(— Вон он, мистер Шэдуэлл, — вскричал Азирафель, но голос его становился все неувереннее, — в майке…)
Смерть и Адам смотрели друг на друга.
— Ты… один… из нас, — прошипела Война сквозь зубы, похожие на прекрасные пули.
— Все уже сделано. Мы… строим… новый… мир. — Голос Загрязнения был тих, словно струйка из проржавевшей бочки стекали в придорожную канаву.
— Веди… нас, — сказал Голод.
Адама охватили сомнения. Голоса в его голове кричали, что это правда и что ему принадлежит весь мир, и все, что нужно сделать, — повернуться и повести их по этому спятившему миру. Он был одним из них.
И, ярус за ярусом, небесное воинство ждало Слова.
(— И чего, вы хотите, чтоб я в него стрельнул!? Это же мальчонка!
— Э-э… — сказал Азирафель. — Э-э… Да. Может быть, нам лучше немного подождать, как вы думаете?
— Ты имеешь в виду, пока он вырастет? — спросил Кроули.)
Бобик завыл.
Адам поглядел на ЭТИХ. Он был и одним из них тоже.
Просто надо решить, кто же на самом деле твои друзья.
Он снова повернулся к Четверым.
— Задайте им, — спокойно сказал он.
Его голос уже не был вял и невнятен. В нем была странная гармония. Ни один человек не смог бы устоять перед этим голосом.
Война засмеялась и выжидающе посмотрела на ЭТИХ.
— Мальчики, — сказала она, — играют в игрушки. Представьте, какие игрушки я могу вам предложить… какие игры. Я могу заставить вас влюбиться в меня, мальчики. Маленькие мальчики с маленькими ружьями.
Она снова засмеялась, но пулеметная дробь стихла, когда вперед выступила Язва и, дрожа, подняла руку.
Не бог весть какой меч был в ее руке, но это было лучшее, что можно соорудить из двух досок и куска веревки. Война уставилась на него.
— Ага, — сказала она. — Значит, врукопашную?
Она выхватила свой клинок и подняла его кверху, и клинок зазвенел так, как звенит бокал, по краю которого провели пальцем.
Блеснула вспышка, когда мечи соприкоснулись.
Смерть и Адам смотрели друг на друга.
Послышалось жалобное звяканье.
— Не трогай его! — резко сказал Адам, не поворачивая головы.
ЭТИ уставились на меч, который замер на бетонной дорожке.
— Маленькие мальчики, — с отвращением пробормотала Язва. Рано или поздно каждому приходится выбирать, в чьей ты банде.
— Но… но… — запинаясь, произнес Брайан, — ее просто как будто затянуло в меч…
Воздух между Адамом и Смертью начал дрожать, словно в сильную жару.
Уэнслидейл поднял голову и взглянул в запавшие глаза Голода. Он поднял над головой то, что, при изрядном воображении, можно было счесть весами, сооруженными из обрывка той же веревки и пары прутьев. Потом он раскрутил их.
Голод протянул руку, защищаясь.
Снова блеснула вспышка, и пара серебряных весов, слабо звякнув, упала на дорожку.
— Не… трогай… их, — сказал Адам.
Загрязнение пыталось убежать, или, скорее, утечь, но Брайан сорвал с головы пучок травы, наспех связанный в круг, и швырнул его вслед. Этот пучок никак не мог полететь, но какая-то сила подхватила его, и он зажужжал, словно метательный диск.
В этот раз вспышка была тускло-красной и черной от жирного дыма. Она пахла горелым маслом.
С жестяным звяканьем почерневшая серебряная корона вывалилась из столба дыма и, прежде чем замереть, покружилась, словно оброненный грош.
И уже не нужно было говорить, что ее нельзя трогать. Она блестела так, как металл блестеть не должен.
— Куда они делись? — спросил Уэнсли.
ТУДА, ГДЕ ИМ МЕСТО. Адам и Смерть все так же смотрели друг другу в глаза. ТУДА, ГДЕ ОНИ БЫЛИ ВСЕГДА. ОНИ ВЕРНУЛИСЬ В УМЫ ЛЮДЕЙ.
Ухмылка скелета была ужасна.
Послышался треск. Плащ Смерти разорвался в клочья, и развернулись огромные крылья. Крылья ангела. Но не из перьев. Это были крылья ночи, словно прорехи в ткани бытия, в которых только тьма и несколько далеких огоньков, которые могут быть звездами, а могут быть чем-то совсем другим.
НО Я НЕ ПОХОЖ НА НИХ. Я, АЗРАЭЛЬ, СОТВОРЕН, ЧТОБЫ БЫТЬ ТЕНЬЮ ТВОРЕНИЯ. МЕНЯ НЕВОЗМОЖНО УНИЧТОЖИТЬ. ИНАЧЕ ТЫ УНИЧТОЖИШЬ МИР.
Жар их взглядов ослабел. Адам почесал нос.
— Ну, не знаю, — сказал он. — Есть один способ. — И он ухмыльнулся в ответ.
— В любом случае все это нужно прекратить, — сказал он. — Всю эту возню с машинами. Ты пока еще должен делать то, что я тебе говорю, а я говорю, что это нужно прекратить.
Ангел Смерти пожал плечами. УЖЕ ПРЕКРАТИЛ, сказал он. БЕЗ НИХ (он показал на жалкие останки двух Всадников и Всадницы) ВСЁ ОСТАНОВИЛОСЬ. ТРИУМФ ОБЫЧНОЙ ЭНТРОПИИ. Он поднял костлявую руку, словно салютуя Адаму.
ОНИ ВЕРНУТСЯ, сказал он. ОНИ ВСЕГДА РЯДОМ.
Крылья хлопнули, всего один раз, но с таким звуком, словно ударил гром, и ангел Смерти исчез.
— И отлично, — сказал Адам в пустоту. — Очень хорошо. Ничего не случится. Все, что они начали — должно прекратиться, прямо сейчас!
Ньют в полном отчаянии уставился на компьютерные стойки.
— Наверное, где-то есть инструкция, или еще что, — сказал он.
— Можно посмотреть, нет ли у Агнессы чего-нибудь на этот счет, — предложила Анафема.
— Конечно, — с горечью в голосе отозвался Ньют. — Ну и какой в этом смысл? Устроить диверсию с электроникой двадцатого века, глядя в инструкцию из оружейной мастерской века семнадцатого? Что могла Агнесса Псих знать про транзистор?
— Ну, что до транзисторов, так мой дедушка с большим успехом истолковал предсказание 3328 в 1948 году и очень удачно вложил деньги, — заметила Анафема. — Она не знала, как это будет называться, разумеется, и вообще не очень хорошо себе представляла, что такое электричество, но…
— Это был риторический вопрос.
— И вообще, тебе не нужно, чтобы все это заработало. Тебе нужно, чтобы это перестало работать. Для этого требуется не знание, а наоборот — невежество.
Ньют застонал.
— Ладно, — покорно сказал он. — Давай попробуем. Тяни предсказание.
Анафема вытащила карточку наугад.
— «Он Есть не То, что Говорит о Себе», — прочитала она. — Номер 1002. Вот и все. Есть идеи?
— Ладно, слушай, — убитым тоном сказал Ньют, — я знаю, сейчас не время это говорить, но… — он сглотнул, — на самом деле я не так уж хорошо обращаюсь с электроникой. Совсем не хорошо.
— Ты же, по-моему, сказал, что ты компьютерщик.
— Это было преувеличение. То есть это было очень большое преувеличение, просто больше некуда, на самом деле это, наверное, даже можно назвать перегибом. Я бы даже, скорее всего, был бы недалек от истины, если бы сказал, что это было… — Ньют закрыл глаза, — уклонением от прямого ответа.
— То есть враньем? — ласково уточнила Анафема.
— Ну, так далеко я бы не стал заходить. Хотя, — добавил Ньют, — на самом деле я не компьютерщик. Совсем нет. Даже наоборот.
— В каком смысле — наоборот?
— Если хочешь знать, каждый раз, когда я пытаюсь заставить работать что-то электронное, оно ломается.
Анафема одарила его краткой улыбкой и встала в театральную позу, словно фокусник, чья усыпанная блестками ассистентка только что целехонька вылезла из распиленного ящика.
— Вуаля, — сказала она. — Почини их.
— Что?
— Сделай так, чтобы они работали лучше.
— Ну, не знаю, — сказал Ньют. — Вряд ли у меня получится. — Он положил руку на крышку ближайшего блока.
И вдруг шум, о существовании которого они даже не подозревали, прекратился, и только где-то вдали слышались последние всхлипы умирающего генератора. Огоньки на панелях замигали, и бо́льшая их часть погасли.
Люди, сражавшиеся с выключателями по всему миру, обнаружили, что они заработали. Замыкатели разомкнулись. Компьютеры перестали разрабатывать планы Третьей мировой войны и снова занялись ленивым сканированием стратосферы. В подземелье на острове Новая Земля пробки, которые никак не вынимались из щитка, легко поддались; в бункерах под штатами Вайоминг и Небраска солдаты в рабочей форме прекратили вопить и размахивать личным оружием, и выпили бы пива, если бы на ракетных базах было разрешено спиртное. И хотя оно не разрешено, они все равно выпили.
Включился свет. Цивилизация остановилась, не соскользнув в пучину хаоса, и начала писать в газеты письма о том, как много значения в наши дни придается самым незначительным мелочам.
От машин в Тэдфилде больше не исходила угроза. То, что в них вселилось — кроме электричества — бесследно исчезло.
— Ух ты, — вымолвил Ньют.
— Вот видишь, — сказала Анафема. — Ты их починил. Старой Агнессе можно доверять, точно тебе говорю. Теперь давай выбираться отсюда.
— Он не захотел этого! — радовался Азирафель. — Разве я тебе не говорил, Кроули? Если постараться и заглянуть поглубже в душу кому угодно, ты увидишь, что там, в глубине, он на самом деле…
— Еще не все, — кратко сказал Кроули.
Адам повернулся и, видимо, только что заметил их. Кроули не привык к тому, что люди узнают его с первого взгляда, но Адам смотрел на него так, словно вся история его жизни была вывешена на задней стенке черепа, а Адам ее просто читал. На секунду Кроули охватил настоящий ужас. Он всегда думал, что ему уже приходилось испытывать ужас истинный, неподдельный, первосортный, но по сравнению с этим новым ощущением те случаи были детскими страшилками. Те, Кто Внизу могут положить конец твоему существованию, например причинив тебе невыносимую боль; этот мальчуган мог не только положить конец твоему существованию, просто подумав об этом, но и, вполне возможно, сделать так, что тебя никогда и не было.
Взгляд Адама перешел на Азирафеля.
— Извините, почему вас двое? — спросил Адам.
— Ну, — начал Азирафель, — это долгая…
— Это неправильно, когда в одном человеке двое, — сказал Адам. — Я считаю, будет лучше, если вас будет двое отдельно.
Никаких потрясающих спецэффектов — просто рядом с мадам Трейси уже сидел Азирафель.