— Это из Библии, — пояснил он.
Она почтительно закрыла книгу и попятилась от стола, шепча, как она благодарна Соболю, он даже и не знает, как много это для нее значит, он изменил всю ее жизнь, точно изменил…
На самом деле он никогда не получал степени доктора медицины, на которую претендовал, потому что тогда еще не было университетов и академий. Однако он все равно видел, что она умирает с голоду. Он дал бы ей еще пару месяцев, не больше. Избавьтесь от лишнего веса. Навсегда.
Фрэнни с жадностью вцепилась в компьютер и занялась планированием следующего этапа тех преобразований, которые Соболь намеревался привнести в рацион питания западного мира. Соболь сам подарил ей этот ноутбук. Он был очень, очень дорогой, очень мощный, супертонкий и очень изящный. А ему нравились именно изящные вещи.
— Есть европейская компания, которую мы можем приобрести для зацепки: группа компаний «Корпорация “Холдинг”». Тогда у нас будет налоговая база в Лихтенштейне. Теперь, если мы проводим фонды через Каймановы острова в Люксембург, а оттуда в Швейцарию, мы можем оплатить заводы в…
Но Соболь уже не слушал. Он погрузился в приятные воспоминания о том престижном ресторанчике, в котором они обедали. Ему пришло в голову, что он никогда еще не видел столько очень богатых и очень голодных людей в одном месте.
Соболь ухмыльнулся. Это была честная, широкая ухмылка, с сознанием просто идеально выполненного долга.
Он просто убивал время в ожидании главного мероприятия, но при этом он убивал его такими изысканными способами. Время, ну и людей иногда.
Иногда его звали Уайт, иногда Бланк, иногда Альбус, Вайсс, Белов — любым из сотен прочих имен. Он был светлокожий светлоглазый блондин. С первого взгляда ему было чуть больше двадцати, а потом, как правило, никто на него и не глядел.
Его было почти невозможно запомнить.
В отличие от двух своих коллег, он никогда не задерживался ни на одной работе слишком долго.
Зато он работал с интересными людьми в интересных местах.
(Он работал в Чернобыле и на атомных электростанциях Селлафилд и Три-Майл-Айленд, всегда на подхвате, никогда не вылезая в руководство).
Он внес скромный, но высоко оцененный вклад в ряд научных разработок (помог создать двигатель внутреннего сгорания, некоторые виды новых пластмасс, а также банку с кольцом на крышке).
Он был на все руки мастер.
Впрочем, его никто не замечал. Он вел себя очень скромно, но его присутствие всегда сказывалось впоследствии, причем все сильнее и сильнее. Если тщательно подумать, можно было определить, к чему он приложил руку и где он был. Может быть, он говорил и с вами. Но мистера Уайта так легко забыть.
Сейчас он работал палубным матросом на нефтяном танкере, который шел в Токио.
Капитан пил в своей каюте. Танкером управлял первый помощник. Второй помощник сидел на камбузе. Собственно, это и была почти вся команда: танкер был полностью автоматизированным судном. Человеку на нем, можно сказать, почти нечего делать.
Однако, если бы некий человек вдруг зашел на мостик и случайно нажал на кнопку «Аварийный сброс груза», автоматика танкера позаботилась бы о том, чтобы немедленно слить огромное количество черной слизи, миллионы тонн сырой нефти, прямо в море. Это, разумеется, самым чудовищным образом повлияло бы на растения, птиц, рыб, зверей и людей данного региона. Конечно, танкер был оснащен десятками аварийных блокираторов и защищенных от ошибок персонала резервных систем, так что с того? Обычное дело.
После случившегося много спорили, кто же в действительности виноват. Виновника, однако, так и не установили и возложили вину на всех поровну. Ни капитан, ни первый помощник, ни второй помощник больше никогда не ходили в море.
Почему-то никто не вспомнил о матросе Уайте, который был уже на полпути в Индонезию на борту грузового парохода, специально нанятого для перевозки партии ржавых бочек с особенно токсичным гербицидом.
И был Еще Один. Он был на главной площади столицы Кумболаленда. И в ресторане. И в рыбе, и в воздухе, и в бочках с гербицидом. Он был на дорогах, в домах, во дворцах и хижинах.
Нет места, где он был бы чужим, и уйти от него невозможно. Он делал то, что умел делать лучше всего, и то, что он делал, было тем, чем он был.
Он не проводил время в ожидании. Он работал.
Гарриет Даулинг вернулась домой вместе с сыном. По совету сестры Веры Нуден, которая оказалась более настойчивой, чем сестра Мэри, и с согласия мужа, полученного по телефону, она назвала его Магом.
Атташе по культурным связям вернулся домой через неделю и заявил, что малыш — точная копия всех его предков. А еще поручил секретарю дать объявление о поиске няни в «Леди», самом старом британском журнале для женщин.
Однажды на Рождество Кроули посмотрел «Мэри Поппинс» по телевизору (кстати, он приложил руку практически ко всей ТВ-индустрии, не слишком явно, разумеется; больше всего он гордился изобретением игровых шоу). Поначалу его развлекла идея применить ураган в качестве эффективного и невероятно стильного способа избавиться от стаи нянечек, которая, безусловно, будет кружить над лужайкой перед резиденцией мистера Даулинга в Риджентс-Парк, ожидая разрешения на посадку.
Однако он сдержался, ограничился несанкционированной забастовкой работников метро, и в результате к назначенному сроку явилась всего одна няня.
Трикотажный твидовый костюм и скромные жемчужные серьги — что-то в ней говорило о том, что она действительно няня. Это что-то, однако, выражалось с неким подтекстом — так обычно говорят английские дворецкие в известного сорта американских фильмах. Еще нечто сдержанно покашливало и невнятно намекало на то, что она вполне может оказаться из тех нянечек, которые предлагают свои не оговоренные, но вполне недвусмысленные услуги в известного сорта журналах.
Ее туфли без каблуков скрипели на посыпанной песком дорожке перед домом. Рядом с ней безмолвно трусил серый пес, и белая слюна капала с его челюстей. Глаза у него светились алым, и он окидывал окрестности голодным взглядом.
Она подошла к тяжелой двери, коротко и удовлетворенно улыбнулась и потянула за шнурок звонка. Угрюмый удар колокола послышался в доме.
Дверь открыл дворецкий, что называется, старой школы[14].
— Я няня Ашторет, — сказала она. — А это, — продолжала она, кивнув на пса, который внимательно разглядывал дворецкого, возможно, прикидывая, где он зароет кости, — это Пират.
Пес остался в саду, а она без заминки прошла собеседование, и миссис Даулинг повела ее знакомиться с ее новым подопечным.
Няня Ашторет неприятно улыбнулась.
— Какой прелестный ребенок, — сказала она. — Скоро ему понадобится трехколесный велосипед.
По очередной странной случайности в тот же день в доме появился еще один новый работник. Это был садовник, причем, как оказалось, на удивление хороший садовник. Никто не мог понять, в чем причина, но он, похоже, вообще не брался за лопату и даже не делал попыток избавиться от многочисленных птичьих стай, которые вдруг облюбовали сад и рассаживались по веткам при малейшей возможности. Он просто сидел в тенечке, а все вокруг него цвело, как будто само собой.
Когда Маг подрос настолько, что мог ковылять самостоятельно, он приходил к нему, если няня Ашторет брала выходной и отлучалась по своим делам.
— Вот братец Слизняк, — говорил ему садовник, — а этот малыш — братец Колорадский Жук. Всегда помни, Маг, что на широком жизненном пути, на всех его дорогах и тропках, надо любить и уважать все сущее.
— А няня говофит, фто ффе фуффее надо только давить и гнетать, дядя Ффанцифк, — замечал Маг, гладил братца Слизняка и добросовестно вытирал руку о комбинезон с лягушонком Кермитом из «Маппет-шоу» на кармашке.
— Не слушай ты эту женщину, — обычно говорил Франциск. — Ты меня слушай.
По вечерам няня Ашторет пела Магу песенки.
По склону вверх король повел
Полки своих стрелков.
И сокрушил все народы мира
И отдал их под власть Сатаны,
владыки нашего.
Эта свинка отправилась в Ад,
Эта свинка осталась дома,
Эта свинка ела парную человечину,
Эта свинка насиловала девственниц,
А эта свинка взобралась на кучу трупов
и была выше всех.
— А дядя Ффанцифк гофовит, я доффен беффаветно и цефомудфенно фюбить ффе фуффее, — говорил Маг.
— Не надо слушать этого дядю, — шептала тогда няня и поплотнее укрывала его одеяльцем. — Слушай меня.
И вот так оно и шло.
Договоренность работала великолепно. Счет так и не был открыт. Няня Ашторет купила Магу трехколесный велосипед, но не смогла убедить его покататься на нем в доме. А Пирата Маг просто боялся.
Кроули и Азирафель наблюдали за происходящим издали и обменивались впечатлениями, встречаясь на верхних этажах автобусов, в художественных галереях и на концертах. При встрече они сравнивали свои достижения и улыбались.
Когда Магу было шесть, няня Ашторет уехала и забрала с собой Пирата; в тот же день уволился и садовник. Уходили они совсем не такой легкой походкой, какой шесть лет назад пришли сюда.
Теперь Мага учили два преподавателя.
Мистер Гаррисон рассказывал ему про Аттилу, Влада Дракулу, и Непостижимую Тьму Человеческой Души[15]. Он пытался научить Мага, как преуспеть в искусстве грубой демагогии и завоевать сердца и умы миллионов.
Мистер Кортезе рассказывал ему про Флоренс Найтингейл,[16] Авраама Линкольна и понимание искусства. Он пытался привить своему ученику уважение к свободе воли, самопожертвованию и другим людям и научить его, чтобы во всем, как хотел он, чтобы с ним поступали люди, так поступал бы и он с ними.