Внезапно слышится свисток. От резкого звука Галинка подпрыгивает и в глубине зала замечает немецкого офицера в седлообразной шляпе и черных сапогах. Он свистит еще раз и кричит:
– Все евреи вон! Alle Juden raus!
Дети сразу затихают. Они ждут, когда Корчак и Стефа объяснят им, что происходит. Со двора слышен лай собаки.
Корчак не верит своим глазам, происходящее не укладывается у него в голове. Он обменивается со Стефой долгим взглядом, полным горя, потрясения и решимости защитить детей. Они никогда не верили, что это страшный миг когда-нибудь настанет. И вот он настал.
Корчак быстро подходит к офицеру. Нужно попытаться разрядить ситуацию. Он не раз видел, что происходит, если разозлить охранников, они тогда звереют, выбрасывают людей из окон. От офицера пахнет мылом для бритья и тошнотворными нафталиновыми шариками, которые немцы используют для хранения мундиров.
– Пожалуйста, не кричите, крик только усложнит ситуацию, – говорит он офицеру. – Если вы дадите мне время поговорить с детьми, успокоить их и собрать вещи, тогда мы тихо соберемся и выйдем во двор.
– У вас пятнадцать минут. Но сначала предоставьте нам список с именами всех детей и сотрудников.
В зале Стефа хлопает в ладоши.
– Сегодня нам предстоит поездка за пределы гетто. Вы должны быстро собраться. Обуйтесь для улицы. Учителя подскажут, что еще нужно взять с собой в рюкзаках.
– Но, пани Стефа, мы еще не закончили завтрак, – говорит Шимонек.
– Ступай, Шимонек.
Пораженные настойчивой ноткой в ее голосе, дети встают из-за стола, не допив молоко, не доев хлеб.
Входит Корчак. Стефа смотрит на него с надеждой, но он чуть заметно качает головой.
Корчак берет ее за руки.
– Какое несчастье, Стефа.
– Дорогой, дорогой друг, – говорит она.
Последнее пожатие рук, и они расстаются, чтобы подготовить и при этом не напугать детей.
Учителя торопятся наполнить водой металлические фляги. Но в дверях уже стоят немецкие охранники, а дети начинают выходить во двор. Абраша несет свою скрипку, Галинка – мыло, подаренное Эрвином, Сара – пластилиновую куклу.
Аронек берет с собой открытку, которую Корчак подарил ему за то, что он целую неделю просыпался вовремя.
Шимонек несет книгу.
Дети гурьбой выходят во двор и выстраиваются под утренним солнцем рядами по четверо: девочки в темно-синих сарафанах поверх летних платьев, с ленточками в волосах, мальчики в шортах и летних рубашках.
Охранники в черной форме открывают задние ворота на улицу Слиска.
Впереди колонны Корчак ведет за руку пятилетнюю Ромцю, дочь поварихи Розы, за другую руку доктора держит Шимонек. Повязки у Корчака нет.
Охранник дает команду выходить из ворот. Корчак оглядывается на Стефу и детей. Он видит, как худые подростки помогают младшим, Абраша идет рядом с Аронеком и Зыгмусом, Галинка рядом с Сарой, которая подставляет солнцу свою куклу.
Дети выходят через ворота длинной колонной по четверо в ряд. Гения, Ева, Якуб и Метек; Леон, Абус, Мейше и Ханка; Сами, Хелла, Менделек и Ежик; Хаймек, Адек, Леон и маленькая Ханна. Двести тридцать девять детей покидают двор. С ними более десятка воспитателей, многие из них сами выросли в приюте.
В соседних домах проходит акция: всех жителей заставили выйти на улицу и стоять на тротуаре в оцеплении вооруженной охраны, и никто пока не знает, какие здания собираются очистить. Когда люди видят проходящих мимо детей, в толпе раздается плач.
Дети проходят по Слиске, по нагретым солнцем переулкам колонна направляется к мосту через Хлодну.
– Мы поиграем в саду у церкви? – с нетерпением спрашивает Сара.
– Вряд ли.
Галинка вспоминает крошечный сад за арочными портиками рядом с церковью на площади Гжибовского, где они гуляли пару раз, пока выходить на улицу не стало опасно. Как бы она хотела сейчас лежать в тени на траве и смотреть, как дрожат на теплом ветру вьющиеся красные розы на стене.
Сара говорит, что ей жарко. Галинка отвинчивает крышку фляжки, и Сара делает глоток.
Дети громко топают, взбираясь по ступеням деревянного моста на Хлодной, поднимаясь прямиком в голубое небо, но их шаги все равно легче, чем обычная тяжелая поступь усталых взрослых. С арийской стороны через проем между стенами люди видят, как в небесной синеве над их головами течет нескончаемый поток детей. Вслед за домом Корчака группа за группой, по четыре человека в ряд, идут дети из других школ и сиротских приютов.
В большом гетто жителям некоторых улиц немцы приказали оставаться дома. Надвигается что-то ужасное, даже по меркам гетто, но никто не знает, что именно.
Когда люди видят Корчака и детей, они не верят глазам. Ничего подобного в гетто еще не случалось. Люди толпятся у окон или стоят в оцепенении на улицах, в ужасе повторяя друг другу:
– Вот и до детей добрались. Они забирают Корчака и детей.
А за ними следуют еще сотни, тысячи детей. И среди них Корчак, будто луч света, безмолвно протестующий против тьмы.
Черными стрелами мечутся по небу и пронзительно кричат ласточки, их крик напоминает скрип пальцев о стекло. Стоит нестерпимый зной. Выстроившись в длинную цепочку, дети медленно идут по улице Заменгофа.
До Умшлагплац процессия из тысяч детей должна пройти две мили. В колонне измученных жарой детей не слышно разговоров или криков, только мягкая поступь все еще растущих ног, босых и обутых в сандалии, парусиновые туфли, деревянные башмаки. Дети шагают вперед, а сердца остальных обитателей гетто разрываются от боли.
После шествия детей будто темная туча нависла над гетто. Люди наконец поняли, что затевают немцы. Если они решили отправить в лагерь сирот, они отправят туда всех.
В маленькой квартирке в дальнем конце улицы Заменгофа, куда поселил их Лютек, София сидит с Марьянеком на коленях, а он пьет воду из кружки. Четырехлетний ребенок беспокойный, непоседливый. Ему не нравится новая комнатушка, он просится к дедушке и бабушке. Окно открыто, но в доме все равно душно. За свою короткую жизнь малыш ни разу не видел тенистых парков, не плескался на белых песчаных пляжах Вислы.
Сегодня утром было тихо, людям велели оставаться дома. Софию не покидает тягостное предчувствие, будто вот-вот произойдет нечто ужасное. С улицы раздается только слабое щебетание ласточек, кружащих в синем небе. Но вот София прислушивается. Новые, непривычные звуки слышны вдалеке, звуки шагов, похожие на моросящий дождь, тихий и нескончаемый. Она смотрит в окно, озадаченная приближающимся шумом. Если бы это был отбор, то раздавались бы крики, выстрелы и грохот грузовиков.
Она подходит к окну. Вдоль дороги стоят украинские охранники. По улице Заменгофа в сторону Умшлагплац идет процессия детей. Она видит Корчака впереди. И детей из дома сирот. Их ведут к поездам.
София задыхается. Сердце выскакивает из груди, ей кажется, что она умирает. Они увозят детей.
С первого взгляда она замечает, что Миши среди них нет. Он всегда выше всех в толпе. Но она видит Стефу. И всех детей. По ее лицу текут слезы, тело покрывается испариной. Она хватается за подоконник и кричит, но ее голос не слышен сквозь топот множества ног, ступающих по булыжникам, и этот звук отдается эхом от стен домов, когда колонна проходит под палящим солнцем.
Она высовывается в окно, чтобы видеть их как можно дольше, и все же через несколько мгновений они исчезают. Слезы застилают глаза, когда она наблюдает за жутким зрелищем. Дети идут нескончаемым потоком. Сотни. Тысячи. Она опускается на пол, цепляясь за малыша Сабины. Уходящие вдаль дети стоят у нее перед глазами, от этой картины разрывается сердце.
По всему гетто люди застыли на месте, прямо на их глазах совершается преступление. В гетто Корчака знают все, для всех он олицетворение справедливости, доброты, совести и любви. Факел, горящий во тьме, луч света. Глядя на трогательную заботу, с какой он и Стефа относятся к своей большой семье, обитатели гетто до сих пор не разучились улыбаться.
Шествие напоминает безмолвный марш протеста, украинские солдаты вдоль тротуара застыли, будто почетный караул. На этот раз они не кричат и не бьют пленных.
Близится полдень, солнце палит нещадно. Время от времени Корчак спотыкается, плечи его опущены. Уставшие, изнывающие от жажды дети начинают отставать, бредут в беспорядке.
В конце улицы Джика Галинка видит ворота из колючей проволоки. Она крепко сжимает руку Сары, когда они проходят мимо немецких охранников и оказываются в большом грязном дворе. В жару вонь здесь становится невыносимой. С трех сторон возвышаются стены из красного кирпича с колючей проволокой, с четвертой к ним примыкает высокое квадратное здание школы.
Полдень в разгаре, солнце нещадно палит, а на дворе нет деревьев, только голая земля. Украинские охранники стоят неподвижно, им жарко, кажется, что они с трудом держат тяжелые ружья.
Охранник приказывает доктору и детям ждать у одной из стен возле ворот. Здесь есть полоска тени, Стефа сажает туда самых маленьких. Она разрешает им сделать по глотку из фляг, но совсем немного, чтобы вода оставалась в запасе.
Галинке здесь совсем не нравится, но пан доктор и пани Стефа медленно обходят всех ребят по очереди и успокаивают. А через ворота все идут и идут дети, потом они садятся прямо на жесткую грязную землю. Так много детей в одном месте она не видела никогда.
Рядом на земле сидят на корточках Аронек и Абраша. Аронек надвинул на глаза остроконечную кепку. Абраша настраивает струны на своей скрипке. Он пробует сыграть несколько тактов, но здесь слишком жарко для музыки.
Сощурившись, Корчак глядит в безоблачное небо.
– Стефа, а ведь на мальчиках только рубашки. Я не просил их взять куртки. Сейчас небо ясное, но к вечеру похолодает.
– Я велела девочкам взять одеяла. Не волнуйтесь. Сядьте и выпейте воды.