Арло устало заметил, как нагнулась Рея Шредер. Что-то подняла с земли. Револьвер?..
Увидел чью-то ногу, вцепился в нее. Попытался встать. Герти и Джулия протолкались сквозь строй мужчин. Встали с ним рядом. Раздавались крики, однако кричали не они. Кричала Мейпл-стрит. Кто-то голосил с крыльца. Другие верещали в окна. Звуки издавали Никита, Пранев, Мишель и Сэм Сингх. Издавали Рич, Кэт, Хелен и Лейни Хестия. Издавали Салли и Марджи Уолш. Издавали Рея, Фрицик и Элла Шредер. Издавали Тим, Джейн и Адам Гаррисон. Издавала Джил Понти. Издавали Линда Оттоманелли и ее ненормальные близнецы. Все они кричали, улыбались, размахивали кулаками. Господи твоя воля, они всему этому радовались.
Герти оттолкнула Стивена Понти с его окровавленной битой. Ему хватило ума не сопротивляться. Потом опустилась на землю рядом с Арло, накрыв ладонями его ребра — она будто пыталась удержать расползавшиеся куски его тела. Джулия была рядом.
Арло понял: Доминик заносит ногу. На лице его застыло уродливое животное выражение. Потное похотливое лицо перед самым оргазмом. А крики радости не смолкали. Доминик слегка согнул вторую ногу. Арло успел бы отклониться. Но не пострадают ли тогда Герти и Джулия? Не примет ли на себя удар его нерожденная дочь?
Он не стал отклоняться. А они все вопили, точно римляне в Колизее: жители Мейпл-стрит громко восторгались расправой над Арло Уайлдом. Удар в упор: тяжелым сапогом в лицо.
Интервью из сборника Мэгги Фицсиммонс «Край: Происшествие на Мейпл-стрит»
«Да. Это я помню. Они их подбадривали».
Салли Уолш
«Не помню. Вы вот говорите, свидетели видели, как я смеялся и хлопал в ладоши. Сам я этого не помню».
Рич Хестия
«О некоторых поступках ты потом жалеешь. Я смотрел, что происходит, и знал: нужно выйти и попытаться их остановить. Все было не так, как вы думаете. Мои мамы совсем не радовались. Судя по виду, не радовался почти никто. Не знаю, что они там кричали, но они не радовались».
Чарли Уолш
«Извращенец с пушкой. Мы его остановили. Иногда нужно делать, что должно».
Стивен Понти
«У нас на улице возникла проблема, полиция отказалась ее решать. Мы сами решили свою проблему».
Доминик Оттоманелли
«Глупостей не говорите. Никто не радовался».
Никита Сингх
Мотель «Хемпстед»2 августа, понедельник
В мотель они приехали совсем поздно вечером.
Герти чувствовала внутри усталость. В крови, в костях. За ночевку она заплатила, но вещи из машины забирать не стала. Просто прошла с Джулией в номер, заперла дверь. Иногда Герти начинала плакать. И от усталости уже не могла это скрывать.
Они сели на кровати — Джулия впервые была в гостиничном номере. Герти заметила, что дочь ни до чего не дотрагивается без особой необходимости. Видимо, боится сломать мини-холодильник или разбить стакан, чтобы потом не пришлось за них платить.
— Он жив. Это главное, — сказала Герти. — Мы все живы.
Джулия смотрела прямо перед собой. Зубы они не почистили и не собирались. Пижамы не надели — тоже не собирались. За все эти вещи отвечал Арло. За бытовые вещи.
В больницу приходила полиция. Герти все рассказала. Мужчинам — Понти, Доминику Оттоманелли и Праневу Сингху — уже выдвинули обвинение, а потом выпустили под подписку. Они повторили все обвинения в адрес Арло, уверенные как никогда, что от его развратных действий пострадали все дети на Мейпл-стрит. Служба защиты детей наверняка вернется. Провал утром засыплют — исчезнет последняя возможность обелить его имя. Не исключено, что Арло посадят в тюрьму. Велика вероятность, что Герти обвинят в нападении на Ларри. Линда Оттоманелли утверждает, что все видела через свое окно. Она сказала полиции, что Герти у нее на глазах ударила сына, а потом подняла крик, будто сама испугалась.
У Арло сломаны скула и челюсть. Пришлось крепить их проволокой. На следующие три месяца — только жидкое питание. Плюс три сломанных ребра и прокол легкого. Однако он жив, а это уже немало. Побывав у него, они зашли и к Ларри — тот оставался под успокоительными.
Пока Герти была в больнице, Бьянки получил ордер на обыск у Шредеров и Уайлдов. Обыскали все, но не нашли ни револьвера, ни шкатулки с телефоном. Утром Герти должна была явиться к Бьянки для очередной беседы. Возможно, он встанет на ее сторону. Он человек здравомыслящий. Но этого может и не хватить.
Сейчас же она сидела на кровати и не могла пошевелиться от усталости. В детские годы ей часто приходилось ночевать в замурзанных пансионах. Она всегда их терпеть не могла. Кондиционер гонял пересушенный воздух, от ковролина пахло кошкой, покрывало на постели было жестким. Круг замкнулся. Столько лет потрачено, чтобы покончить со старым, и вот она опять в исходной точке, в гостиничном номере с двенадцатилетней девочкой. Причем почти без денег.
Герти, покряхтев, встала. Медленно сделала несколько шагов. Раскрыла постель.
— Залезай, — сказала она Джулии.
Потом крепко прижалась к дочери, а та обхватила ее и очень, очень глубоко вздохнула.
Поздняя ночь. Джулия выжидала рядом с мамой — та тихо похрапывала. Кондиционер продолжал мучительно подвывать. Джулия встала, очень медленно.
Выскользнула из номера. Преследовать ее некому. Никакого тебе приставучего младшего брата с этой его дурацкой куклой, который станет выяснять, куда это она идет. Только темнота и улица снаружи, а на ней прохожие, какие попадаются в восточной части Нью-Йорка. Белогубые торчки, продажные женщины.
Она надела удобные туфли. До Мейпл-стрит три километра.
Дошла до жилых кварталов, там было потише. Машины не скрежетали на поворотах. Деревьев росло больше. Джулия шагала все дальше, вокруг становилось все тише. Не слышалось ночной песни насекомых, на улицах не виднелись опоссумы, еноты не рылись в мусорных баках. Белок не было слышно, над головой не дрогнет ни ветки.
На Мейпл-стрит она добралась почти к рассвету. Из-за сниженного напряжения свет горел тускло, фонари, окружавшие парк, светились матовой желтизной. Все выглядело как всегда, но только не в Стерлинг-парке, где пропитанный битумом песок одновременно и поглощал, и отражал свет, — здесь все испускало тусклое сияние.
На месте никого, хотя они и договорились о встрече. Ну и ладно. Так даже лучше. Она все сделает сама.
Джулия прошла мимо своего опустевшего дома. Он выглядел чужим, будто никогда ей не принадлежал. Она отвела глаза и зашагала дальше. Слишком мучительно. И кто знает, может, на подъездной дорожке еще осталась папина кровь.
Она шагнула за каменное ограждение. Возле него — липкая трава, дальше чистый битум. Чем ближе Джулия подходила, тем отчетливее ощущала, что у провала что-то есть. Не человек. Нечто. И оно вслушивается.
На полдороге — вспышка света, ослепляющая. Луч качнулся.
— Это я, — громким шепотом окликнул ее Чарли. Потом зажал фонарик под подбородком. Вид у него сделался страшный.
У Джулии в горле застрял комок. Присутствие Чарли придало всему правдоподобие. Он подошел, встал рядом. Протянул руку. Она ее взяла. А потом он повел фонарем влево, осветив Дейва Гаррисона и провал у него за спиной. Обычный Дейв, только сердитый, взвинченный и непредсказуемый сильнее обычного. Они с Шелли были два сапога пара.
Оказалось, провал ближе, чем она думала. Метрах в шести. Он так разросся, что деревянной платформы уже не хватало, часть выпирала наружу. У края Джулия увидела какие-то блестящие предметы. Инструменты, которыми будут рыть землю, — в свете фонарика они напоминали кости.
В тишине — новые человеческие звуки. Свет фонарика упал еще на четверых, стоявших в полумраке: Марк и Майкл Оттоманелли, Лейни Хестия, Сэм Сингх и даже маленькая Элла Шредер. Заострившееся личико, русые волосы, вся в черном, будто вдова.
— Ты им сказал? — Джулия выпустила руку Чарли.
— Они хотели помочь, — объяснил Чарли.
— Дождешься. Они все козлы! — прошипела Джулия.
— Твой папа был с пистолетом! — выкрикнула Лейни Хестия. Она была в пижаме с надписью «Да пребудет с тобой сила», с кофточки и шортиков будто стекали розовые головы штурмовиков.
— Да пошла ты! Тупая…
— Мы от всех слов отказались. Сказали, что это неправда, — прервал ее Майкл Оттоманелли, противный близнец, который когда-то обозвал ее побирушкой. — Все мы. От всего отказались.
— Отказались? Твой папаша избил моего папу! Челюсть ему сломал! У моего брата сотрясение мозга!
— Мы не виноваты, — сказала Лейни. — Не должна ты винить нас за то, что нас заставили сказать обманом.
— Можно мы тебе поможем? — спросил Сэм.
— Вали домой, — ответила Джулия.
— Прости меня, — сказал Марк Оттоманелли. Он плакал. — Я пытался все объяснить родителям. Но они не слушают.
— Вали домой, — повторила Джулия.
Тут все заговорили сразу. Потоки слов, которых Джулии совсем не хотелось слышать. Слова сожаления, убеждения, оправдания. В них звучали задетая гордость и детская незрелость. Слова, слова. В конце концов Джулия заткнула уши и стала ждать, пока они умолкнут.
— Это не ваше дело. Я докажу, что мой папа никого не трогал. Когда я ее вытащу, вы сами сядете в тюрьму, потому что соврали, а я над вами посмеюсь.
И тут впервые заговорила умученная ябеда-корябеда Элла Шредер.
— Это не только твое дело.
На это Джулии нечего было возразить.
Марк заплакал еще громче. Всхлипывал, шмыгал носом. А вслед за ним и Майкл.
— Им очень стыдно, — сказал Чарли. — Разреши им помочь.
Джулия отвернулась, чтобы не передумать, не пожалеть.
— Она моя сестра, — произнесла Элла.
— Да, — выдавила Джулия.
— Была моей сестрой, — поправилась Элла.
— Этого мы не знаем, — прошептала Джулия, понимая, что говорит о несбыточном.
— Мы все с ней дружили, Джулия. Еще до того, как ты сюда приехала, — напомнила Лейни.