Записи «Пайксиса» Чарли за ночь 20 октября показывают, что он брал фуросемид, фуросемид, инсулин, тайленол, пероксид водорода, пропофол, пропофол, гепарин, гепарин, мазь, галоперидол, сульфат магния, мазь, гепарин, инсулин, норэпинефрин, добутамин, гепарин и добутамин. В карте было отмечено, что сердце мистера Зизика остановилось 21 октября приблизительно в 2:30 от передозировки дигоксином. Однако никакого дигоксина не было в карте мистера Зизика. Как и в записях «Пайксиса» Чарли.
40
27 октября Дэнни приехал в Ньюарк с первым помощником прокурора Робертом Лэндом и помощником прокурора Тимом ван Хайзом. Встреча прошла в больнице святого Михаила – по предложению Дэнни. Ему нужен был сторонний медицинский эксперт, который смог бы изучить шесть подозрительных лабораторных отчетов, и детектив не хотел, чтобы это делал кто-то из Сомерсета.
Группу сотрудников из офиса прокурора округа Сомерсет в лобби встретил Пол Ниттоли и его частный детектив Рокко. Дэнни холодно их поприветствовал и представил остальных. Больше он не сказал ни слова, пока не получил результаты.
Доктор Леон Смит был медицинским директором в больнице святого Михаила. Он просмотрел карты всех шести пациентов Сомерсета, которые ему предоставили детективы, и не нашел их такими уж «необъяснимыми». Доктор Смит дал группе интерпретацию записей, очень отличную от той, что она получила от Ниттоли и доктора Корса 7 октября.
Доктор Смит сосредоточился на четырех самых аномальных и подозрительных лабораторных анализах{207}. Это были инциденты, произошедшие больше чем за тридцать дней до того, как к расследованию привлекли полицию, а потому записи о них в «Пайксисе» были, очевидно, недоступны{208}. Доктор Смит не мог дать медицинского объяснения тому, что произошло с четырьмя пациентами. Его экспертное мнение состояло в том, что у всех четверых передозировка вызвана внешним источником.
Пол Ниттоли повернулся, чтобы увидеть реакцию Дэнни, но тот уже отделился от группы, вышел на улицу и бежал к своей машине под дождем.
Тим ехал в суд, слушая по радио классический рок, пока «дворники» боролись против холодного октябрьского дождя. У домов по обеим сторонам дороги, где дворы еще имело смысл подметать, лежали кучи листьев, собранные в разноцветные мешки на переработку; некоторые были оранжевыми и украшены рисунками хеллоуинских тыкв, чтобы они были заметны. Передние дворы изображали кладбища, механизированная паутина крутилась над говорящими надгробиями от CVS. Спустя двадцать минут он свернул на межштатную дорогу и застрял на скорости двадцать миль в час за «хондой-аккорд» с болтающейся из багажника резиновой ногой, затем пересек Вудбридж и въехал в Перт-Амбой, где Флорида-гроув-роуд вела к кладбищу Святой Троицы.
Дэнни ждал его под огромным зонтиком, наблюдая, как рабочие в желтых резиновых костюмах управляются с экскаватором. Парни прибыли вовремя. Тим позвонил в похоронное бюро Густава Новака за день до этого, узнав номер компании, с которой они обычно работали на кладбище Святой Троицы, и сказал приехать к полудню. Он предупредил рабочих: «В этот раз вам придется кого-то доставать из земли, а не класть туда». Он ожидал от них нестандартной реакции, но для могильщиков, похоже, не было разницы.
Парень на экскаваторе был хорош: он умело управлялся с гидравлическим джойстиком и ничего не поломал ковшом. Другой рабочий залез в яму, держась за могильный камень и спускаясь вниз до того, как браться за лопату. Тим и Дэнни наблюдали, как он выгреб несколько комьев земли, прежде чем лопата уперлась в бетон, издав жесткий звук, который непроизвольно вызывает в голове ассоциацию с пиратскими кладами. Спустя час могильщик очистил потолок могилы на дне аккуратной прямоугольной ямы, рассчитанной таким образом, чтобы можно было всунуть цепь по краям склепа. Все новые кладбища были так устроены: бетон не ломался под весом земли, как гроб. Из-за проседающих гробов старые кладбища такие неровные и на них неудобно косить траву. Рабочие установили еще одну треногу, около десяти футов высотой, по центру могилы. Затем прикрепили противовес и вручную достали крышу склепа, которая весила минимум семьсот фунтов, словно открывали гробницу Тутанхамона, только оснащенную септической системой. Дерево все еще выглядело как новенькое, а медь казалась отполированной, когда гроб погрузили в багажник «шевроле-субурбана» и отвезли по платной автомагистрали в офис местного судмедэксперта.
Дэнни встретил гроб в офисе доктора Мамбо в компании одного молодого сержанта отделения, Брайана Хоуи. Карты так совпали, что Гэлл был пастором Хоуи. Сержант присутствовал, чтобы поклясться перед Богом и местным судмедэкспертом, что это труп его священника. Дэнни отдал Брайану камеру и дополнительную пленку, пока судмедэксперт открывал замок гроба и записывал содержимое.
1. Одна черная библия.
2. Одна пара серых очков.
3. Одна белая подушка с ленточками и цветами.
4. Одна пара черных ботинок.
5. Одна ряса, коричневая.
6. Одна пара черных штанов.
7. Одна белая ряса.
8. Одна пара черных носков.
9. Один коричневый шарф священника.
10. Один черный ремень.
11. Одна черная рубашка.
12. Три цветные фотографии.
13. Один белый воротник.
14. Одна ДНК-карта.
15. Один набор отпечатков.
Мамбо подходил к делу дотошно и профессионально. Он быстрым движением сменил перчатки, вернулся к диктофону и описал тело в том состоянии, в котором нашел: эксгумированные и забальзамированные останки упитанного и слегка бледного белого мужчины, ростом 175 см и весом в 70 кг, внешний вид соответствует указанному возрасту – 68 лет.
Мужчина был лысым, а его лоб не отличался ничем примечательным. Слизистая оболочка глаз бледная, радужная оболочка сероватая, зрачки одинаковые, круглые, средних размеров. Лицо не повреждено при эксгумации. Небольшая зеленая плесень покрывала нос Гэлла и бóльшую часть его щек. Уши чистые.
Мамбо снял с трупа религиозное облачение, обнаружив, что разрез от трахеостомии заполнен гелем. Три грубо зашитых надреза на верхней части правой груди были покрыты толстым слоем белого гранулированного геля – результат бальзамирования, так же как и белые пластиковые кнопки троакара, видневшиеся в области живота. Вниз от груди он обнаружил еще больше плесени, от зелено-серой до черной. На руках плесени не было, но много было на пальцах – толстые мохнатые наросты начинались от пояса, черные, а затем и зеленые, а заканчивались на уровне колен, словно мохнатые шорты. Плесень на голенях была желтоватой, а стопы были покрыты ей, словно тапочками. Именная метка на мизинце ноги была подписана «Медицинский центр Сомерсета». Мамбо записал это и приготовился к вскрытию.
Начав с торакоабдоминального разреза, Мамбо пошел по трахее в направлении легких – темно-красных, жестких и заполненных гранулированным гелем для бальзамирования. Сердце священника весило 660 граммов и носило на себе следы перенесенных злоключений. Затем Мамбо начал собирать образцы для токсикологов. Он взял гель с правой части шеи, марлю из пролежней на крестце и плесень с тела и поместил каждый образец в маленькую капсулу с ярлыком. Он взял образцы с ногтей на каждой руке и целый ноготь с большого пальца левой ноги, откачал жидкость из брюшной полости и селезенки, взял волосы с тела, маленькие кусочки легких и почек, печени и тонкой кишки, обоих яичек, ребра, диафрагмы, селезенки, мозга, позвоночника и сердца. Мамбо изъял содержимое желудка, наполнил шприц вязкой слизью из глаз и, прах к праху, наполнил еще один пузырек могильной землей{209}. Работа Мамбо закончена. В это же время в Сомерсете только начиналась очередная ночная смена.
41
В ночь перед Хеллоуином Чарли ехал на работу, в то время когда остальные возвращались домой. Он проезжал через рабочие пригороды вместе с такими же машинами, как у него: компактными моделями с тихим двигателем и наклейками на бампере, – наблюдая, как они одна за другой вливаются в поток. Почетный Студент, Мать-Земля, Морпех – все вместе и в то же время по отдельности, каждый из них был одинок в этой гудроновой реке. Всю свою жизнь он был одинок, непонят, осуждаем людьми за впечатление, которое производил при первом знакомстве, пока не нашел способ получать то, чего хотел. Дорога была смертельно унылой: автомойка, пустая китайская забегаловка, пустой шиномонтаж, пустой солярий. Вывески превратились в набор отдельных букв и знаков, в пустующие, как петля на виселице, рамки. «Прайс чойс», «Чайлд кэйр», «Нэйл ван». Побитые жизнью мужчины в кепках с изображением марки сигарет пересекали пустыри по пути из одного магазина в другой, мужчины без профессии и униформы, в отличие от Чарли. Пустыри зарастали сорняками со стеблями, толстыми, словно ногти.
На шоссе движение ускорилось, неожиданно и плавно. Трасса I-78 начинается со съезда и представляет собой четыре быстрых полосы; на протяжении сорока минут езды можно наблюдать настоящие фермы, милые холмы и ярко-зеленый лес, на удивление сельский пейзаж. Чарли вновь въехал в Нью-Джерси, медленно двигаясь по пригородным улицам, которые выглядели престижнее, чем его Бетлехем: двухэтажные дома в стиле колониального модерна с гаражами, в которых жалюзи аккуратно закрывают панорамные окна, а дверные молотки сделаны в форме американского орла; дорогие сезонные фасады из декоративной кукурузы и тыквы поразительных размеров и грубого массива. Окружающий его город, который можно было бы назвать «милым», казалось, положительно повлиял на Чарли. Он пересек черту Сомервилля, проезжая показатели статуса его работодателя: престижные дома и престижные машины, незаржавевшие «ниссаны» и «субару», – как вдруг позади раздалась полицейская сирена.
Офицер проявил вежливость, но Чарли был раздражен. Полицейский сказал ему, что конфискует машину. Чарли почувствовал, что на него давят, – но он всегда так думал, когда его останавливали. В этот раз, однако, он был прав. На него и вправду давили.