— И совсем не сразу. Нужно было вытворить много глупостей, чтобы это понять. Только можно последнюю просьбу перед окончательной смертью? Точнее, две просьбы.
— А не слишком нагло? — вернул свой прежний тон невидимый собеседник.
— Нормально.
— Излагай.
— Верни Ариэль вождю, а вождя — гургутам.
— Всё?
— Всё.
— Ладно, действительно две просьбы. Вот только выполнишь ты их сам.
— Нет. Не выполню.
— Выполнишь.
— Давай не будем спорить, — предложил я. — Хочешь, я тебе за эти просьбы в виде духа отработаю.
— Да нахрена мне такой инфантильный дух нужен?! Дух — это жажда к жизни, даже после смерти. А у тебя и при жизни жизни уже нет. Давай взбодрись! Где твои нестандартные решения? Где нетривиальный подход к событиям? Где твой юмор? Где твоя наглость? Где…
— Зачем? — остановил я поток нескончаемых вопросов. — От этого всем только хуже.
— Всем хуже без этого.
— Не хочешь забирать мою жизнь назад, тогда я расстанусь с ней сам.
— А принцессы?
— А я им не нужен.
— А Великий вождь?
— Тысячу лет без меня жил — и ещё пару тысяч протянет.
— А Болотная-младшая?
— А эта ещё хуже, чем принцессы. Те хоть убить меня не пытались.
— Ну ты и эгоист, — резюмировал голос.
— А остальные, можно подумать, лучше. Эти три «полуграции» использовали меня по полной программе и, получив своё, слились по-тихому. Великому просто скучно было жить. Сотни лет одно и то же, а тут я. И побухать можно, и приколюхи новые, тот же стриптиз, например. Дальше примеры нужны или озвученных достаточно?
— Да мне и озвученные были не нужны. Как будто я что-то про этот мир не знаю.
— А если знаешь, то должен понимать, что с волками жить — по-волчьи выть, и настало время ответить им той же звонкой монетой. Всё. Забирай мою жизнь.
— А как же ответ твоей «звонкой монетой»?
— А звонче не придумаешь — взять и сдохнуть в самый нужный момент. Им нужный. Это ли не проявление лютого эгоизма?
— Скорее, идиотизма, — ответил голос.
— Да что ты понимаешь в первоклассном эгоизме, — махнул я рукой. — Ты кто? Распределитель душ. Работа не суетная, низкой квалификации. Всего три кнопки: в рай, в ад, в духи. У вас, кстати, рай с адом есть?
— Охрененное хамство, — сказал голос. — Настолько нагло, что даже завораживает.
— А ты как думал? Привык там к своим только что усопшим. А они народ морально подавленный смертью. Ни послать, ни в ухо заехать.
— Я понял, ты меня пытаешься разозлить и спровоцировать. Только зря. Я не заберу твою жизнь. Поэтому отправляйся и доделывай начатое.
— Я же тебе сказал, тогда её заберу я. Сам у себя. А доделывать что-то там будете вы. Конкретно ты можешь уже начинать.
— Ну, теперь это даже уже личное, — произнёс голос, ни к кому не обращаясь. — Слушай сюда. С этой минуты жизнь свою ты не заберёшь. Просто не сможешь ни удавиться, ни утопиться, ни с разбегу об стену убиться. Вот видишь, до чего довёл? Стихами заговорил. А ещё за твою наглость я подарю тебе вечную жизнь — мучайся.
— Вот ведь, — усмехнулся я, — куда ни плюнь — все бессмертие дарят. Только ты, дядя, опоздал. Моё бессмертие мне Хлоя подарила. Значит, не всё ты в этом мире знаешь. Или врёшь на голубом глазу. А если последнее, то смогу я и удавиться, и утопиться, и об стену убиться. Вот только стену ближайшую найду.
— Больно будет, — констатировал голос.
— Главное, чтобы смертельно. А пару-тройку секунд я и потерпеть могу.
— И покалечиться можно, — словно не слыша меня, продолжал голос. — А ведь можно ещё и навсегда покалечиться. И на кой ты такой ущербный будешь нужен? Пожалуй, подарю я тебе ещё и неуязвимость.
— Эй, дядя! — Я пощёлкал пальцами в том направлении, откуда звучал голос. — Хорош бредить. А то сейчас я превращусь в такое нечто, что все супергерои всех миров загнутся от тоски в слёзных мучениях. У вас, кстати, супергерои есть?
— Жаль, язычок подрезать нельзя, — вздохнул голос. — Он тебе как рабочий орган нужен.
— И не надо делать вид, что ты меня не слышишь. Против таких, как ты, у меня есть радикальное средство. Я просто ничего не буду делать. Тебе, насколько я понял, от меня нужны какие-то действия? Так вот, дядя, действий не будет. Я сейчас развернусь на сто восемьдесят градусов и потопаю обратно в деревню. У меня есть бессмертие, у меня есть неуязвимость, у меня есть наглость и не подрезанный язычок. Прямо все инструменты, чтобы стать новым вождём гургутов. Но и этого я делать не буду, вдруг именно это то, что тебе от меня нужно. Я стану советником вождя. Вот хотя бы даже того выскочки. Общество у них ещё примитивное. Прогресс не развит. Внедрю пару полезных бытовых мелочей. Да только за самогонный аппарат меня до конца моей бессмертной жизни на руках носить будут. А ну колись, чего тебе от меня нужно?! — резко повысил я голос и сменил тональность: — Я ведь выполню всё обещанное, за мной не заржавеет.
— Да не могу я тебе сказать, — после долгой паузы ответил голос. — Тогда всё потеряет смысл.
— А давай поиграем в игру. Я буду говорить, а ты кивать, если правда то, что я говорю. Согласен? — Молчание было мне ответом. — Что, ты против?
— Да киваю я, — возмутился голос.
— Твою же мать! Сделайся ты уже видимым. К чему эта загадочность на новом уровне наших отношений?
— Нет, — отрезал голос. — И это не обсуждается.
— Ладно, — не стал настаивать я, хотя было любопытно, как это выглядит. — Тогда просто поправишь меня там, где я не угадаю.
— Хорошо, — согласился голос.
— Так вот, дядя. Сдаётся мне, что ты там, в этом лепрозории по распределению духов, не один. Может, и не все по ду́хам, но то, что не один, это точно.
Молчание со стороны голоса дало понять, что я угадал. Хотя и не угадывал я вовсе. Помнится, ещё Ариэль говорила, что их там много. Или намекала. Точно не помню по причине шокового состояния от безвременной кончины.
— И даже есть у меня какая-то уверенность, дядя, что вы там не просто так. Хотя нет, тогда в теорию не укладывается. А вот то, что я говорил про рутину, ложится прямо на ура. Три кнопки, дядя, три кнопки. Рай, ад, дух. И так вечность. Скукота.
И снова не последовало никаких опровержений. А ведь я плёл теорию, отталкиваясь по большей части от внутреннего бреда.
— И вот, дядя, — продолжил я ободрённо, — тут появился я. Как ты говоришь, необычный, наглый, нестандартный. Смею даже предположить, что в какой-то момент я не хиленько так вас развлёк. Не буду спрашивать в какой, а то вдруг мои предположения не совпадут с вашими реальностями. Зачем мне травма из-за собственной неполноценности. И зародилась у вас мысль, а не поиграться ли в эту новую игрушку под названием «Сергей Анатольевич Добрый». Догадываюсь, дядя, что моё возвращение сюда было не просто так.
— Не угадал, — радостно возразил голос. — Твоё возвращение сюда не наших рук дело.
— Ладно, верю, — быстро начал перестраиваться я. — Допустим, моё возвращение действительно было частью плана продления властвующих родов. Тогда какого хрена меня обратно отсылали — непонятно. Ну, спишем это на женскую логику. Субстанцию, не поддающуюся научным объяснениям, но существующую в природе как данность.
Я сделал многозначительную паузу. Лоб поморщил, ушами пошевелил. Короче, не было у меня ни стройной теории, ни шикарной версии, ни оригинальной догадки. А всё так красиво начиналось.
— Ладно, дядя. Догадаться с ходу, чего тебе от меня надо, не получилось. Заметь, я умею признавать свои ошибки. Одно могу сказать точно: твой предвзятый интерес к моей персоне появился не просто так.
— К королевам пойдёшь? — спросил голос.
— Пойду, — буркнул я. — Хорошо, хоть не поспорил с тобой. Стоп! — Идея осенила меня мгновенно. — Да вы же на меня поспорили! А ну-ка, дядя, возрази, если это ни так.
Как говорится, молчание было ему ответом. То есть мне. То есть недовольное сопение.
— Охренеть! Вы чего там, совсем берега попутали?! Вам что, от многовековой скуки башни напрочь посносило?!
— А что такого-то? — впал в непонятки голос.
— А то такого-то! Я вам чего, дроид на батарейках с искусственным интеллектом в заднице?
— Кто? — переспросил голос.
— Кукла механическая, заводная, — поправился я. — С разумом рыбки гуппи.
— Кого?
— У вас тут что, периодические приступы дебилизма возведены в ранг национальных достояний? Или это только у тех, кто с духовством связан? Помнится, мой личный дух тоже выкидывал такие фортели. Так ты дух, дядя? Охренеть! Можешь не отвечать. А я-то тебя уже в такой ранг возвёл, мысленно, а ты-то оказался простой клерк на пункте распределения. Офисный планктон из небесной канцелярии. При жизни, небось, каким-нибудь чиновничком был, да?
Сопение невидимого собеседника участилось и окончательно перешло в обиженный диапазон. Моё же настроение подскочило до самого «выше некуда» и сделало меня добрым, покладистым и расположенным к облагодетельствованию всего мира. Ну, по крайней мере окружающего. А поскольку из окружения был только дядя… чувствую, сейчас кому-то причинится столько добра… не зря я ношу такую фамилию… и что характерно, даже догонять не нужно.
— Ладно, дядя, не сопи как паровоз. Считай, что я полюбил тебя платонической любовью. И сегодня на твоей улице перевернулась фура с коньяком. Хотя откуда ты знаешь вкус хорошего коньяка. Короче, выиграем мы твоё пари. Говори, чего надо делать?
— Да не могу я, — вздохнул переставший было сопеть секунду назад голос. — Если расскажу, это будет автоматический проигрыш.
— Ну а ты не прямо. Так сказать, эзоповым языком. У вас, кстати, Эзопы водились?
— Ты издеваешься?
— А где здесь издёвка? В том, что я спросил, водились Эзопы или нет?
— Да кто это?! — вспылил голос.
— Как же тяжело жить в отсталом мире.
Теперь уже я вздохнул, «обрадованный» перспективой рассказа про Эзопа и растолковывания основных принципов его языка.