— А с трёх раз самому догадаться никак?
— В загадки с тобой я играть завязал. Хватит мне человека-невидимки и тени отца Гамлета.
— Наследственная это должность, наследственная. Передаётся через поколение — от бабушки к внучке.
— А чего не к дочке?
— Силы копит и в ребёнка всё вкладывает. Вот и получается — через поколение. Чего ещё не понятно?
— Да ничего не понятно. Если верить твоим словам, то тебя кто-то поставил здесь главным вертухаем, чтобы гургуты с зоны не разбежались, а занимались мелиорацией из поколения в поколение.
— Стоп, стоп, стоп. Ты сейчас о чём говоришь? Я три слова поняла от силы.
— Перевожу для самых умных, коими здесь себя кто-то возомнил. Гургуты сюда сосланы специально. Причём срок сидения здесь у них не то что пожизненный — он вечный. Пока всё правильно?
— Не совсем точно...
— Да ладно, по сути, верно. Ты, как и весь твой род по женской части, поставлены за ними приглядывать, чтобы они не рванули на хлеба вольные.
— Через поколение.
— Извини, через поколение. А вот теперь напрашивается логичный вопрос. Какого хрена ты вложила в мой мозг всю эту информашку про гургутов и сделала меня главным бунтарем и революционером?
— Давай нормальным языком выражаться.
— Ага, сейчас.
Долой проклятьем заклеймённым,
Весь мир голодных и рабов.
Кипит наш разум возмущённый,
И в светлый бой вести готов.
И тут я. Впереди, на лихом коне. Вперёд — к победе мирового пролетариата! Гургутам нечего терять, кроме своих болот! Отряхнём вязкий ил со своих ног! Болотную ведьму лицом к баобабу, и контрольную стрелу ей в затылок! Правящие кланы в расход! С завтрашнего дня весь мир живёт счастливо! Кто не будет жить счастливо, того объявим врагом всех, всех, всех! Часть порубаем на удобрение, остальных отправим осушать всё те же болота. Чтобы они, проклятые угнетатели, на своей шкуре ощутили да ударным трудом искупили. Ура! Ура! Море крови. Пожар мировой революции. Правильной дорогой идёте, товарищи. Жить станет лучше, жить станет веселее. Я ничего не позабыл?
— Так, драгоценный...
— О-о-о-о, уже лучше. При обращении «драгоценный» в меня вселяется надежда на интимное будущее. Я даже чувствую её неумолимый прирост и явное увеличение. Ты не могла бы принять вид, как давеча, а то лохмотья, облепившие тебя, как-то неаппетитно смотрятся.
— Перестань паясничать.
— Нет, лучше скажи «выёживаться» или «выдрюкиваться». Или тоже слов и фраз заковыристых да жаргонных из моей головы понахваталась, а применять их умишка не хватает? Голову надо включать, красавица, голову. Хотя, я понимаю: гургутов по болотам гонять большого ума не надо. В челюсть одному, под дых — другому. И главное, ещё таинственности побольше. Типа, болотная ведьма, и всё такое.
При этих словах я душевно словил именно туда, куда указал. Нет, не в челюсть, а именно в ту область, где мои рёбра открывают брюшную полость. Хорошо хоть не ниже — и на том спасибо. Но мало всё равно не показалось.
Я шумно выдохнул воздух, схватился за живот, согнулся пополам и выпучил глаза — теперь я был похож на беременную жабу во время родовых схваток.
— Значит так, мессия недоделанный. Слушай меня, внимай и запоминай. Великий вождь тебя переиграл на Великом поле...
— У вас куда ни плюнь — всё великое! Великий вождь, Великие войны, Великое поле...
— Тебя что-то не устраивает?
— Да мне, собственно, по барабану. Вот только даже я — Великий мессия, а ты просто болотная ведьма. Жаба не гложет?
— А мне, как у вас говорят, до лампочки. Хотя я и не знаю, что это такое. Моё дело охранять и оберегать гургутов, а не навешивать на себя титулы. А они пусть играются. Это им выжить помогает.
— Ну вот и живите себе, такие великие, а меня оставьте в покое. А конкретно ты и сейчас. Дай оттянуться человеку, у него завтра ответственная проверка перед коронованием на должность Великого мессии. А после, сама понимаешь, великие дела, великие заботы, себе не принадлежу, каждая секунда используется в радении за подвластные народы и направлена на сотворение их процветания и благополучия.
— Ты издеваешься?
— Да что ты! Как можно издеваться над Великой ведьмой, Великой богиней, Великой амазонкой, да и просто красавицей? Да ни в одном глазу. Давай хряпнем?
— Вот за что мне такое наказание? Спасти хочу этого придурка, а он упирается всеми выпуклостями своего тела. А давай я на тебя плюну, и все проблемы сразу испарятся вместе с твоим исчезновением.
— А я не Копперфильд, чтобы исчезать. Мне здесь уже нравится. А вот ты в науке внезапного появления явно достигла огромных успехов. Знаю, видел. А можешь так же, но только с точностью до наоборот? Пальчиками щёлкнула, и медленно растаяла в воздухе. Да и часиков дцать не появляться? А девчонок я, так и быть, сам свистну.
— Ты точно не успел отхлебнуть из кувшина?
— С тобой даже лизнуть не успеешь. Сразу силовые методы.
— Значит, уже парами надышался. Да, не пожалел вождь для тебя дурмана — такую дозу вкатил в вино, что вихра отключить можно.
При этих словах богиня, она же болотная ведьма, глубоко вздохнула и медленно растаяла в воздухе. Но спустя уже буквально несколько секунд проход в хижину отварился, и в неё впорхнули всё те же девушки, загруженные новыми яствами и напитками, как вьючные ослики на горной тропе каравана. В считанные секунды они вынесли устаревшую, с их точки зрения, еду, осколки от кувшинов и даже заменили тот кусок мягкого покрытия, на который разлилось вино. Потом при помощи опахал из цветастых огромных перьев какой-то птицы устроили в хижине такой сквозняк, что ему мог бы позавидовать любой фирменный вентилятор с претензией на ураган.
— Достаточно, — остановил это буйство материализовавшийся на пороге Великий вождь. — Оставьте меня с нашим гостем наедине.
Гургутки испарились из хижины не хуже ведьмы. Я же, не обращая внимания на столь влиятельного гостя, посетившего меня, взял один из кувшинчиков и опрокинул содержимое в себя.
— Классно, — резюмировал я, слизывая остатки вина с губ. — Папаша, хряпнешь со мной? — одарил я наконец вниманием вождя.
— Это в смысле выпить? — переспросил вождь, не поняв значение всех слов, но уловив их смысл.
— А то, — согласился я. — На брудершафт не предлагаю. Эта болотная стерва уверяла меня, что ты типа замышляешь против меня беспредел. Поэтому, целовкаться не будем. Выпьем чисто как случайные попутчики. Побазарим, время убьём.
— Ты способен убить время? — спросил вождь с явным недоверием.
— Да как два пальца... Но время нужно убивать так, чтобы потом не было мучительно больно. Короче, давай по одной, и я тебе обстоятельно всё покажу.
Мы взяли по кувшину, и вождь первый отхлебнул из своего.
— Э-э-э, папаша. Да ты лох в питейном деле. Кто же так, без тоста, не чокнувшись. Учись, как нужно. Не позорь свои седые...
Я поудобнее перехватил кувшин и, подняв себя в позу стойкого оловянного солдатика, торжественно провозгласил:
— Да здравствуют все гургуты! Великая нация великих воинов, истинных хранителей веры, надежда всех мыслящих существ этого мира. Ура! — Вождь смотрел на меня большими глазами, но финальный клич не поддержал. — Да, папаша, тяжело доходит в этом возрасте, а ещё великий. «Ура» надо кричать всем вместе. Потом чокаться, вот так, — я стукнул свой кувшин об его кувшин, — и залпом выпивать. Потом одновременно ставить кувшины на стол… Тьфу! Столов у вас нет… Ладно подойдёт и пол. Медленно выдыхать и смачно закусывать. Впитал, знания? — Вождь посмотрел на меня ещё большими глазами, но осторожно кивнул. — Тогда поехали, практикуем сначала медленно.
Я повторил свой тост, добавив, правда, в него ещё несколько лестных эпитетов про гургутов. Протяжно затянул «ура!», жестом приглашая вождя присоединиться к моему кличу. На этот раз вождь не подкачал, и уже на второй секунде моего «ура» подвыл своим раскатистым басом.
— Молодца, — похвалил я вождя. — Теперь чокаемся вот так. Красава. А теперь быстро и по инструкции. Одновременно выпиваем. Синхронно ставим. Резко выдыхаем. И смачно закусываем. Вопросы есть?
— Нет, — чётко по-солдатски ответил вождь.
— Тогда поехали.
Собственно, синхронности в первый раз достичь не удалось, но нужно отдать должное вождю — он всё схватывал на лету. Да и, как показала практика, выпить был далеко не дурак.
— А мне можно этот тост сказать? — обратился Великий вождь ко мне перед четвёртым или пятым поднятием кувшинов.
— Нет, — мотнул я головой в ответ, — этот нельзя. Давай свой сочиняй и толкай.
— Кого толкать? — вождь внимательно осмотрел хижину на предмет толкательных аксессуаров.
— Тост толкай. В смысле говори. Только с чувством, с толком, с расстановкой. А ещё чтоб душевно, патриотично и красиво. Могёшь?
— Могёшь, — подтвердил вождь, душевно икнув и принимая стойку смирно.
— Жги!
— Чего жечь? — слегка округлил глаза вождь. — Хижины не дам, жить будет негде.
— Логично. Вот давай за логичность и выпьем.
— А мой тост? — насупился вождь.
— А ты говори алаверды и продолжай. Давай попробуем. Значит, я начинаю, потом ты говоришь «алаверды» и продолжаешь. Усёк?
— Погнали, — подтвердил вождь перенятым от меня словечком.
— Выпьем за логичность!
— Алаверды!
— Подожди, я не закончил. Не лезь поперёк батьки в пекло, — пристыдил я вождя.
— Когда закончишь, глазом моргни, а то некрасиво получится, — не остался в долгу Великий.
— Дедуля, да ты эстет, — поаплодировал я. — Ладно, когда закончу, я тебе кивну и ручкой так жест сделаю, типа можно.
И понеслось разгуляево не хуже, чем в моём мире. Пили с чувством, с толком, с расстановкой. Слегка перетёрли за политику, но к единому консенсусу не пришли, наверное, градус был ещё не тот. Впрочем, конфликтовать по этому поводу не стали. Замяли для ясности и отложили до лучших времён. Потом плавненько скатились на баб. Вот тут градуса хватило на все сто. По крайней мере мне. Вспомнив многочисленные эпизоды моей бурной молодости, я выдал вождю такие пикантные подробности межполовых отношений из жизни людей, что Великий потерял сразу и челюсть, и дар речи, обильно пустил слюнки и зажёг в глазах хищный, животный блеск.