— А чего на него смотреть? Дух как дух. У меня этих ду́хов.
— Вот именно — дух.
После этих слов дядя удостоил меня самым пристальным вниманием. На секунду мне показалось, что я нахожусь под воздействием рентгена, ультразвука и ещё пары сотен незнакомых мне сканеров на разных физических принципах.
— Как ты это сделала? — Голос дяди изменился радикально.
— Он меня очень сильно вывел. — Ведьма, казалось, оправдывается.
— Но это же невозможно!
— Поверь мне, дорогой, с ним возможно всё.
— Дорогой, ты слышал? Она назвала меня дорогой!
— Я рад, а может, меня всё-таки просветит хоть кто-нибудь?
— Ну, это личное, — заартачился дядя. — Хотя, если она не против…
— Даже не вздумай! — перебила его ведьма. — Прокляну!
— Поздно, уже проклянула. Проклятия тю-тю.
— Ну, поскольку вам не до меня, то я пошёл.
— Попробуй, буду очень удивлён, если у тебя получится.
Возражать дяде я не стал. Как, собственно, и высмеивать. Было не то настроение. Да и перед свадьбой у меня были некоторые неотложные дела. Ариэль найти и прочее. Короче, я решил слинять без лишних разговоров. Не то чтобы по-английски, но без долгих проводов, прощальных тостов и скупых слёз на дорожку.
И вот тут меня ждал сюрприз.
Нет, оно, конечно, и раньше выкидывало разные фортели.
Особенно руки были склонны к излишней самостоятельности.
Но чтобы вот так! Всем организмом и в отказ! Ни встать, ни сесть, ни почесаться.
Паралич всего Серёги от маковки на голове до последнего ногтя на мизинце левой ноги. Разве что речь не отнялась.
— И не надейся, — возразил мне дядя, — речь у тебя только мысленная.
— И? — начал я и понял, что не знаю, что спросить.
— Давай помогу, — понял мою заминку дядя. — Ты теперь дух.
— А несколько часов до этого я был так, не пойми кто.
— Ты не понял. Ты теперь самый настоящий дух. Дух — с большой буквы «Д». Даже не так, ДУХ — со всеми большими буквами.
— Спасибо, дядя, прямо вот стало сильно понятно. А нет, не так, стало ПОНЯТНО — со всеми большими буквами.
— Давай я попробую, всё-таки это моя вина. — Болотная-старшая покаянно вздохнула и подключилась к беседе.
— Ну давай, — разрешил я, — заняться-то всё равно нечем.
***
Если отбросить всю ту словесную шелуху, которой меня зарыла извиняющаяся ведьма — чего это её на извинения пробило, раньше за ней такого не замечалось, от слово совсем — и вычленить из всего водопада слов суть, то получалось, что Болотная-старшая, доведённого до белого каления моим поведением, на почве каких-то своих, сугубо семейных, психозов, которые тоже не способствовали хорошему настроению, шандарахнула по мне ведьминским проклятием.
— А что мне было делать? Ты ещё и хамить начал. А сам дух — сущность практически неуязвимая. Вот я в сердцах…
Не знаю, хотела ли она меня убить… Скорее всего, нет. Наверное, хотела просто врезать зарвавшемуся мне от души. Но тут что-то пошло не так.
— Ведьминское проклятие — это самое сильное из известных заклинаний. Против него нет защиты.
Вот она — побочка духовской неуязвимости. Был бы обычным — схлопотал бы по загривку. Неприятно. Даже, наверное, больно, но знакомо. А так.
— Ведьминское проклятие даётся только одно, да и то не каждой ведьме. И поэтому счастливая обладательница бережёт его как зеницу ока. На моей памяти никто ещё не пользовался.
— Короче, — влез поперёк Болотной дядя, — она сделала из тебя истинного духа. Не знаю как, не спрашивай.
— И что? — так и не понял я.
— Все духи — это существа с прошлым. И у них есть привычки и способности из этого прошлого. Ходить, говорить и многое другое — это то, что приносит дух с собой.
— Подожди, дядя, бывший мой дух, который Ит, стал духом новорождённым. И ему это не мешало перемещаться в пространстве и трендеть, периодически беся меня.
— Ит родился гелом, и эти способности подразумевались в будущем. Его им просто научили другие духи.
— А потом выгнали за плохое поведение, без диплома и направления на работу.
— Просто отправили во взрослую жизнь. Только ему об этом не сказали. И никому не говорят, а то заартачатся. А так — изгнан, срок до вчера, иначе рабство.
— А рабства нет?
— Нет. Не сумел самостоятельно пристроиться — идёшь к магу под присмотр.
— А как же ответственные посты, типа водного духа или той парочки, которая вечно спорит?
— А на эти, как ты говоришь, посты, ставят индивидуально. Но мы отвлеклись. Так вот, ведьменское проклятие Болотной сделало из тебя взрослого духа без прошлого. Оно превратило тебя в младенца, но оставило память. А вот навыков нет. Ты помнишь, кем ты был, но ты не умеешь этим пользоваться.
— И что, теперь заново учиться? Не радостная перспективка.
— Нельзя научить тому, что не заложено.
— В смысле?
— Ты меня вообще слушал?
— Дядя, мне столько раз в этом мире лили в уши всякую чепуху, что слушать-то я тебя слушал и даже слышал, а вот верить — увольте.
— Но уйти-то у тебя не получилось.
— Скорее всего, это временные трудности. И если очень захотеть…
— И это единственное, что у тебя осталось, — вздохнула ведьма.
— А как же до этого обходились эти ваши ДУХИ со всех больших букв?
— До тебя таких не было.
— А откуда тогда все эти познания, касающиеся меня теперешнего?
— Ну, если верить приданиям, когда-то давным-давно существовали такие, как ты.
— Вот «и»?
— Никто толком про них ничего не знал. Только общая характеристика.
— Не тяни, дядя.
— Они исчезли.
— Куда?
— Никуда. Просто были и исчезли. Да и когда были, то просто существовали сами по себе. Для чего были, что делали — никто ничего не знает.
— Вот спасибо тебе, Болотная ведьма-старшая. Сделала из меня непонятно что.
— Ну, что — это как раз понятно.
— А если тебе понятно, то мне объясни, что с этим делать?
— А ведь что-то делать действительно нужно.
— Гениально, дядя! Поаплодировал бы, только руки забыли как.
— Я знаю, что с этим делать.
— Внучка?! — Голоса Болотной-старшей и дяди слились в удивлённом вопросе.
— Здравствуй, бабушка. И, я так понимаю, здравствуй, дедушка.
— Внучка, иди обниму. — Сейчас дядя был само проявление сентиментальности. Разве что скупые мужские слёзы не наворачивались в уголках глаз. Хотя нет, наворачивались и уже даже готовы были соединиться в маленькие ручейки.
— Потом, — уверенно отстранила Болотная-младшая дядю, — может быть. А сейчас у нас сугубо женские разборки.
— Всё-таки матриархат — это зло, — проворчал дядя. — Пойдём, пускай дамы волосёнки друг другу повыдирают.
— Пойдём, — согласился я, — только моим ногам расскажи как.
— Вот же ж …
— Не матерись при детях! И вообще, дядя, сентиментальность на тебя плохо влияет.
Ответить мне дядя не успел. Ему банально этого не дали сделать, поскольку ведьмы уже начали переходить на крик, и перебить их децибелы было практически нереально.
— А напомни-ка мне, дорогая бабуля, когда это я тебе давала право распоряжаться моей личной жизнью?
— Не хами бабушке!
— А я не хамлю. Я задаю конкретный вопрос и требую на него конкретной ответ.
— Сопли ещё не высохли требовать.
— По-твоему, мои сопли никогда и не высохнут. Я же внучка. Хотя уже и пережившая свою мать.
— Это сколько ей лет? — спросил я у дяди.
— А так ли это важно? Привыкай к другому отношению ко времени, скоро оно не будет иметь для тебя значение.
— Да пойми ты, — продолжала меж тем Болотная-старшая, — я заботилась только о тебе.
— И что, мне сейчас разрыдаться, извиниться и броситься покаянной к тебе на грудь? Нет, бабуля! Вмешательства в мою судьбу я тебе не прощу.
— Вся в бабку, — констатировал дядя. — Один в один. Характер, внешность, упёртость.
— Простишь. Поймёшь и простишь. Ещё спасибо скажешь. Ты, внученька, болотная ведьма, и твоя судьба — это гургуты.
— Что-то ты не жила с гургутами! А может, расскажешь любимой внучке, кто вот этот дядя? И в каком месте он гургут?
— Не трогай его, это тебя не касается!
— Ты слышал? Она за меня заступилась.
— А впрочем, я и сама знаю. Это мой дед. Которого ты должна была убить после того, как в тебе появилась моя мать. Ну, чего молчишь, бабуля? Почему он до сих пор жив?
— Он дух.
— Это сейчас он дух. А был, как я понимаю, вполне себе не дух, да ещё и из другого мира!
— Так ты чего, земляк, что ли? — ошарашенно обратился я к дяде.
— Окстись, отрок окаянный, негоже у старца крамолу вопрошать!
Наверное, если бы я владел своим телом как и раньше, или по крайней мере его верхней частью, или на худой конец одной головой, то по старой привычке уронил бы от удивления челюсть.
— Так ты ещё и русский?
— Негоже, — повторил дядя и назидательно погрозил указательным пальцем правой руки.
— А век-то хоть какой?
— Тебе чего непонятно? — спросил дядя уже не на старославянском — или как он там называется? — а на современном русском? — Миллион раз сказали — тема духов закрыта для посторонних.
— Это я-то посторонний? Да я сейчас ДУХ со всех больших и заглавных букв. Сам же говорил.
— Ты смотри, — проигнорировал меня дядя, — сейчас до драки дойдут.
А ведь действительно, в воздухе явно пахло семейным мордобоем.
Болотная-младшая, подбадриваемая эмоциями, пёрла на Болотную-старшую с напором танка Т-90.
Болотная-старшая, поначалу проявившая слабину в виде извинительных интонаций в голосе, теперь готова была отразить наскоки внучки, как противотанковый комплекс «Корвет». Причём, не просто отразить, но и надавать внучке по щам или по мягкому месту — как получится.
— Ты чего стоишь? — накинулся я на дядю. — Растащи их по разным сторонам.
— Мне чего, жить надоело?
— Ты же дух.
— Ты тоже им был. Что-то меня в твоё общество не тянет.