривают, что он тот еще скупердяй.
Несколько секунд адмирал сидит молча, обдумывая услышанное, а дон Эрмохенес выжидающе смотрит то на одного, то на другого.
– В конце концов, терять нам все равно нечего, – говорит он. – Вы думаете, он согласится снова принять нас? В прошлый раз он уделил нам не слишком много времени.
Брингас важно машет рукой.
– Примет, даже не сомневайтесь. Был бы настоящий скандал, если бы после всего, что случилось, посол Испании не поинтересовался, как дальше сложится пребывание в Париже двоих ученых мужей, его земляков… Но главное – заставить его раскошелиться.
Дон Эрмохенес согласно кивает, по-прежнему глядя на адмирала.
– А почему, собственно, нет? Мы действительно ничего не теряем, если попытаемся.
Брингас устраивается поудобнее, глаза его блестят.
– В общем, нужно добиться приема… Однако прислушайтесь к моим словам, уж я-то знаю наших чиновников: ни в коем случае нельзя скромничать, прося аудиенции обычным путем. Идемте прямо сейчас, в посольстве вы оба должны громко топать, хлопать дверьми, возмущаться, требовать от секретаря Эредиа немедленной аудиенции у герцога. Дескать, дело огромной важности и все такое.
– Хлопать дверьми это, знаете ли… – сомневается дон Эрмохенес.
– Это всего лишь фигура речи. И поверьте: с нашим дипломатическим корпусом подобное поведение – просто чудодейственное средство!
– Если вы так говорите…
– Не только говорю, но и утверждаю! Меня самого, как вы знаете, принимают в посольстве с некоторыми привилегиями. И уверяю вас…
– Отлично, договорились, – резко обрывает его адмирал.
Брингас моргает, удивленный его решительным тоном.
– Вы уверены, сеньор?
– Вполне. Вы совершенно правы: взялся за гуж, не говори, что не дюж. Тем более в Париже, под этим ливнем.
В любой книге есть второстепенные персонажи, с которыми приходится повозиться. В этой книге одним из таких персонажей является герцог де Аранда, посол Испании в Париже. Достигнув этой точки в приключениях академиков, я понял, что мне нужны сведения о дипломатической миссии де Аранда в предреволюционной Франции, а также кое-какие детали из биографии самого герцога. Посвященный в дела реформистов и энциклопедистов, переписывавшийся с Вольтером и другими философами, Педро Пабло Абарка де Болеа, герцог де Аранда был мне знаком по целому ряду причин, одна из которых – важнейшая роль, которую он сыграл в изгнании из Испании иезуитов, происходившем за несколько лет до этих событий; обо всем этом рассказывается в моем романе «Тайный меридиан». Таким образом, в моей библиотеке скопился обширный материал, касающийся герцога де Аранды, включая три важных биографических исследования, например, монументальный труд «Герцог де Аранда» Олaэчеа и Феррера, богатый деталями и посвященный десяти годам, в продолжение которых дон Педро Пабло возглавлял посольство в Париже; кроме того, мне удалось добыть несколько портретов, которые позволили мне получить представление о физическом облике моего героя. Всем этим я воспользовался для того, чтобы как можно точнее воссоздать личность этого персонажа, который уже появлялся в пятой главе этой книги – шестьдесят пять лет, отчетливо отпечатавшиеся на лице, сутулый, косоглазый, глуховатый и практически беззубый, – и, таким образом, отчасти документально, отчасти с помощью воображения описать вторую и последнюю встречу, состоявшуюся у дона Педро Сарате и дона Эрмохенеса Молины с послом Испании в особняке Монмартель, испанском дипломатическом представительстве, затем переехавшем в здание, которое в настоящее время занимает отель «Крийон» на площади Согласия. Ту самую встречу, которую дон Эрмохенес упомянул в отчете, позже представленном в Академии, чей оригинал, хранящийся в архивах, мне удалось раздобыть, чтобы с максимальной точностью воспроизвести сцену, описанную доном Эрмохенесом следующими словами:
По отношению к нам он вел себя поначалу любезно, однако рассеянно. Он держался с видом человека, чья голова занята делами куда более неотложными и важными.
Несомненно, такие дела у него и в самом деле имелись. Как раз в те дни герцог де Аранда был занят не только отношениями между Мадридом и Версалем, поддержкой тесных связей с миром просвещения, помощью американским колониям, взбунтовавшимся против Англии, поддержкой французов в вопросах Гибралтара и Менорки и другими серьезными государственными делами, но и вовсю плел интриги, чтобы выкосить траву под ногами своих политических врагов в Испании, прежде всего госсекретаря Флоридабланки и инспектора Совета Кастилии Кампоманеса. В тот период, когда двое ученых мужей находились в Париже, герцог по-прежнему оставался сторонником просвещения и реформизма, временно удаленным от испанского двора, однако не утратившим своего влияния. Имелся у него и вес в обществе, и множество нужных знакомств, и полезные связи в Европе, а по возвращении в Испанию его ждала блестящая карьера; однако симпатии к прогрессивным идеям, благодаря которым уже совсем скоро во Франции разразилась революция, десятилетием позже привели его к полному политическому краху.
И вот герцог де Аранда, человек все еще весьма влиятельный, в тот пепельный дождливый день, когда по окнам барабанил дождь, а огромный пылающий камин делал температуру воздуха в кабинете почти невыносимой, принял дона Педро Сарате и дона Эрмохенеса Молину, сидя с противоположной стороны заваленного книгами и бумагами стола, после того как академики – главным образом непреклонный и решительный адмирал – объяснили секретарю Эредиа, что не покинут посольство до тех пор, пока их не примет сам сеньор посол по делу величайшей, можно сказать, государственной важности. Так и случилось: они добились своего.
– Прискорбно, – говорит герцог Аранда. – То, что с вами произошло, в высшей степени прискорбно.
Складывается впечатление, что определение ему нравится, потому что он все еще бормочет его, доставая щепотку нюхательного табака – не предлагая его, надо заметить, визитерам, – из эмалированной золотой табакерки, украшенной гербом испанской короны.
– Очень прискорбно, – вновь добавляет он, громко высморкавшись в кружевной платок.
Грязноватый уличный свет делает еще более серыми его глаза, из которых один, правый, немного косит. Белый парик завит безукоризненно, отлично гармонируя с шелковым зеленым камзолом, расшитым золотом на манжетах и лацканах, на одном из которых висит французский орден Святого Духа.
– Что же вы думаете делать?
Адмирал неуверенно смотрит на своего компаньона. Вопрос герцога де Аранды был продиктован правилами вежливой беседы, а не действительным любопытством. Время от времени посол бросает осторожный, быстрый взгляд на бумаги и газеты, лежащие на столе в ожидании его внимания, занятого в данный момент прибывшими гостями, которых секретарь Эредиа впустил в кабинет, бормоча что-то о делах чрезвычайной важности.
– Нам нужны деньги, – коротко произносит адмирал.