— Закончил? — За время моего монолога Болотная-старшая пришла в себя, и голос её теперь звучал ровно.
— Да, — кивнул я головой.
— Штаны надень.
— Хорошо, только ты отвернись.
Болотная-старшая даже взмахнула руками-крыльями, развела их в стороны и потеряла дар речи на пару минут.
— А до этого тебя ничто не смущало? — Наконец к ней вернулась способность говорить, и ведьма показала на меня рукой сверху вниз, а потом снизу вверх.
— Неважно, — ровным голосом ответил я. — Одеваться — это интимное.
— Пф-ф-ф, — то ли фыркнула, то ли хохотнула ведьма и демонстративно отвернулась.
— И не подглядывай.
— Больно надо, — сказала ведьма. — Всё, что нужно, я уже увидела, — прошептала она.
Интересно, а чего это две болотные ходят парой? Что-то явно не похоже на то, что бабуля блюдёт целомудрие своей обожаемой внученьки. Во-первых, поздно, и она об этом знает. Во-вторых, старшая явно не запыхавшаяся прибежала или прилетела. На опоздавшую она совершенно не похожа.
Да. В последнее время у меня калейдоскоп вопросов и непонятностей. И как ни крути, а ответы не складываются. Даже хотя бы один ответ. Такой маленький. Я уж не претендую на Шекспировское… быть или не быть… чай не Гамлет. Можно мне просто ответ на единственный вопрос: какого хрена здесь происходит? Почему все сходят с ума с завидным постоянством? И есть ли предел этому процессу?
— Три маленьких, — медленно произнесла Болотная-старшая.
— Что три? — не понял я.
— Это будет три маленьких ответа, — так же медленно продолжила ведьма.
— Опять в мозгах моих роемся?! — возмутился я.
— А не думай так громко.
— Поворачивайся, — разрешил я. — И в процессе начинай уже отвечать на все те вопросы, которые ты прочитала в моей голове.
— И не подумаю, — сделала удивлённое лицо ведьма. — С какой это стати?
— В смысле? — не понял я.
— Во всех. С какого перепугу ты решил, что я тебе буду отвечать?
— А тогда чего припёрлась?
— Или ты засунешь своё хамство себе… или две вечных жизни тебе не помогут, — предупредила Болотная-старшая.
А ведь я действительно начал перегибать палку. Пора немного тормознуться на поворотах.
— Ну, я пойду? — миролюбиво поинтересовался я.
— К королевам не ходи, — кратко наставила меня ведьма.
— Почему? — продолжал я игру в миролюбие.
— Это часть плана.
— Чьего?
— Их.
— О чём план?
— О тебе.
— А причём тут вождь?
— Он в деле.
— Да твою же мать! — Миролюбие закончилось вместе с терпением. — Можно изъясняться развёрнутыми предложениями? Или мы будем по слову цедить до еврейской пасхи.
— До когда? — не поняла ведьма.
— До никогда, — пояснил я. — Нет никакой еврейской пасхи, как и окончания нашего диалога. Давай быстро: что за план? Почему я? Причём тут Великий? И это только для начала.
— Шёл бы ты… к королевам, — вздохнула Болотная. — Шума от тебя слишком много.
— Да и пойду, — внезапно обиделся я.
И действительно, я забрал остатки своей одежды и, развернувшись и ни слова не говоря, отправился к королевам. Даже какой-то мотивчик насвистывать начал.
Возомнили тут о себе! Каждый суслик — агроном. Каждая ведьма — оракул. Особенно у этих болотных. Таинственность, загадочность — всё это возведено в степень безумного идиотизма и гипертрофированного пафоса. А копнёшь поглубже — и вот это вот всё превращается в одно большое ничто. Нет, не так. в одно большое НИЧТО!!! Вот так будет правильнее.
А всё-таки, что это было?
***
Примерно после часа моего внутреннего бурчания с неизменным продвижением вперёд, я понял, что иду не туда. Слова гургута «по прямой» и «близко» не соответствовали действительности ровно наполовину. Близко как-то не случилось. И не близко не случилось тоже. К королевам я не попал.
Я покрутил головой на триста шестьдесят градусов, и слово «попал» стало казаться мне единственным верным для характеристики моей ситуации.
Я заблудился.
После встречи с двумя ведьмами я просто тупо пошёл не туда. И на вопрос «куда?» ответа у меня не было. Шутка ли, часик отмахать бодреньким шагом по лесу. Да тут и пяти минут хватит, чтобы заблудиться.
Паника лёгким холодком прошуршала по моей спине. Организм тут же откликнулся приступом голода и жажды и готовностью умереть в страшных муках.
И вот почему, когда это нужно, ни одна особь местной разумной фауны не пристанет ко мне со своими надоедливостями?
Да я бы сейчас с радостью Болотную-старшую расцеловал бы, не говоря уже о младшей.
Да я бы сейчас этого клерка из духовской канцелярии возвёл бы в ранг друзей на веки вечные.
Зару и Лою назначил бы любимыми тёщами, даже не женясь на их дочерях.
Великому бы за хвост приволок его Ариэль, заставил бы пожениться и отправил бы навёрстывать упущенное за все столетия.
Ну, хоть кто-нибудь. Хоть какой-нибудь дролонг прошелестел бы крылышками.
Никого.
А вот теперь уже даже не паника. Тихий ужас захватил меня в свои липкие влажные объятия.
А самое главное, непонятно с чего. Ну, был я уже в одиночестве в этом мире. И было мне, как говорится, до состояния русичей супротив татаро-монгольской орды. Ну, это когда они про себя рассказывали, сколько их. И всё спокойненько, ни один волосок на попе не шелохнулся. А сейчас прямо вот ужас, ужас и паника, паника. И главное, умом понимаю, а сдерживаюсь из последних сил.
И самое противное — это непреодолимое желание забиться в какую-нибудь щель, закрыть голову, хотя бы даже и руками, и отделиться от этого мира хоть какой-то, но защитой.
Вот сейчас.
Вот за тем камушком.
Хоть на чуть-чуть.
Просто успокоиться.
Да-да, вот так хорошо.
И подремать.
Всего минуту.
Просто на минуту закрыть глаза.
Просто собраться с силами.
Тридцать секунд.
Ещё тридцать секунд.
— Всё, ты проиграл.
Приснившийся мне голос был абсолютно не знаком. А впрочем, меня это не волновало. Я наконец нашёл в этом мире точку, где я могу успокоиться и не бояться. Поэтому пошли все голоса к чёрту.
— Но ты играла нечестно.
— Да? И в чём моя нечестность?
— Ты специально направила его в другую сторону и заманила на сонную поляну.
— Это твои домыслы. Никто его в спину не толкал. Он сам пошёл в этом направлении.
— После встречи с двумя ведьмами?
— И что такого? Большой мальчик, мог бы запомнить направление. Или вам, мужикам, небольшая близость отбивает мозги?
— Но это нечестно. Это манипуляция.
— И что? Где в нашем уговоре запрет на манипуляции? Запрет на колдовство вижу, а вот на манипуляции что-то не проскальзывает. Может, процитируешь?
— В любом случае у меня ещё есть три дня.
— Три дня он будет спать. Признай, что ты проиграл.
— Три дня.
— Через три дня его уже никто не разбудит. Он просто умрёт во сне от голода и жажды. Тебе его совсем не жалко?
— Три дня.
— Упёртый вихр! Признай поражение, и мы его разбудим и отправим в свой мир. Можем даже память почистить.
— Что это сейчас было? В тебе проскользнула доброта?
— Не стоит ловить меня на профессиональной непригодности. Он не по нашему департаменту. Тут я могу проявлять любые эмоции.
— Но доброта… у тебя?
— А он мне симпатичен. За последнюю тысячу с небольшим лет это единственный участник наших споров, который мне симпатичен. Давай, признай поражение — спаси ему жизнь.
— Значит, симпатичен? Тогда я выиграю этот спор.
— Нет, не выиграешь. Как с Великим вождём не будет. Тогда я была ещё слишком молода. И история была уж очень пронзительная. А тут… он мне просто симпатичен.
— Три дня. И я признаю поражение.
— Думаешь, что я сдамся, видя, как он умирает на моих глазах?
— Давай подождём три дня.
— Чтобы ты не тешил себя иллюзиями, я подкину тебе ещё один денёчек. Пусть у тебя будет четыре дня. Я же всё равно выиграю этот спор.
— Три дня. Мне не нужны от тебя одолжения.
Неожиданно что-то больнючее прилетело мне в голову, выбивая из неё все звучавшие во сне голоса.
— Очнись, Серёжа!
Это противное требование наравне с болью снова сделало мою жизнь невыносимой. А я ведь только нашёл то уютное местечко, которое искал всю жизнь. И на тебе! Даже тут кем-то занято.
— Да очнись же ты! Кто же тебя затащил-то сюда? Это место специально ищи — не найдёшь.
Вот сейчас открою глаза, встану и поубиваю всех и каждого. Сейчас… минуточку… тридцать секунд… ну десять…
— Вставай!
Хлёсткие удары по моим щекам не давали возможности уединиться в своём мирке. В своём уютном, тихом, спокойном, желанном мирке.
— Только такой придурок, как ты, мог пройти пояс ужаса, чтобы уснуть на поляне забвения. Ведь специально же делали, но, видно, для тебя идиота простые чувства слишком просты. Вставай! Я сама тебя отсюда не вытащу.
— И вот это вот только что мне говорило про нечестную игру? И кто ты после этого?
— А колдовства здесь нет. А если я что-то нарушил, прошу мне это процитировать.
— Ты поганый воришка! Женским полом заведую я. Она не должна была тебе помогать.
— А не слишком ли вас много, этого женского пола? Принцессы, ведьмы, королевы — и всё это против одного вождя, пусть даже и Великого.
— Ты сам согласился играть по этим правилам.
— Не писаным правилам. И значит, я могу менять их в процессе игры. Или, может, процитируешь мне пункт, который это запрещает?
— Она его не выдернет. Силёнок маловато. А больше в этот круг никто не зайдёт. Ужас не пустит.
— Ну он же зашёл.
— Он не наш.
— И она зашла.
— Не смеши меня. Она дух. На неё эмоции этого круга не действуют. Вот только выдернуть она его не сможет. Сон его не пустит.
— Но он всё ещё не уснул до конца.
— Он не наш. Поэтому засыпает чуть дольше. А она всё равно его не выдернет. Не её стихия. Была бы вода…
— Последний раз предлагаю: признай, что ты проиграла, и мы всё это закончим.