Почему-то, ища виновных, все как-то забыли про матроса Белли, который к тому времени уже преодолел полпути до Индонезии на старом пароходе, доверху заваленном ржавеющими металлическими бочками с особенно ядовитым уничтожителем сорняков.
И был Еще Один. Он был на площади в Кумболо. И в ресторанах. И в рыбах, и в воздухе, и в бочках с уничтожителем сорняков. И на дорогах, и в домах, и в дворцах, и в хижинах.
Нигде он не был чужаком, и уйти от него было нельзя. Он делал то, что у него получалось лучше всего, и то, что он делал, было то, что он есть.
Он не ждал. Он работал.
Харриет Даулинг вернулась домой со своим малышом, которого – по совету сестры Веры Говорливой – более настойчивой, чем сестра Мэри – она назвала Колдуном.
Культатташе вернулся домой через неделю и объявил, что ребенок явно унаследовал лучшее от его предков. Он также поручил секретарше дать объявление в «Леди» насчет няни.
В одно рождество Кроули видел по телевизору «Мэри Поппинс» (за кулисами большинства телекомпаний Кроули был влиятельной персоной; больше всего он гордился изобретением игровых шоу). Он шутливо подумал, что эффективным и очень стильным способом избавления от очереди нянь у дома культатташе, будет ураган.
Он занялся хитрыми манипуляциями, в результате которых в назначенный день появилась лишь одна няня.
На ней был вязаный твидовый костюм и небольшие жемчужные сережки. Пожалуй, что-то в ней и говорило «няня» – но говорило так же тихо, как в тех людях, что нанимаются в британские дворецкие в некоторых американских фильмах. Также оно негромко покашливало и бормотало, что это очень может быть такая няня, какие рекламируют не специфицированные, но весьма определенные услуги в кое-каких журналах.
Ее плоские туфли похрустывали по гравийной дорожке, а сбоку от нее бежал серый пес, с клыков которого капала белая слюна. Его глаза горели алым цветом, и он голодно поглядывал в разные стороны.
Она подошла к тяжелой железной двери, улыбнулась – короткой удовлетворенной улыбкой – и позвонила в колокольчик. Он мрачно «динькнул».
Дверь открыл, как говорится, дворецкий старой школы[23].
— Я Няня Асторет, – сказала она ему. – А это, – продолжила она (серый пес в это время осторожно посматривал на дворецкого, видно, обдумывая, где будет прятать от него кости), – Шарик.
Она оставила пса в саду, с блеском прошла собеседование, и миссис Даулинг повела няню на встречу с предметом ее забот.
Она неприятно улыбнулась.
– Какой славный мальчуган, – бросила она. – Ему скоро будет нужен трехколесный велосипед.
По одной из странных случайностей, еще один член обслуживающего персонала появился в тот же день. Это был садовник – и отличный, как выяснилось. Никто не понимал, как у него все получалось – ведь он никогда не брал в руки лопаты, и даже не пытался очистить сад от стай птиц, что его заполняли и садились на него при любой возможности. Он просто тихонько сидел в тени, а вокруг него цветник и сад цвели и цвели.
В те дни, когда няня получала выходные, Колдун приходил с ним повидаться, когда достаточно подрос, чтобы ходить.
– Вот Брат Слизняк, – говорил ему садовник, – а эта малюсенькая зверюшка – Сестра Помидорная Гусеница. Помни, Колдун, идя по прямым и кривым дорожкам жизни, надо любить и чтить все живое.
– Няня гововит, что живые вещи достойны быть лишь землей под моими ногами, мистев Фванциск, – отвечал Колдун, гладя Брата Слизняка и рассеянно вытирая руку о свой костюм Кермита Лягушки.
– Ты эту женщину не слушай, – отзывался садовник, – ты меня слушай.
Вечерами Няня Асторет пела Колдуну колыбельные.
О, славный старый Герцог Йорка,
Что Десять Тысяч Человек Имел,
Он их Возвел на Вершину Холма,
И Сломил все земные народы
И привел их под власть нашего господина Сатаны.
и
Маленькая хрюшка в Ад пошла,
Маленькая хрюшка осталась дома,
Маленькая хрюшка ела теплую, сырую человеческую плоть,
Маленькая хрюшка насиловала девственниц,
И вскарабкалась маленькая хрюшка на гору мертвых тел,
Чтобы взобраться наверх.
– Бват Фванциск, садовник, гововит, что я довжен ставательно пвактивовать добводетель и лубовь к всем живым вещам, – говорил ей Колдун.
– Не слушай этого мужчину, – отзывалась няня, укладывая его в его маленькую кровать. – Слушай меня.
Так и шло…
Соглашение отлично работало. Никто не выигрывал. Няня Асторет купила ребенку маленький трехколесный велосипед, но не могла его уговорить покататься на нем в доме. И он боялся ее Шарика.
Между тем Кроули и Азирафаил встречались на крышах омнибусов, и в галереях, и на концертах, обменивались наблюдениями и улыбались.
Когда Колдуну исполнилось шесть, няня покинула дом, в тот же день ушел и садовник. Шаги обоих были гораздо тяжелее, чем в момент прихода.
Теперь Колдуна учили два учителя.
Мистер Гаррисон рассказывал ему про гунна Аттилу, Влада Дракулу, и Тьму, Что в Человеческой Душе[24]. Также он пытался научить Колдуна произносить горячащие толпу политические речи, которые позволят ему властвовать над множеством сердец.
Мистер Кортес рассказывал про Флоренс Найтингейл[25], Авраама Линкольна и уважение искусства. Он попытался научить его свободе воли, самоотрицанию и Такому Отношению к Другим, Какого Вы Хотите от Них к Себе.
Оба они читали ребенку большие куски из «Откровений».
Несмотря на все их старания, Колдун очень хотел совсем другого – жаль! – научиться математике. Ни один из учителей не был полностью удовлетворен его знаниями.
Когда Колдуну было десять, ему нравился бейсбол, нравились пластиковые игрушки, перевоплощающиеся в другие пластиковые игрушки, нравилась жвачка с банановым вкусом, а также комиксы, мультики и велосипед.
Кроули волновался.
Они сидели в кафетерии Британского музея, еще одном убежище для усталых солдат Холодной Войны. За столиком слева от них два прямых, как шомполы, американца тихонько передавали чемодан (полный идущих на дело революции долларов) маленькой темнокожей даме в очках, а за столиком справа заместитель главы МИ7 и резидент КГБ спорили, кто будет платить за чай и булочки.
Кроули наконец произнес то, о чем и думать себе запрещал все последние десять лет.
– По-моему, – сказал он своему противнику, – он уж слишком обычен.
Азирафаил сунул в рот еще одно порезанное яйцо и запил его кофе. Он вытер губы бумажной салфеткой.
– Это мое хорошее влияние, – улыбнулся он. – Или, вернее, – похвалу заслужившие ее да получат – моей маленькой команды.
Кроули покачал головой.
– Я не сбрасываю это со счета. Слушай, сейчас он должен пытаться подстраивать мир вокруг себя к своим желаниям, делать таким, каким его видит, и все такое. Нет, не пытаться. Он должен это делать, сам того не понимая. И что? Хоть что-нибудь такое ты видел?
– Ну, нет, но…
– У него сейчас должна быть куча сырой энергии. У него она есть?
– Ну, мне так не кажется, но…
– Он слишком обычен. – Кроули побарабанил пальцами по столу. – Мне это не нравится. Что-то здесь не так – не могу только понять, что.
Азирафаил взял кусочек ангельского торта Кроули[26].
— Ну, он ведь растет. И, конечно, Небеса вмешивались в его жизнь.
Кроули вздохнул.
– Я просто боюсь, что он не сможет справиться с адской гончей, вот и все.
Азирафаил приподнял бровь.
– Гончей?
– Подарок на одиннадцатый день рождения. Прошлой ночью получил сообщение из Ада…
Сообщение пришло во время «Золотых девушек», одной из любимых телепрограмм Кроули. Потребовалось целых десять минут, чтобы сообщить то, что можно было коротко сказать и за одну, а когда, наконец, вновь начался нормальный сериал, Кроули понял, что не сможет разобраться с сюжетом.
– Они шлют ему гончую, чтобы шла рядом и охраняла его. Самую большую из имеющихся.
– А люди не удивятся – откуда, мол, вдруг возник огромный черный пес? Родители его, скажем…
Кроули неожиданно встал, наступив на ногу болгарскому культатташе, который оживленно беседовал с Хранителем Древностей Ее Величества.
– Никто не заметит ничего необычного. Это реальность, ангел мой. А с ней молодой Колдун может что угодно сделать, знает он об этом или нет.
– А когда он появится, этот пес? Имя-то у него есть?
– Я же сказал – на одиннадцатый день рождения, в три часа дня. Он как бы настроится на хозяина. И тот должен сам дать псу имя – это очень важно, имя задаст ему цель. Думаю, это должно быть что-нибудь типа Убийца, или Страх, или Крадущийся Ночью.
– И ты там будешь? – спросил ангел беззаботно.
– Ни за что не пропущу, – ответил Кроули. – Очень надеюсь, что ребенок не слишком неправилен. Ладно, посмотрим его реакцию на пса. Что-то это нам скажет… Надеюсь, он пошлет его обратно или, просто, его испугается. Если назовет как задумано в Аду, все пропало. У него будут все его силы, и Армагеддон будет за углом.
– Думаю, – бросил Азирафаил, потягивая свое вино (которое только что перестало быть «Бужоле» с небольшим привкусом уксуса и стало приятным на вкус, но очень удивленным, «Шато Лафит» 1875 года), – думаю, мы там встретимся.
СРЕДА
В Центральном Лондоне было жарко и дымно.
На одиннадцатый день рождения Колдуна собралась куча народа.
Было двадцать маленьких мальчиков и семнадцать маленьких девочек. Была куча светловолосых мужчин с одинаковой короткой стрижкой, темными костюмами и кобурами на плечах. Была команда поставщиков, привезших желе, торты и пакетики чипсов. Во главе их автомобильной колонны был старый «Бентли».
Великолепных Харви и Ванду (специальность – Детские Вечеринки) свалила с ног неожиданная желудочная инфекция, но, к счастью (и по плану кое-кого), буквально из ниоткуда появилась замена. Иллюзионист.