– Все мои птенцы разлетаются из гнезда, – сказал Корчак, целуя каждого юношу в лоб.
Он повернулся к Мише и, увидев его скорбное лицо, сразу обо всем догадался:
– И ты. Ты тоже покидаешь меня.
– Я услышал по радио. Но если вы хотите, чтобы я остался…
– Я не могу указывать тебе, как поступить. Но в двух последних войнах пришлось воевать мне, а Стефа оставалась здесь за главную и управлялась одна. Так что теперь моя очередь остаться, когда другие уходят на фронт. Ничего, мы уже пережили немецкую оккупацию – и увидели ее конец, переживем и эту. Так что я, старый солдат, отдаю честь тебе, молодому.
Корчак в старом майорском мундире встал по стойке «смирно» и отдал честь, а потом обнял Мишу.
– Всегда тяжело расставаться с сыновьями.
Через двор к Мише мчался со всех ног Эрвин.
– Пан Миша, говорят, вы уезжаете? – Голубые птичьи глаза растерянно смотрели с круглого лица. – А когда вернетесь?
– Скоро. Это не продлится долго.
Привратник поляк Залевский вышел, чтобы пожать Мише руку. Как и Корчак, он воевал в Первую мировую и в войну за независимость.
– Можете не волноваться, пан Миша, мы с пани Залевской позаботимся и о детях, и о докторе.
Сара и Галинка, Абраша и Сэмми, маленький Шимонек и целая толпа других детей, с которыми Миша провел бок о бок последние семь лет, высыпали к воротам, они выкрикивают прощальные слова, просовывают руки через ограду, машут ему.
Он машет в ответ, бросает последний взгляд на большое здание, которое последние четыре года было его домом, и направляется к площади Гжибовского. Нужно сказать Софии, что он отправляется на восток, в армию. Он уходит сражаться за Польшу, но почему-то чувствует себя как дезертир.
Конечно, София уже слышала это сообщение и понимает, что он обязательно уйдет на фронт.
– Если ты собираешься на восток, мы отправимся вместе, – открыв дверь, с порога сообщает она ему. На кухне работает радио. Знакомое сообщение повторяется раз за разом.
– Но…
– Нет, я не собираюсь вступать в армию. Продолжу учебу во Львове. Гитлер никогда не пойдет так далеко на восток. Ведь если сюда придут немцы, что за жизнь ожидает нас? Нам запретят все на свете. А во Львове я смогу доучиться, и, когда все уладится, мы вернемся к нормальной жизни. Нельзя останавливаться и бросать все по прихоти Гитлера. Если мы перестанем действовать, бороться за лучшую жизнь, вот тогда он действительно победит.
София смотрит прямо ему в глаза. Она не сказала «и мы не сможем пожениться», но это читается в ее дерзком взгляде.
Сначала ее мать была против, а ночью их дом разбомбили. Семья спаслась, потеряв почти все имущество. С трудом они втиснулись в квартиру Сабины и Лютека.
И тогда идея Софии поехать с Розой в неоккупированную Восточную Польшу стала казаться вполне разумной. Да и Миша будет сопровождать Софию до Львова, где она остановится у друзей. К тому времени он выяснит, как вступить в армию, и пойдет воевать, чтобы война поскорее закончилась. Они отправятся вместе с Розой и ее мужем – счастье, что те еще не уехали. Розин отец все устроил: добыл транспорт, запасы в дорогу. Он договорился со знакомым доставщиком, который возвращался домой в деревню на Буге. В повозке найдется место и для Мишиных сестер.
Никогда немцы не зайдут так далеко на восток, вряд ли их аппетиты простираются до Львова и Пинска. Так что его сестры и София будут в безопасности. Их компания выехала несколько дней назад. Сейчас возчик спит, свернувшись под грубым коричневым одеялом, впереди длинной телеги, в которую запряжена огромная белая ломовая лошадь. Миша осторожно встает, стараясь не разбудить Софию, подтыкает ей под голову свернутое пальто.
Терпеть уже нет сил, ему срочно нужно в туалет. А еще надо разузнать, нет ли где-нибудь поблизости воды для питья. Фляжки у них почти пустые.
Косые лучи желтого солнца пробиваются сквозь кроны деревьев. Облако пыли, поднятое колонной беженцев и следовавшее за ней все эти два дня, не исчезло и за ночь, а утренний туман сделал его еще непроглядней. Теперь, в свете зари, фигуры людей между деревьями кажутся бесплотными тенями.
По берегу заросшего пруда бродят солдаты в польской форме. Это первые военные на всем пути от Варшавы. Наконец-то. Они наверняка знают, где можно записаться в армию. Миша замечает, что палаток у них нет, спят они под открытым небом, как и беженцы. Солдаты выглядят растерянными и сломленными. Некоторые полураздеты, будто бросились в бой, не успев натянуть форму.
Миша подходит к ним. Приветственно кивает.
– Куда направляетесь, ребята? Где ваш полк? – спрашивает он. – Я слышал сообщение по радио. Хочу вступить в армию.
Солдат с перевязанной рукой следит за котелком, в котором греет на костре воду. От Мишиных слов он взвивается.
– Еще один наслушался радио. Где мой полк, говоришь? Где мой полк?! Да нас просто выкосили! Вот так-то. И теперь мы бредем куда глаза глядят и стараемся найти хоть какой-нибудь, к любому готовы прибиться.
Невысокий черноволосый мужчина с темным заросшим подбородком смотрит в Мишины горящие глаза. На голове у него сдвинутая назад военная фуражка, одет он в гражданский пиджак, через плечо висит винтовка.
– Польская армия разбита, приятель. Вдребезги.
– Куда же вы теперь?
Он пожимает плечами:
– Мы только что выбрались с передовой. Если идете на восток, не заходите в Седльце. Там полно немцев, они грабят и убивают.
Выслушав солдат, с хмурым лицом Миша возвращается к телеге. Его останавливают женщина в дорогих мехах и мужчина в элегантном костюме.
– Нет ли у вас машины? Мы заплатим сколько скажете, деньги у нас есть. Нам нужна машина.
Он мотает головой и слышит, как они вновь и вновь обращаются к людям с тем же вопросом.
Подходя к повозке, он видит, что все уже встали и что-то обсуждают. София замечает его, и тревога на ее лице сменяется облегчением, девушка бросается к нему.
– Где ты был? Я не знала, что и думать.
Она приникает к нему, страшась оторваться хоть на миг.
– Прости. Не хотел тебя будить.
– Не делай так больше. В следующий раз буди меня обязательно.
Они направляются к повозке, она крепко держит его за руку. Возница осматривает подковы у лошади. Остальные ждут, что он скажет.
– Моя красавица не сможет идти дальше. – Он ласково треплет животное по шее. Лошадь – самое ценное, что у него есть. – Захромала. Мне придется отвести ее в деревню, может, там кто-нибудь сумеет ее подковать. Конечно, до Буга еще далеко, но вы молодые, и пешком дойдете.
Миша разворачивает карту. От Варшавы до Львова двести миль, в мирное время всего несколько часов на поезде, но сейчас дорога превращается в целую одиссею. Доставщик водит по карте толстым пальцем, показывая, как лучше добраться.
Их сумки слишком тяжелые. Забрав все, что могут унести, часть вещей они оставляют в повозке. Что-то выбрасывают прямо на обочину, где уже высятся россыпи оставленных вещей. Чего только не увидишь по обе стороны дороги: автомобиль без топлива с распахнутыми настежь дверцами, открытые чемоданы, из которых в беспорядке торчит одежда. Кто-то без сожалений выбросил шубу из дорогого меха, ставшую в одночасье лишним грузом, и никто даже не думает забирать ее. Ветерок перелистывает страницы книг, которыми усеяны обочины, и кажется, будто на земле стая подбитых птиц беспомощно машет крыльями.
Они идут прямо через поле. На небе ни облачка. Миша пытается забрать у Софии рюкзак, но она не соглашается отдать его. Их немытые тела источают резкий запах, но скоро они выйдут к реке. В темную зелень леса ведет узкая и грязная песчаная тропинка. Друг за другом они идут по ней между высоких деревьев, под тенистым навесом их крон, наслаждаясь щебетом птиц.
Звук мотора, поначалу слабый, становится все громче. Они еще не успевают понять, что это значит, когда на тропинке перед ними появляется отливающий серой сталью мотоцикл с коляской, на нем военные в немецких касках. Прятаться поздно. Беженцы застывают перед двумя немецкими солдатами, совсем юными, светловолосыми, в красивой серой форме с черными и серебряными нашивками. Симпатичные ребята.
Один солдат, совсем молоденький, вылезает из коляски и подходит к ним. Птицы, не умолкая, выводят свои трели.
Миша не отрываясь следит за солдатом, который прохаживается вдоль цепочки беженцев, его взгляд скользит по девушкам, по чемоданчику, который прижимает к груди Нюра. Этот кожаный дорогой чемоданчик – подарок от ее польского друга из аристократической семьи.
Солдат говорит что-то по-немецки. Он берется за ручку чемоданчика, ожидая, что Нюра легко отдаст его. Но внутри хранится драгоценная фотография мамы в серебряной рамке, единственная, которая осталась у девушки. И Нюра дергает чемоданчик к себе. От неожиданности солдат чуть не падает на нее, выглядит при этом совершенно по-дурацки.
Все замирают, боясь вздохнуть. Юнец краснеет от ярости, его рука тянется к автомату, но солдат, сидящий на мотоцикле, грубо хохочет и кричит ему что-то на немецком.
Грабитель поднимает автомат и прикладом бьет Нюру по лицу. Та отшатывается назад. Парень залезает в коляску, и мотоцикл с ревом уносится вдаль.
– Ведь он мог тебя убить, – ворчит Рифка, вытирая кровь с лица Нюры.
– Не убил бы, – возражает Нюра. – Жадный, конечно, но не такие уж немцы чудовища, чтобы просто так взять и застрелить невинного человека. Ведь правда была на моей стороне.
Она берет чемоданчик, и они идут дальше.
– И все равно надо было отдать ему чемодан, – говорит Рифка, все еще бледная от ужаса, следуя за сестрой. – Скажи ей, Миша, – зовет она брата.
– Сейчас скорее Нюра подскажет мне, что нужно делать.
– Ах вот как, – отвечает Нюра, но в голосе ее не слышно недовольства.
– И все-таки ты рисковала, – мягко упрекает ее Миша. – Больше так не делай, ты нас очень напугала.
Они идут дальше по песчаной тропинке. Рана на скуле у Нюры затянулась, но вокруг нее расползается багровый синяк, который постепенно становится фиолетовым. В сумерках они приходят в деревню. Там все так, как и описывал доставщик: маленькая деревянная синагога среди низких крестьянских домиков. Сейчас на фоне темного неба видны только их черные силуэты. К дому лодочника, одноэтажному, с просмоленной крышей, нужно пройти дальше вдоль реки. Но там явно что-то происходит. На той стороне узкой реки мелькает свет фар, слышны громкие голоса. Беженцы наблюдают за происходящим, затаившись в темноте под деревьями. Они видят автомобиль. Людей в военной форме. На мгновение Мишино сердце переполняет радость. Внезапно он понимает, что слышит русскую речь, голоса звучат спокойно и уверенно. В свете фар видны два военных в коричнево-зеленой форме.