Руки Азирафеля почти не тряслись, когда он бережно опустил книгу на стол, натянул пару резиновых перчаток и почтительно открыл ее. Азирафель был ангелом, но при этом боготворил книги.
Вот что говорилось на титульном листе:
Пророчества были пронумерованы и всего их было больше четырех тысяч.
— Спокойно, спокойно, — пробормотал Азирафель себе под нос. Он пошел в маленькую кухоньку, приготовил себе какао и несколько раз глубоко вздохнул.
Потом он вернулся к столу и прочел первый попавшийся ему на глаза абзац.
Сорок минут спустя он так и не притронулся к кружке.
Рыжеволосая женщина, сидевшая в баре отеля, была лучшей из всех военных корреспондентов мира. У нее был паспорт на имя Кармин Шарлах, и она была везде, где шли войны.
Более или менее.
Точнее, она была там, где еще не шли войны. Там, где шли войны, она уже побывала.
Она была широко известна в узких кругах. Соберите полдюжины военных корреспондентов в баре в аэропорту, и в беседе, с той же неизменностью, с какой стрелка компаса указывает на север, рано или поздно всплывут имена Мерчисона из «Нью-Йорк Таймс», или Ван Хоума из «Ньюсуик», или Анфорта из «Ай-Ти-Эн». Тех, кого сами военные корреспонденты считают Военными Корреспондентами.
Но когда Мерчисон, Ван Хоум и Анфорт натыкаются друг на друга в установленной на скорую руку палатке в Бейруте, Афганистане или Судане, когда они похвастаются новыми шрамами и пропустят по стаканчику — тогда они начинают благоговейно обмениваться историями о Рыжей Кармин из «Нэшнл Уорлд Уикли».
— Эти идиоты из этой идиотской газетенки, — обычно заявлял Мерчисон, — просто сами, мать их, не знают, какое чудо, мать их, у них есть.
На самом деле руководство «Нэшнл Уорлд Уикли» прекрасно знало, что у них есть: у них есть Военный Корреспондент. Они только не знали, почему он у них есть и что с ним, точнее, с ней, делать.
Обычно «Нэшнл Уорлд Уикли» рассказывал миру, как на булочке в «Биг Маке», купленном в Де-Мойне, появилось лицо Христа, приводя также и высокохудожественный рисунок булочки; как недавно Элвиса Пресли видели в Де-Мойне, где он работает в «Бургер-Лорде»; как одна домохозяйка из Де-Мойна вылечилась от рака, слушая записи Элвиса; как оборотни, наводнившие Средний Запад США, произошли от гордых жен первопоселенцев в результате изнасилования их снежным человеком; и как Элвиса забрали с собой пришельцы из космоса в 1976 году, потому что он был слишком хорош для этого мира[18].
Вот такой вот «Нэшнл Уорлд Уикли», тираж четыре миллиона экземпляров еженедельно, и ему был так же нужен Военный Корреспондент, как эксклюзивное интервью с Генеральным секретарем ООН[19].
Итак, они платили Кармин Шарлах немалые деньги за то, чтобы она ездила и разыскивала войны, и не обращали внимания на толстые конверты с плохо напечатанными рукописями, которые она время от времени присылала из самых разнообразных горячих точек, чтобы оправдать свои — впрочем, вполне разумные — расходы.
Они находили это вполне справедливым, поскольку, с их точки зрения, она не была настолько уж хорошим военным корреспондентом, хотя, безусловно, была самым привлекательным из них, что уже немало, если разговор идет о «Нэшнл Уорлд Уикли». В ее сообщениях о военных действиях всегда рассказывалось о каких-то типах, паливших друг в друга, но при этом в них начисто отсутствовало понимание глубинных политических связей и следствий происходящего, а главное — понимание Того, Что Интересно Аудитории.
Иногда они передавали очередную ее историю на литературную обработку. («Иисус явился девятилетнему Мануэлю Гонзалесу во время решительного сражения на Рио Конкорса и сказал, чтобы тот шел домой, потому что его мать беспокоится. “Я знаю, что это был Иисус, — рассказал нам храбрый мальчик, — потому что он был в точности такой, когда его картинка чудом появилась на моей коробке с бутербродами”».)
Хотя по большей части «Нэшнл Уорлд Уикли» оставлял ее в покое и тщательным образом помещал все ее сообщения в корзину для мусора.
Мэрчисону, Ван Хоуму и Анфорту не было до этого дела. Они знали одно: где бы ни разразилась война, мисс Шарлах оказывалась там первой. Практически до того, как.
— Как ей это удается? — вопрошали они, теряясь в догадках. — Как, чтоб ее, это ей удается?
А их взгляды, встречаясь, безмолвно соглашались: если бы она была машиной, это был бы «Феррари». Эта женщина скорее подходила на роль красавицы-супруги продажного генералиссимуса из терпящей крах страны третьего мира — и она здесь, среди нас! Повезло нам, ребята, а?
А мисс Шарлах молча улыбалась и заказывала всем еще по одной за счет «Нэшнл Уорлд Уикли». И смотрела, как из-за нее начинают не на шутку разворачиваться боевые действия. И улыбалась.
Она оказалась права. Она создана для журналистики.
Пусть даже так, но отдыхать нужно всем, и Кармин как раз устроила себе первый отпуск за одиннадцать лет.
Она отправилась на маленький остров в Средиземном море, получавший основной доход от туризма. Выбор ее было довольно странным, поскольку при взгляде на мисс Шарлах было ясно, что она может провести отпуск на любом острове размером меньше Австралии только в том случае, если владелец этого острова — ее личный друг. А если бы вы за месяц до этого сказали любому из туземцев, что надвигается война, он бы посмеялся над вами и попробовал бы всучить вам подставку для бутылки, сделанную из пальмового волокна, или картинку с видом на залив, выложенную из морских ракушек. Так было месяц назад.
А вот как было теперь…
…теперь раскол по религиозно-политическим соображениям (а именно — частью какого из четырех миниатюрных государств на материке не является их остров) разделил страну на три враждующих группировки, уничтожил статую Девы Марии на главной площади единственного города и покончил с туризмом.
Мисс Шарлах сидела в баре отеля «Паломар дель Соль» за бокалом того, что здесь именовалось коктейлем. В углу усталый пианист перебирал клавиши, а официант в парике с начесом тянул в микрофон:
О-о-о-о-о-о-однажды жил на све-ете
Бии-еееееленький бы-чооооооооооок…
О-о-о-о-о-отчень-отчень грууууууштный
Бии-еееееленький бы-чооооооооооок…
В окно влетел человек с ножом в зубах, автоматом Калашникова в одной руке и гранатой в другой.
— Менем Тювкфкой Фганивации Ффобоввения убъяввяю этот фотевь… — начал он и остановился. Он вынул нож изо рта и начал снова: — Именем Тюркской Организации Освобождения объявляю этот отель нашей собственностью!
Два последних туриста, оставшихся на острове[20], нырнули под столик. Мисс Шарлах невозмутимо выудила вишенку-мараску из коктейля, поднесла к алым губам и слизнула ее с черешка так, что присутствующих мужчин бросило в холодный пот.
Пианист встал, залез под крышку рояля и достал оттуда музейный пулемет.
— Этот отель уже захвачен Греческой Территориальной Бригадой! — завопил он. — Один неверный шаг и в тебе появится несколько лишних дырок!
В дверях показались новые действующие лица: огромный чернобородый индивидуум с золотозубой ухмылкой и древней картечницей Гатлинга в руках. За его спиной виднелся отряд его соратников, столь же огромных, хотя и не столь же внушительно вооруженных.
— Этот стратегически важный отель, годами служивший символом греко-турецких фашистских империалистов, разграблявших страну своим поганым туризмом, переходит в собственность итало-мальтийских борцов за свободу! — учтиво пробасил он. — Теперь мы вас всех прикончим!
— Чушь! — сказал пианист. — Тоже мне — стратегически важный! Просто здесь лучший винный погреб.
— Он прав, Педро, — сказал обладатель «калашникова». — Именно поэтому он нашим и нужен. Иль хенерал Эрнесто де Монтойя вызвал меня и говорит: Фернандо, говорит, война кончится к субботе, парни захотят отметить это дело. Будь так добр, дуй в «Паломар дель Соль» и захвати его как трофей.
Чернобородый побагровел.
— Он стратегически важный, Фернандо Кьянти! Я сделал большую карту острова, и этот отель точно посередине, так что он чертовски дьявольски стратегически важный! Можешь мне поверить!
— Как же! — парировал Фернандо. — Ты еще скажи, что если из дома Малыша Диего виден загнивающий капиталистический частный нудистский пляж, так это тоже стратегически важный объект!
Пианист залился глубоким румянцем.
— Наши заняли его сегодня утром, — признался он.
Наступила тишина.
И в тишине раздалось громкое шуршание шелка. Кармин положила ногу на ногу.
Кадык пианиста прыгнул вверх-вниз.
— Это очень стратегический объект, — выдавил он, стараясь не обращать внимания на женщину на высоком стуле у барной стойки. — То есть, если кто-нибудь решит высадить туда десант с подлодки, нужно занять место, откуда все видно.
И тишина.
— В любом случае он стратегически важнее, чем этот отель, — выдавил пианист.
Педро зловеще кашлянул.
— Следующий, кто что-нибудь скажет. Все равно что. Умрет. — Он ухмыльнулся. И поднял ружье. — Отлично. А теперь — все к дальней стене!
Никто не двинулся с места. Они уже его не слушали. Они слушали, как кто-то тихо и невнятно бормочет что-то монотонно неразборчивое у входа в отель.
По стройным рядам борцов за свободу внезапно пробежала некая рябь, несмотря на все их попытки не сходить с места. Через них непреклонно протискивалось все то же бормотание, начинавшее превращаться в более или менее разборчивые фразы:
— Вы, господа, не обращайте на меня внимания, жаркий выдался денек, а? Три раза обошел весь остров, никак не мог найти адрес, кто-то здесь считает, что улицы на домах писать не надо или что? Нет, нашел, конечно, четыре раза спрашивал-переспрашивал, плюнул, пошел на почту, на почте уж точно знают, и то им пришлось мне план нарисовать, где уж он тут у меня…