Нет единственного пути. Нет единственного ответа на вопрос. Поэтому в Церкви мы никого не копируем. Мы прослеживаем аналогии и вырабатываем свои критерии в подходе к каждому человеку. Мы знаем о молитве, истине, любви, покаянии и смирении. Потом перемешиваем все это в своем сердце, приспосабливая к личным обстоятельствам. А сердце у всех разное. Знаешь ли ты, сколь велико твое? Оно равно сжатому кулаку. Если ты сожмешь свою ладонь в кулак, он будет равен размеру человеческого сердца. Если у тебя маленькая рука, у тебя и сердце поменьше. Если рука большая, тогда и сердце у тебя больше. И вот в этих разных сердцах мы всё смешиваем и получаем свой собственный результат. Если бы мы сейчас стояли перед лицом Господа и просили Его посоветовать, будь уверен, что Он дал бы нам разные ответы на один и тот же вопрос: один ответ — тебе, другой — мне, и совершенно иначе Он ответил бы третьему человеку.
Перед одними людьми Христос представал тихим ласковым ручейком, перед фарисеями же Он был подобен землетрясению и молнии. Он четко называл фарисеев «лицемерами», обличал их гневно: «Горе вам!» В доме Симона прокаженного Он говорил резко: «Симон! Я имею нечто сказать тебе…» (Лк. 7:40). С самаритянкой у колодца Он говорил иначе. А с апостолом Петром Он однажды говорил даже не устами, а используя взгляд. И под этим взглядом душа Петра смягчилась, он заплакал и покаялся.
Христос — один, но Его ответ — разный для всех. Это называется умением различать. Ты не владеешь этим умением.
Откуда мне известно, что ты не владеешь таким умением? Вот доказательство: что бы ни сказал твой ребенок, у тебя с самого начала готов ответ. Например, если он захочет пойти куда-нибудь поздно вечером с друзьями, ты однозначно запретишь, ни в коем случае не изменив своего мнения. Нет, нет и нет. Сколько бы твой ребенок ни просил разрешения, ты будешь постоянно говорить ему «нет».
Но Господь не поступил бы так. Убедись в этом и спроси Его! Но чтобы получить ответ, ты изначально не должен отвечать на этот вопрос сам. Ты должен быть открытым, прозрачным и готовым воспринять другой ответ. Ведь когда ты задаешь кому-то вопрос, ты молчишь и ждешь, внимательно слушая. Ты открыт для нового, грядущий ответ тебе неизвестен. Но с Господом почему-то мы ведем себя иначе. Господь урезонивает тебя: «Ты не только своего ребенка, но и Меня подавляешь своим поведением. То, как ты используешь сосуд своего существования, не оставляет Мне возможности даровать тебе Мой свет, для Моего света просто не остается места, нет возможности укорениться в тебе. Все уже „освещено“ твоей сущностью, весь „свет“ уже зажжен тобой. Ты все знаешь, все умеешь, всем владеешь». Некоторые люди Церкви общаются в таком тоне абсолютной уверенности, что она пугает. Они заявляют безапелляционно: «Я знаю истину, я все знаю!» Дай Бог! Тогда почему твой дом в таком состоянии? Почему твои дети не хотят тебя видеть? Если ты настолько правилен, почему у тебя ничего нет в личных отношениях? Почему в твоем доме нет счастья? И вместо того чтобы ответить честно, ты снова отбиваешь мячик: «Потому что виноваты остальные, так как не хотят меня слушать». Но дела обстоят не так. И тебе это известно.
Очень редко можно увидеть христианина, годами ведущего духовную жизнь, который признался бы, что его мысли неправильны. Это происходит потому, что мы закованы в границах разума, наги ум некоторым образом закристаллизовался. Он похож на глину, которую замесили, отправили в печь и придали ей застывшую форму. Подобным образом не меняется и наш разум. Он уверовал в определенные вещи и застыл в этом состоянии.
Тебе прекрасно известно, что твой ребенок вовсе не плох. Он бы точно слушал тебя, если бы ты иначе говорил с ним. Если бы Иисус беседовал с твоим ребенком, Он бы наверняка нашел к нему подход и добился Своего. «Ну да. Это же Господь». Да, но и ты — как родитель — тоже Господь. Ведь ты причастился, не так ли? «…вы во Мне, и Я в вас» (Ин. 14: 20). «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6:56). Христос остается в тебе! Но ты позволяешь Ему говорить? Ты отвечаешь небрежно: «Как же Он заговорит?» Он может заговорить! Но для того, чтобы Он заговорил, сначала ты должен замолчать. Помолчи же чуть-чуть. А потом скажи: «Господи, Ты вчера вошел в меня в Божественном Причастии, дай мне слова, чтобы я ответил своему ребенку! Ребенку, который протестует, нервничает, ведет себя странно, впадает в меланхолию, грешит… Что я могу тут сказать? Если это возможно, Господи, скажи Ты!»
Мы научились вести себя конкретным образом, столь привыкли, что совершаем определенные действия запрограммированно. А это сложно изменить сразу. Мы привыкали к этому в течение десятилетий.
Вот тебе пример: я у себя дома всегда ставил соль в привычное место, в шкаф справа. Однажды я поставил соль слева. Пока рука не привыкла брать соль слева, прошло много времени. Рука постоянно тянулась к привычному месту.
От привычки сложно отказаться. И ты привык к этому убеждению, которое господствует внутри тебя: «Я все знаю». Ты даже не пытаешься вести диалог, не хочешь никого слушать. Тебя не волнует, что говорит другой. Не хочешь понять его, не пытаешься почувствовать его. Ты хочешь лишить его возможности говорить и хочешь давить на него авторитетом и руководить им.
Посмотри на внутренний монолог матери, когда она слушает своего ребенка. «Забавно, он пытается меня убедить. Ну-ка, ну-ка, смотри, как ведет разговор. Старается разными способами уговорить, чтобы я поддалась. Но он плохо меня знает! Не подозревает, что я хитрее». По сути, эта мать словно соревнуется со своим ребенком. Это игры власти и манипулирования. И мы уже не помним, как Христос говорит нам: «Станьте детьми. Станьте невинными душами, как они».
Знаешь, что ты должен сделать, чтобы почувствовать себя ребенком? Ты должен молиться. Когда ты молишься, твой мозг становится как у младенца, он расслаблен, восприимчив, в нем нет устоявшихся мнений и рассуждений. Христос может что-то сказать именно такому мозгу. Именно такому разуму Он обещал дать просветление. Такой душе обещал явиться. Такому сердцу обещал открыться.
А мы не делаем этого. Именно поэтому наша педагогика и наше пастырство не дают таких результатов, как у аввы Пимена. В той истории авва Пимен ответил владеющему полями монаху в «правильной пастырской манере», чтобы строгий монах понял свою ошибку и угомонился. Я почему-то думаю, что авва потом нашел того монаха, который приходил к нему за советом, и исправил свои вразумления, укрепив его в служении и борьбе.
Авва Пимен говорит и о другом. И это опять очень разумно и осторожно. Я приведу тебе пример, переложив его в реалии XXI века. Допустим, тебе стало известно о том, что твой ребенок списал. Его заметили на экзамене, поймали с поличным и позвонили тебе домой. Приходит ребенок, и ты говоришь ему: «Сынок, зачем ты списал? Зачем ты сделал шпаргалку?» Он отвечает: «Я не списывал. Честно-честно! Ведь списывать плохо».
Давай сравним нашу реакцию с реакцией аввы Пимена. Мы в этом случае восклицаем: «Тебе совсем не стыдно? Мне звонили из школы, мне прекрасно известно, что ты списал. Тебя же поймали! Ты поставил нас в глупое положение! Еще и хитришь и лжешь, хоть и маленький!» И ты начинаешь растаптывать своего ребенка. Именно такова наша привычная реакция на факт списывания или кражи или на любую другую аналогичную ситуацию. Ожидаемо и очевидно, что ребенок твой вернется домой напуганным и солжет. Смотри, как на это реагирует авва Пимен. Святой говорит: «Если кто-то согрешит и откажется признать это, не проверяй его! Ведь своей проверкой ты окончательно его лишаешь желания исправляться». Твой ребенок говорит: «Я не списывал. Это же плохо — списывать», — тем самым он хочет сказать: «В глубине души я знаю, что списывать — плохо, и я не хочу так поступать». Прости его, говорит авва Пимен, и скажи: «Ладно, сынок. Но будь осторожен в дальнейшем, ведь мы все — люди, мы все можем поддаться такому искушению. И я в жизни иногда могу поддаться искушению. Но ты постарайся, сынок».
Поддержи его, пусть он не дойдет до того, чтобы сказать: «Все поняли, что я никчемен, неспособен, что я — неудачник и плохой мальчик. На мне теперь печать. Теперь все будут считать, что я списываю и ворую». И если он поймет, что ты наклеил ему ярлык, его разум начинает работать следующим образом: «Ладно, раз ты считаешь меня плохим, я сделаю все возможное, чтобы доказать это. Чтобы ты потом уже по справедливости обвинял меня».
Мне доводилось это переживать. Приходили знакомые, сделавшие что-то, и говорили: «Я, батюшка, не делал этого. Я правду говорю». — «Хорошо, успокойся. Я знаю, что ты стараешься, я знаю, что ты борешься, я знаю, что ты — хороший человек».
Не отрицай того, что он говорит. Не изображай из себя всезнайку. Притворись глупым, немного блаженным. Такое поведение укрепляет душу, ты показываешь свое доверие ближнему. Его сердце успокаивают твои слова: «Я, сынок, и вправду верю, что ты — хороший человек. Знай, что я доверяю тебе». Таким образом ты поднимаешь его самооценку, поднимаешь его дух. Ты признаешь, что не считаешь его плохим. «Что бы ни случилось, это была минутная слабость, трудный момент. Но ты — не такой». И ты не разыгрываешь театр, ты не лицедействуешь, не притворяешься. Твое сердце действительно сочувствует и поддерживает ближнего.
Это применимо и к отношениям внутри пары, даже если у тебя есть подозрения, что между вами двумя не все в порядке. «Я не думаю, что ты делаешь что-то странное или хитрое, я не думаю, что в твоей жизни что-то происходит дурное». — «Дорогой мой, у меня? Разве это возможно! Что ты говоришь такое? Как тебе это в голову пришло?» — «Не знаю, дорогая! Может быть, я тебя чем-то обидел?» — «Нет, милый». — «Хорошо, честно говоря, в глубине души я тоже не могу про тебя так подумать. Я верю, что с тобой все в порядке». Первоначальным шагом должно быть доверие. Когда ты доверяешь, ты завоевываешь этого человека. Таким образом ты обеспечиваешь ответное доверие и открываешься перед ним. И тогда он думает: «Он доверяет мне. Как же я могу его разочаровать? Он любит меня, уважает, почитает. Считает меня достойным человеком. Он ждет, что я буду правильно себя вести в школе, в браке, на работе».