Р. П. Тайлер, низенький, кругленький, самодовольный, шагал по узкой дороге через рощицу в сопровождении карликового пуделя Шутци, принадлежащего его жене. Р. П. Тайлер отличал добро от зла: моральных оттенков серого цвета, о чем бы ни шла речь, для него не существовало. Однако он не удовлетворялся лишь тем, что ему была дарована способность видеть разницу между добром и злом. Он считал своей святой обязанностью указать на эту разницу всему остальному миру.
Однако проповедовать, стоя на ящике в парке, писать сатирические стихи, расклеивать плакаты — не для Р. П. Тайлера. Трибуной ему стала колонка «Письма читателей» в «Глашатае Тэдфилда». Если дерево на соседнем участке проявит несознательность и уронит листья в сад Р. П. Тайлера, Р. П. Тайлер, во-первых, аккуратно заметет их в кучку, соберет в коробку и оставит ее на крыльце соседа, прикрепив к крышке записку с суровой отповедью. Во-вторых, он напишет письмо в «Глашатай». Если он заметит подростков, которые, сидя на общинном лугу, слушают магнитофон и прекрасно проводят время, он сочтет своим долгом указать им, что они поступают неправильно. После того как он сбежит из-под града насмешек, он напишет письмо в «Глашатай» по поводу Падения Нравов и Современной Молодежи.
С того момента, когда он вышел на пенсию, количество писем возросло в такой степени, что даже «Глашатай Тэдфилда» не мог печатать их все, так что письмо, которое Р. П. Тайлер закончил как раз перед выходом на вечернюю прогулку, начиналось следующим образом:
Уважаемые господа,
С глубоким прискорбием отмечаю тот факт, что в наши дни газеты уже не помнят о своих обязательствах перед общественностью, перед нами, людьми, которые платят им зарплату…
Он осмотрел сломанные ветви, загромождавшие проход по дороге. Вряд ли, подумал он, они там вспоминают о счетах за уборку территории, когда посылают нам эти грозы. А совету прихода приходится платить по этим счетам за то, чтобы здесь прибирались. И мы, налогоплательщики, платим им зарплату…
Они в его размышлениях были синоптиками с Четвертого канала Радио Би-би-си, на которых Р. П. Тайлер возлагал ответственность за погоду[51].
Шутци подбежал к березе у обочины и задрал ногу.
Р. П. Тайлер смущенно отвернулся. Очень возможно, что единственной целью его вечернего променада было дать возможность собаке облегчиться, но он скорее умрет, чем в этом признается, пусть даже самому себе. Он смотрел на тучи. Они громоздились выше и выше, целыми башнями, нарисованными размашистыми мазками серого и черного. И не в том дело, что в них мелькали ломаные ветви молний, словно на титрах к фильму про Франкенштейна; настораживало то, что они останавливались, дойдя до границ Нижнего Тэдфилда. И среди них был круглый лоскут ясного неба, но свет в нем был какой-то изжелта напряженный, словно натянутая улыбка.
Было так тихо.
И вдруг послышался гулкий рев.
На узкой проселочной дороге показались четыре мотоцикла. Они пронеслись мимо и скрылись за поворотом, спугнув фазана, который, хлопая крыльями, рванулся через дорогу нервной рыже-зеленой полосой.
— Вандалы! — крикнул им вслед Р. П. Тайлер.
Сельская местность создавалась не для таких, как эти четверо. Сельская местность создавалась для таких, как он.
Он дернул Шутци за поводок, и они двинулись дальше.
Через пять минут он дошел до поворота и увидел, что трое из мотоциклистов стоят перед поваленным дорожным указателем, жертвой бури. Четвертый, высокий, в шлеме с зеркальным щитком, не слез с мотоцикла.
Р. П. Тайлер оценил ситуацию и без особых усилий сделал соответствующие выводы. Эти вандалы — он, как всегда, оказался прав — ездили по деревням, чтобы осквернять памятники павшим на войне и валить дорожные указатели.
Он уже собирался решительно двинуться в их сторону, когда ему в голову пришло, что их было в четыре раза больше, чем его одного, и что они были выше ростом, чем он, и что они, без всякого сомнения, были психопатами, склонными к насилию. В мире Р. П. Тайлера на мотоциклах ездили только психопаты, склонные к насилию.
Так что он гордо поднял голову, чтобы прошествовать мимо них с таким видом, словно он их не замечает[52], одновременно не прекращая составлять в уме соответствующее письмо (Господа, сегодня вечером я с негодованием отметил, что Нашу Прекрасную Деревню одолевает огромное количество мотоциклистов с хулиганскими наклонностями. Почему же, ПОЧЕМУ правительство не может ничего сделать с этой чумой, которая…).
— Привет, — сказал один из мотоциклистов, поднимая щиток, за которым оказались худое лицо и аккуратная черная бородка. — Мы вроде бы заблудились.
— А! — неодобрительно сказал Р. П. Тейлор.
— А указатель, видно, повалило, — сказал мотоциклист.
— Видимо, повалило, — согласился Р. П. Тейлор.
Он с удивлением отметил, что ему захотелось есть.
— Ага. Ну так вот, мы едем в Нижний Тэдфилд, о’кей?
Бровь добровольного защитника порядка взмыла кверху.
— Так вы американцы! Видимо, с авиабазы? (Господа, когда я служил в армии, моя страна могла мной гордиться. С ужасом и тревогой я вижу, что авиаторы с военной базы в Тэдфилде разъезжают по моей благородной деревне, одетые словно головорезы самого худшего пошиба. Признавая их решающее значение в деле защиты свободы западного мира…)
Затем его страсть к поучениям взяла верх.
— Поезжайте обратно по этой дороге метров примерно восемьсот, потом первый поворот налево, боюсь, дорога там в прискорбно плохом состоянии, я уже неоднократно писал в местный совет по этому поводу, кто вы — слуги народа или его хозяева, спрашивал я их, в конце концов, кто платит вам зарплату? — потом второй поворот направо, только не совсем направо, на самом деле налево, но вы увидите, что он потом поворачивает направо, там стоит указатель «Поррит-лейн», только, разумеется, это не Поррит-лейн, если вы посмотрите на официальную полевую карту, вы увидите, что это просто-напросто восточный конец Форест-Хилл-лейн, тогда вы выедете в деревню, потом проедете мимо «Быка и скрипки» — это местный паб — и потом, когда доедете до церкви (я указывал топографам, которые составляли карту, что это церковь со шпилем, а не церковь с колокольней, я даже написал в «Глашатай Тэдфилда» и предложил, чтобы редакция объявила кампанию по сбору подписей с требованием исправить карту, и я имею все основания надеяться, что когда они там поймут, с кем имеют дело, то сразу увидят, что им не удастся дать нам от ворот поворот), потом вы выедете на перекресток, и через него надо ехать прямо, и вы сразу выезжаете на второй перекресток и независимо от того, свернете ли вы на развилке налево или поедете прямо, вы в любом случае попадете на базу (хотя, если свернуть налево, это почти на полтораста метров короче), там уже не ошибетесь.
Голод тупо уставился на него.
— Э-э… я не уверен, что точно понял… — начал он.
Я ПОНЯЛ. ПОЕХАЛИ.
Шутци заскулил и бросился за спину Р. П. Тайлера, где и прижался к его ногам, дрожа всем телом.
Мотоциклисты уселись на свои машины. Тот, что в белом (по виду явный хиппи, подумал Р. П. Тайлер) бросил в траву на обочине пустой пакетик из-под хрустящего картофеля.
— Прошу прощения, — рявкнул Тайлер. — Это не ваш ли пакетик?
— О, не только мой, — ответил паренек в белом. — Он общий.
Р. П. Тайлер выпрямился в полный рост[53].
— Молодой человек, — начал он, — что бы вы сказали, если бы я пришел в ваш дом и стал повсюду разбрасывать мусор?
— Я был бы страшно, страшно рад, — мечтательно прошуршал в ответ голос Загрязнения. — Это было бы прекрасно.
На мокрой земле под его байком расплывалась радужно масляная лужица.
Взревели моторы.
— Я что-то не поняла, — сказала Война, — так почему мы должны разворачиваться у ворот церкви?
ПРОСТО СЛЕДУЙТЕ ЗА МНОЙ, сказал высокий, и все четверо сорвались с места.
Р. П. Тайлер уставился им вслед и смотрел, пока его внимание не привлек непонятный треск. Он обернулся. Мимо него мелькнули четыре фигуры на велосипедах, за которыми весело неслась собака.
— Эй вы! А ну-ка остановитесь! — вскричал Р. П. Тайлер.
ЭТИ притормозили, остановились и поглядели на него.
— Я знал, что это ты, Адам Янг, и твоя, уф… клика. Могу я узнать, что вы, дети, делаете на дороге так поздно ночью? Знают ли ваши отцы, что вас нет дома?
Ехавший первым велосипедист повернулся к Р. П. Тайлеру.
— Я что-то не понимаю, почему вы говорите, что уже поздно, — сказал он, — мне так кажется, мне так кажется, что если солнце еще не село, значит, еще не поздно.
— В любом случае вы уже давно должны быть в постели, — сообщил им Р. П. Тайлер, — и не надо показывать мне язык, юная леди, — это адресовалось Язве, — или я напишу письмо твоей матери и сообщу ей о прискорбном поведении и недостойных настоящей леди манерах ее отпрыска.
— Ну извините, пожалуйста, — обиженно буркнул Адам. — Язва просто на вас посмотрела. Я не знал, что где-то запрещается смотреть.
В траве на обочине началось какое-то волнение. Шутци, кобелек из тех особенно утонченных карликовых пуделей, которых заводят только люди, неспособные включить строку «Дети» в расходную часть семейного бюджета, подвергся нападению со стороны Бобика.
— Господин Янг, — приказал Р. П. Тайлер, — будьте добры отогнать свою… свою шавку от моего Шутци.
Тайлер не доверял Бобику. Когда он встретился с ним первый раз три дня назад, Бобик зарычал на него, и собачьи глаза засветились красным. Это подвигло Тайлера на сочинение письма, в котором он указывал, что Бобик, без сомнения, болен бешенством, безусловно представляет собой опасность для жителей и его следует решительно пресечь для Общего Блага; в этот момент его жена напомнила, что светящиеся красным глаза не являются симптомом бешенства и вообще бывают только в таких кинокартинах, которые никто из Тайлеров не будет смотреть под страхом смертной казни, но о которых им известно достаточно, чтобы иметь собственное суждение, благодарим покорно.