ьным щелчком в её противную головёнку? А вот не согнал. И не пришиб. И не прихлопнул ладошками. И не размозжил сапогом. Не было у меня этих ладошек, сапог и прочего. Нет, процедуре четвертования местными палачами-самоучками я не подвергся. Всё, что было у меня до этого, находилось на своих местах в целости, сохранности и относительной непотрёпанности. Только всё это, включая всего меня, какая-то сволота примотала к толстенному суку высокого дерева на высоте метров пяти, не меньше. Примотала качественно, с явным знанием дела, спеленав меня вместе с частью сука, словно египетскую мумию. Только голову оставила нетронутой и в дозволенной подвижности. Судя по доступному мне углу обзора, до земли было порядочно.
— Вот ведь ведьма! Она ведьма и есть! — в сердцах выкрикнул я что есть мочи. Не то чтобы сильно и в голос хотелось высказаться, хотя и это тоже, но больше для того, чтобы согнать продолжающую дефилировать по мне надоедливую тварину. — Вот какого хрена я тут изображаю муху в паутине?
Реакция на мои голосовые стенания — относительный нуль с целой хреновой тучей десятых. А если это изобразить в физическом проявлении, то выглядело следующим образом. Насекомое забило на меня большой и конкретный. Мои вопли ему были как мёртвому припарки. Ведьма, а сомнений в том, что моя примотанность к суку была именно её рук дело, хранила пофигистическое молчание.
— Значится, в молчаночку решила поиграться. Ладно. Давай молча. Молча взяла. Молча отмотала. Молча, нежно, с предельной аккуратностью поставила на землю. И смотри, чтобы на сухое.
Ага, вот прямо после моих слов болотная ведьма взяла и разбежалась выполнять с предельной резвостью и аккуратной педантичностью. Типа, после моих требований я глазом не успею моргнуть, а уже стою на земельке, а она расшаркивается передо мной в извинениях. Собственно, я на это не сильно надеялся, но хоть как-то обозначиться она могла.
— Ты хоть чирикни чего. Хватит мне уже в пустоту надрываться.
Ну, мне и чирикнули. Точнее, как-то интересненько так прострекотали. Тварина, поселившаяся на мне, решила начать диалог со своим новым местом обитания. Наверное, подумала, что умный говорящий дом лучше молчаливой халупы. Она, явно расположенная к диалогу, даже забралась на мой нос и призывно заглянула в глаза. Пришлось немилосердно сдуть её с носа, чтобы не остаться косеньким при попытке рассмотреть эту паразитирующую обитательницу. Естественно, в обратку я получил душещипательную трель, понятную даже без переводчиков. В этой речи в лучшем случае нормативными были только предлоги и союзы.
— А ибо вот! — крикнул я вдогонку взлетевшему насекомому. — Я тебе ордер на заселение не выписывал, а без прописки нефиг. Оборзели тут совсем на вольных хлебах.
Насекомое напоследок душевно обматерило меня – громко и со вкусом. Затем, заложив крутой вираж в лучших традициях Сталинских соколов, рвануло в известном только ему направлении. То ли решило, что я ему для жилья не подхожу, то ли вознамерилось свистнуть подмогу, чтобы толпой навалять мне по самое не балуйся. Второй вариант не устраивал меня совсем никак, что подтолкнуло к решительным действиям не хуже шила, воткнутого в интересное место от всей души и со всем усердием.
Для начала я со всей самонадеянной решительностью попробовал разорвать путы, окутывающие меня, полагаясь исключительно на силу своей мускулатуры. Ага, как же, сейчас. Шварценеггером я не был даже во времена умеренно-алкогольной юности. А уж про сейчас, когда Зелёный змий потрудился над моим организмом со всем своим усердием, и говорить не приходилось. Путы даже ни разу не затрещали для приличия.
Следующей моей попыткой к освобождению была имитация поступательных движений гусеницы, пытающейся выползти из своего кокона. Несмотря на то, что в детстве я различные драматические кружки не посещал, гусеница, а точнее, её движения у меня получились довольно реалистичными. Станиславский, конечно, стоя не аплодировал бы, но всё же какой-нибудь провинциальный ТЮЗ на эту роль утвердил бы без предварительного кастинга. Вот только путы оказались не фанатами доморощенного лицедейства и выпускать меня из своих объятий не собирались.
На этом моя скупая фантазия закончилась, да и немногочисленные силы плавненько утекли из моего тела. Единственное, на что я был ещё способен, — максимально, до хруста в шейных позвонках склонить голову на бок, чтобы липкий, выступивший градом пот не заливал глаза да предаться унылому размышлению о вариантах моей безвременной кончине.
***
— Да здесь он где-то, я тебе говорю.
— Здесь, здесь, здесь. Это уже десятое «здесь», о котором ты говоришь. Но предыдущие «здесь» правдивыми не оказались.
— Вместо того чтобы ворчать, взяла бы и посмотрела своим внутренним взором. У тебя связь с ним попрочнее моей будет.
— Это с чего бы это такие скоропалительные выводы?
— Это с того, что я вовсе не слепая и уж абсолютно не тупая. А чтобы понять, какие чувства ты к нему испытываешь, достаточно обладать интеллектом самого дебильного вихра.
— Перестань, нет у меня никаких чувств!
— Ещё раз для глухих повторяю: я не слепая. И потом, с чего это такие тайны на пустом месте? Ну, любовь, туда-сюда, всё же просто и понятно. Да и он к тебе явно не ровно дышит. Взяли бы и...
— Перестань, тебя это совсем не касается, и я больше не желаю говорить на эту тему, а уж тем более слушать нотации от кого бы то ни было.
— А ну стоять! Я тебе не «кто бы то ни было»! И оскорблений в свой адрес терпеть не намерена.
— А я и не собиралась тебя оскорблять. Но и ты свой мохнатый носик не суй в чужую личную жизнь.
— Значит, говоришь, мохнатый? И твою лысую особь это очень сильно коробит!
— Посмотри, какое самомнение. С чего это меня вообще должно волновать что-то в отношении тебя, а уж тем более коробить?
— Вот как мы заговорили! Ты что, думаешь, если теперь остались один на один, то можно мгновенно набираться наглости и борзеть прямо на глазах? Пока ещё ты у меня в плену...
— Была. А теперь мы, кажется, в равных условиях. Или даже нет. Сил ты, конечно, поднабралась за это время. И научилась довольно многому. Но против меня ты ещё соплячка с пушистым рыльцем.
— Соплячка, значит?! Ну сейчас я выбью пыль из твоего старческого самомнения!
Внезапная духота накрыла меня всего и разом. Создавалось стойкое и явное ощущение, что меня засунули в пищевой пакет-рукав и отправили в духовку как какого-то курёнка. Эта мысль пришла стремительно, мгновенно и безапелляционно поселилось в голове, не давая ни малейшего шанса альтернативным мнениям. Я физически чувствовал, как вытекаемый из меня собственный сок ощутимо нагревался, и, обволакивая меня со всех сторон, начинал пропаривать тело до полной готовности. Омерзительное чувство, должен признаться. Омерзительное, принеприятнейшее! Да что там раскидываться пафосными словами? Ужасно болезненное.
Задохнувшись от безысходности. Впитывая каждой клеточной моего организма ужас от призывно улыбающейся в моём сознании невзрачной старушки с косой. Попытался впасть в спасительную кому полнейшей бессознательности. Но, получив настойчивый отказ от бессердечной комы, сделал то единственное, на что я был сейчас способен. Я закричал. Нет. Я ЗАОРАЛ во всю силу моих ещё не до конца проваренных лёгких. ЗАОРАЛ, напрягая до предела мои не совсем пропечённые связки. ЗАОРАЛ, вкладывая остатки моей выжившей души в то единственное, что мне осталось.
Наверное, я пытался выплеснуть через ор ту самую душу подальше от моего умирающего тела. А может, это просто естественная реакция человеческого организма, прописанная отдельным кодом на корке подсознания именно для таких случаев. Задуматься над этим у меня не было ни сил, ни желания, ни малейшей единицы времени. Как, собственно, и задуматься над причинами этого всепоглощающего адского жара. Ор выходил из меня, используя какой-то неподвластный обычному человеку диапазон волновых колебаний. Он был настолько мощным и пронизывающим всё вокруг, что оглушал даже меня, своего хозяина и непосредственного производителя. И он приносил облегчение. Он притуплял боль в моём недоваренном теле. Изгонял страх из моего недопечённого мозга. И создавал иллюзию полёта из этого адского места.
Хотя, стоп! Какую иллюзию? Я действительно летел! Нет, я падал. Да, я падал. Орал и падал. Падал и орал. Впрочем, длилось это совсем недолго. Буквально секунду, показавшуюся мне вечностью.
Какая-то неведомая сила разорвала путы, приматывающие меня, словно паутинки. Спихнула со ставшего уже частью меня сука. И предоставила силе притяжения возможность шлёпнуть во влажную болотную подстилку с характерным звуком. Болотной растительности я нахавался от души, но вот был почему-то совершенно не в претензии. Напротив, плюхнувшись в прохладную влагу, я остудил моё исстрадавшееся тело быстро и качественно. Вот только, правда, спереди. И чтобы остудить себя сзади и чтобы отплеваться от болотной растительности и вздохнуть полной грудью, насыщая начинавший задыхаться организм живительным кислородом, я, помогая затёкшими конечностями, с трудом перевалился на спину.
Надышавшись вволю, я решил снова взглянуть на этот мир и кое-как раздвинул плохо слушающимися пальцами казавшиеся спёкшимися веки.
Да, картинка была ещё та. Вся атмосфера вокруг меня была просто пропитана всевозможным видами известной, а по большей части и неизвестной мне энергии. Вокруг в хаотичном порядке исполняли бешеный танец шаровые молнии. Электрические разряды сполохами фейерверков причудливо озаряли окрестности фантастической цветовой гаммой. Сгустки неведомой мне субстанции метались по окрестности, ведя охоту друг на друга. В тот момент, когда охота заканчивалась удачно, из точки их столкновения вырастали великолепные, нереальные, многомерные соцветия непередаваемой формы. Правда, век их цветения был недолог, а очень быстрое увядание заканчивалось быстротечным схлопыванием в маленькие чёрные дыры.
И что самое интересное, вся эта огненно-феерическая вакханалия абсолютно не контактировала с окружающей средой. Молнии не ударяли в деревья. Энергетические всплески многомерных цветов не прожигали в растительности проплешины. Чёрные дыры не начинали поедать окружающую реальность. Сгустки энергии, охотящиеся друг за другом, педантично огибали попадающуюся на пути живность или просто тормозили, терпеливо ожидая, когда путь будет свободен.