лш открыл сразу же, будто сидел и поджидал посетителей. Дейв хотел предложить смыться куда-нибудь и выпить банку пива, которую он свистнул у старшего брата. Но уж больно приветливо выглядел дом Чарли изнутри (красивая мебель, книги расставлены по темам, на стенах — фотографии довольных домочадцев)
— У тебя есть что поесть? — спросил он.
— Как раз делаю сэндвич из индейки. Хочешь?
За едой Чарли сообщил:
— Я тут поговорил с Джулией. Мы с ней найдем Шелли.
Мейпл-стрит, 11629 июля, четверг
Ужин Уайлдов прервал громкий удар в дверь.
Будто камень кинули. Первым побуждением Арло было перевернуть стол и воспользоваться им как щитом.
Еще один камень: бамс!
— Эй! Есть тут кто? — раздался снаружи низкий мужской голос. — Это я! Питер Бенчли!
— Оставайтесь здесь, — сурово приказал Арло детям. Выглянул в окно. Вот он, Питер, у самого крыльца. Кидает камни, потому что на коляске по ступеням не въехать.
— Порядок. Все в порядке. Просто сидите на месте, — сказал Арло Джулии и Ларри, а потом вышел, закрыл за собой дверь и спустился к Питеру.
Тот был в простой белой футболке, подколотых снизу брюках хаки. На коленях кожаный чемоданчик. Побрился, лицо без щетины выглядело бледным. Зрачки сужены. Арло, с его десятилетним опытом воздержания, почувствовал щекотку в затылке. Память об удовольствии после укола.
Он встал на колени, протянул Питеру руку.
— Ты меня защищал перед копами. А я даже спасибо не сказал. Спасибо.
Питер кивнул.
— Прости, что не сообразил раньше. То, что ты встал на нашу сторону, многое для нас с Герти изменило. Я могу тебе чем-то помочь?
Питер выпустил руку Арло. Пожатие слабое, кожа младенчески мягкая — похоже, коляску катает не чаще раза в неделю.
— Нужно сказать тебе одну вещь, — произнес он. Голос звучал отрешенно, как будто Питер лишь одной ногой стоял в этом мире. Арло с приязнью и тревогой вспомнил это ощущение. Такого не испытаешь от спиртного. Такого вообще ни от чего больше не испытаешь.
— Какую? — спросил Арло. Нет, ему совсем не хотелось ширнуться, однако он слышал в собственном голосе хрип вожделения.
— Они тебя затравят.
— Кто? Ты видел, кто именно бросил кирпич?
— Ты в курсе, сколько лет я провел у собственного окна?
Арло покачал головой.
— Я здесь вырос. Но друзья все разъехались.
А я как Питер Пэн, — проговорил Питер с улыбкой.
— Точно.
— Я этих людей знаю, как бороздки на собственных культях.
— И?
— Они всегда были предсказуемыми. Спят-едят-работают, никаких отклонений. А тут такое. — Он мотнул головой в сторону провала. — Все изменилось. Они изменились.
Арло так и стоял перед Питером на коленях.
Ноги дрожали, он заваливался на бок и, чтобы удержаться, оперся ладонями о липкую от битума землю.
— И что в них изменилось?
— Ты знаешь, что я был в Ираке? — спросил Питер.
— Сообразил.
— Пацан взорвал самодельную бомбу. Держал ее в руке. Полагаю, что родители заставили. Или кто-то еще. — Питер смотрел вдаль. — Сам погиб на месте. И мой командир с ним. Я-то не так уж сильно пострадал. Но его кости шрапнелью вошли мне в ноги. Проблема в том, что попали и фрагменты его костного мозга. Внутри у меня разрослась его иммунная система. Отсюда и ампутация. И зеркальная терапия. У меня полная комната зеркал. Все думают, я придуриваюсь. Потому что торчок. Но все на самом деле. Ты знал? — Он не сделал паузы, не стал смотреть, кивнет Арло или нет. — Боль такая, что мне даже протезы не надеть — использую их только для зеркальной терапии. Чтобы увидеть свое отражение как цельного человека. Тогда мозг путается и начинает думать, что я исцелился. Неважно. Когда это случилось, когда пацан взорвал нас с командиром, я услышал одобрительные крики. Из укрытий. Это были гражданские. Соседи. Они радовались.
Арло вообразил себе. Попытался.
— Такая вот там была энергетика. Крики одобрительные, но не веселые.
Колени Арло не выдержали, он оперся о кресло Питера. Вблизи увидел, что Питер куда моложе, чем выглядит. Просто глаза запавшие.
— На Мейпл-стрит та же самая атмосфера.
— Какая?
— Истерическая. И я не понимаю почему. Даже не уверен, что в тебе дело. Ты просто мишень.
Питер кивнул за спину — там стоял микроавтобус для трансфера в аэропорт, с местом для инвалидной коляски. Какой-то мужчина грузил багаж, а очень пожилая пара — старики Бенчли — ждала на тротуаре.
— Им тут слишком жарко. Уговорили меня поехать в Вермонт.
— Полагаю, ты не откажешься сменить обстановку.
Питер кивнул.
На Мейпл-стрит стемнело. В открытых освещенных окнах половины домов заметно было движение. А вот никаких ночных звуков не раздавалось. Ни сверчков, ни цикад, ни уханья птиц. От этого голоса разносились необычайно далеко.
— Хотел тебе рассказать про свои терапевтические зеркала, — прошептал Питер.
— Ну?
— Когда я ими пользуюсь, мне не больно, — прошептал Питер. — В смысле, делается нестерпимо, если не заниматься час-другой. Ежедневно. И есть улучшения. С каждым годом чуть лучше.
— Еще бы.
Питер посмотрел Арло в глаза.
— Здешние жители про мои зеркала не знают.
К нам не заходят. Считают нас странными. Мы тут слишком давно. Я вырос. Уже не мальчишка. Мы не вписываемся. Но Рея Шредер повсюду сует свой нос. Заставила маму показать ей дом. Понимаешь, о чем я?
— Нос сует, — согласился Арло. — И еще много чего делает.
— А вчера меня не было дома — ездил в больницу на осмотр. С родителями. Когда вернулись, увидели, что Фрицик Шредер и Адам Гаррисон улепетывают с нашего заднего двора. Малой Гаррисон плакал.
— Дану?
— А дома оказалось, что все мои зеркала разбиты.
Арло почувствовал, как натянулась кожа на черепе, потому что — да, теперь ему стал ясен смысл этого разговора.
— Может, я все-таки ненормальный, — сказал Питер, озираясь и по-прежнему шепотом. — Мне иногда трудно отличить, что на самом деле, а что нет.
— Да по тебе не скажешь.
— И кто-то написал на осколках слово. Родителям я не сказал. Этого им не хватало. Какое слово? «Доносчик».
— Блин. Жаль, что тебя в это втянули, — сказал Арло.
Питер все говорил, будто и не слыша:
— Мне в давние времена приходилось чистить сортиры — не в наказание, просто по службе. Я был хорошим солдатом. Получил «Пурпурное сердце», причем заслуженно. И все равно чистил сортиры. Понимаешь?
Арло ждал, по-прежнему скрючившись, ляжки саднило. Питер все вглядывался в него, как будто Арло мог бы и сам догадаться.
— Это слово. Доносчик. Уж я-то не перепутаю. Его дерьмом написали.
Арло отшатнулся.
— И все-таки, может, я умом тронулся. Потому как на Мейпл-стрит так не поступают. Это же не Ирак.
— Ты не тронулся, — произнес Арло.
Питер глубоко вздохнул от облегчения.
— Они кидали кирпичи в твой дом, один попал в твою жену.
— Да, кидали.
— И все потому, что считают: это из-за тебя дочка Шредеров свалилась в провал. Считают, что она убегала от тебя, потому что ты ее изнасиловал, хотя я-то видел, когда в тот вечер ты вернулся домой. Видел, как утром Шелли вышла из дома. Не было ничего такого. Это просто невозможно. Если она от кого и убегала, так от своей матери. Но соседи поверили словам Реи и теперь считают, что ты изнасиловал всю здешнюю ребятню, верно?
— Да уж. Похоже на то.
— А потом они и ко мне вломились, потому что я встал на твою сторону. Побили зеркала, перемазали все дерьмом. Именно так и было.
Да, — подтвердил Арло. Хотя давнее пристрастие и когтило сейчас мозг, глядя на Питера, становилось ясно: наркотики не выход. Скорее самоубийство. — Питер, ты не сумасшедший. Ты умный человек. Просто слишком много колешься.
Питер поморщился. Собственно, это были первые слова Арло, которые дошли до его сознания.
А потом он улыбнулся, и Арло стало ясно: собеседник не до конца уверен, что этот разговор происходит в реальности. Он ни в чем до конца не уверен.
— Да. Знаю. — Он приподнял с колен чемоданчик. — Поэтому — вот. Бери.
Арло сел на землю, взял чемоданчик. Внутри что-то тяжелое.
— Не люблю эти штуки, — сказал он, как только заглянул внутрь.
— Он заряжен, — отозвался Питер. — Используй, только если понадобится. Потому как верное дело: они тебя затравят.
Арло закрыл чемоданчик. Питер не попрощался. Развернулся и быстро покатил к родителям — те ждали перед микроавтобусом, пока загрузят его кресло.
Восемь вечера. Тихо, как в эхокамере.
Арло поднялся и пошел к Питеру. Чтобы вернуть чемоданчик. Но что-то его остановило. Прежде всего неловкость ситуации, ведь престарелые родители Питера наверняка разволнуются. А разве Арло ничем не обязан этому парню — как минимум своим молчанием?
Но главным образом его остановила мысль о безопасности детей там, в доме. Остановили соседи. Потому что в этот момент он заметил: они все наблюдают. Понти, Хестия и Сингхи. А также Гаррисоны и Уолши. Рея Шредер стояла посредине неосвещенной гостиной, ошибочно полагая, что, если совсем не шевелиться, ее никто не заметит.
А последнюю точку в его решении поставило слово «доносчик», написанное дерьмом.
Арло с удовольствием перенес бы Герти через порог дома № 116 на Мейпл-стрит, но вокруг толклись дети, страшно возбужденные маминым возвращением, и он побоялся, что они подвернутся под ноги и он упадет. Поэтому он обнял жену за талию, так они и вошли, поддерживая друг друга.
Постель для Герти устроили на диване на первом этаже. Врач велел ей лежать приподняв ноги до следующего осмотра, пока не убедятся, что отек сошел полностью. Никаких лестниц. Стояло утро, столбик термометра еще когда доберется до максимума. Пока на нем было всего тридцать пять градусов.
Когда дети убежали к себе, Арло показал Герти пистолет. Удивился, когда он очень ловко лег ей в руку.