Месяцы превращались в годы в окружной тюрьме Сомервилля, а жизнь Чарльза Каллена обрела такой регулярный характер, какого он никогда не знал, будучи на свободе. У него была камера, романы про шпионов, время на физические упражнения, душ и встречи с католическим дьяконом или главным священником, с которыми он изучал истории жизни святых. Охранники провожали его по лужайке к офису прокурора, чтобы он вместе с Дэнни и Тимом просмотрел кардиограммы с аритмией и прямой линией, а также анализы крови тысяч пациентов. Он всегда оставался в центре внимания. Лучше и быть не могло.
Почти каждую неделю появлялись новые карты, целые коробки, охватывавшие шестнадцать лет смертей в девяти больницах. Детективы и адвокаты заказывали пончики, сэндвичи и чипсы – маленькая награда за работу с бумагами о смерти, – пока зима превращалась в весну и снова в зиму, а вокруг пояса у них накапливались фунты. Но Чарли просматривал документы с чашкой черного кофе, становясь все худее и худее, занимаясь делом. В конце концов, когда расследования были закончены и шумиха улеглась, он мог отправиться в свою камеру на остаток жизни и исчезнуть.
Затем, в августе 2005 года, в тюрьму Сомервилля пришел конверт. К тому времени Чарли уже привык к просьбам об интервью и гневным письмам, даже странным «письмам фанатов», но это было что-то новенькое. В конверте находилась вырезка из местной газеты Лонг-Айленда с несколькими абзацами о человеке по имени Эрни Пекхэм и подписью женским почерком на полях: «Сможешь помочь?»
Каллен знал Пекхэма – он примерно того же возраста, что и Чарли, с четырьмя детьми и женой; работал с металлом для оконных рам и дверей в Фармингдейле. Это брат Кэтрин Уэстерфер – бывшей девушки Чарли и матери его самого юного из детей, которого Каллен никогда не видел и, вероятно, не увидит. Может быть, они с Эрни здоровались на свадьбе несколько лет назад – Чарли не мог вспомнить точно, но они не были друзьями или приятелями и уж точно не настолько близкими, чтобы пересаживать друг другу органы. А судя по этой статье, именно в этом нуждался Эрни.
Врачи не уверены как и почему, но в 2003 году Эрни подхватил стрептококк. Возможно, это была маленькая воспалившаяся царапина, которая либо заживает, либо выбивает тебя из строя на неделю с больным горлом и кучей антибиотиков. Но Эрни не заметил инфекцию, и она распространилась. Его иммунная система атаковала бактерии, создав сложные белковые узлы, которые попали в фильтры обеих почек. Обычно они должны поглощать токсины из крови и выводить их через мочу. У Эрни эти фильтры теперь были словно раковины, забитые волосами. Тело Эрни начало раздуваться от собственных токсинов, руки и лицо распухли, а моча приобрела цвет какао. К тому моменту как он обратился к врачу, его почки отказали.
Чарли никогда не работал в нефрологическом отделении, но знал, что если фильтры почек вышли из строя, то исправить это невозможно. Самый распространенный выход – диализ, вывод жидкостей и фильтрованной крови через аппарат. Эрни считал свои три еженедельные двухчасовые процедуры диализа в больнице Стоуни-Брука «второй полноценной работой», но все эти усилия не могли остановить его угасание. Вены продолжали закупориваться. Точка доступа, которой хирурги сделали вену в шее, превратилась в рану, которая не закрывалась и тем поставила Эрни под угрозу заражения новыми опасными инфекциями. Он был вынужден оставить свой пост начальника отряда бойскаутов и сократить время работы в местном обществе ветеранов иностранных войн. Если он хочет вернуться к жизни, диализ ему не поможет. Ему нужна новая почка.
В то время новой почки ждали около шестидесяти тысяч человек по всей стране. Большинство органов для пересадки извлекают из трупов (рейтинг пожертвований выше ранней весной, когда мотоциклисты выезжают на дороги, на которых еще сохраняются следы зимы). Но почка трупа имеет на шесть лет меньшую ожидаемую продолжительность жизни, чем почка живого донора; лист ожидания органа от трупа составляет от пяти до семи лет – для Эрни, чье состояние ухудшалось, это было смертным приговором.
Лучшим донором для почки стал бы кровный родственник, но никто в семье Эрни не подошел. Оставался единственный вариант – найти подходящего незнакомца. К сожалению, шансы того, что случайный человек идеально подойдет и согласится отдать свою почку другом случайному человеку, невероятно маленькие. У Эрни Пекхэма было больше шансов стать жертвой удара молнии. Мать Эрни, Пэт Пекхэм, уже заложила дом, чтобы помочь с медицинскими счетами сына, и связалась с местной газетой, чтобы та опубликовала объявление с группой крови и телефоном горячей линии отделения донорства в больнице. Она надеялась, что донор появится каким-то чудесным образом. Но этого не произошло. У Пэт не осталось других вариантов спасти сына. И что она потеряет, кроме марки? Поэтому она вырезала статью из газеты, положила в конверт и отправила в тюрьму Сомервилля, ожидая чуда. С чудесами так бывает: никогда не знаешь, в какой форме они придут и кто их принесет. Это может быть кто угодно, даже серийный убийца, от которого забеременела ее дочь.
Просьба Каллена стать донором органа из тюрьмы подняла общественность на дыбы, особенно семьи жертв. Медбрат, убивший десятки больных людей, теперь решил спасти одного? Это выглядело как минимум иронично, а то и манипуляцией. Теоретически штат нейтрализовал Чарльза Каллена в тюрьме. И вдруг он снова появился – он не был нейтрализован, он снова оккупировал заголовки газет, издеваясь над судом, «играя в Бога» еще с одной жизнью и используя свои органы как последнее средство. Был Чарльз Каллен мотивирован сочувствием или очередной нездоровой компульсией? Была это попытка очистить себя в глазах матери его ребенка, Иисуса Христа или в своих собственных? Узнать было невозможно. Ответы хранились лишь внутри самого Чарльза Каллена, а он ни с кем не говорил об этом.
«Люди, глядя на Чарльза и на его поступки, видят монстра, – объясняла преподобная Кэтлин Рони, священник окружной тюрьмы Сомерсета. – Чарльз убил столько людей, сколько мы никогда не сосчитаем. Семьи жертв заслуживают что-то в ответ. Но он не монстр, – добавила она, – он не “ангел смерти”. Чарльз гораздо сложнее устроен».
Чарльз Каллен сидел на кровати в своей камере, читал и перечитывал записку Пэт Пекхэм. Можешь помочь? Он не был в этом уверен. Каллен понимал медицинские причины болезни Эрни – которые вскоре убьют мужчину – и преимущества живого донора, который может продлить жизнь почки на шесть лет. Но он также понимал и обратную сторону. Он был «ангелом смерти». Он не думал так о себе, но другие думали, и газеты этому вторили. Он знал: «ангел смерти» жертвует орган – это привлечет внимание. Отдавая Эрни часть себя, он отдаст ему часть «ангела смерти» и часть этого внимания. Не только ему, но и всей семье. В тюрьме Чарли часто злился из-за «страшных вещей», которые происходили с его семьей на свободе: репортеры, которые преследовали его бывшую подружку и угрожали напечатать ее адрес, если она не заговорит, мужчина, который приставал к его дочери на подъездной аллее.
«Я знаю, что боюсь того, что произойдет, когда я умру, но я больше боюсь видеть и чувствовать, что моим детям придется проходить через это на протяжении всей жизни», – сказал мне Каллен во время одной из наших встреч. Каллену не нравилось, что его дети вырастут как «дети серийного убийцы». И он не хотел этого для детей Эрни. Поэтому он задумался: может ли «ангел смерти» помочь Эрни Пекхэму?
Чарльз любил приносить пользу, особенно в медицине. Он всегда был донором-энтузиастом: сдал двенадцать галлонов крови и зарегистрировался, чтобы стать донором костного мозга, – не то чтобы он знал кого-то, кому нужен его костный мозг, а просто на случай, если вдруг это произойдет. Каллен был здоровым и относительно молодым; была высока вероятность того, что он хотя бы физически сможет стать донором почки. Подойти под случайный запрос – дело более сложное. Такой вариант, если совпадут шесть антигенов из шести, можно считать чудом. Но Чарли был в тюрьме, и, как он мне сказал, кто-то попросил у него что-то, что он мог дать. Попытаться стоило.
Пока Чарли сидел в Сомервилле, каждую неделю к нему приходил католический дьякон, и Каллен спросил его, будто из обычного любопытства: может ли заключенный пожертвовать почку? Дьякон Том Сикола захотел присесть – такому в семинарии его не учили. После отбоя он вернулся в свой кабинет, закрыл дверь и позвонил своему супервайзеру, преподобной Кэтлин.
Кэтлин Рони носит кольца с огромными камнями и кельтский амулет на шее, а ее коричневые брови двигаются, словно пинбольные лопасти, когда она раговаривает. Она потеряла двести фунтов из-за болезни и операции в том году, но сохранила стать; она обладала громовым голосом и прямой манерой общения, благодаря которой заслужила в Сомервилле прозвище Преподобная Боец. Мы с Рони встретились за маленьким деревянным столом, на котором лежала стопка журналов Бриджуотера, Нью-Джерси, Барнса и Ноубла. Рони нравятся тамплиеры, ирландская эзотерика и друидский мистицизм; Чарли любил книги про шпионов, в которых можно было разгадывать загадки. «Но ничего про убийства, – сказала она. – Знаете, как сложно найти детектив без убийства?»
Кэтлин стала духовным наставником Чарльза, когда его посадили в тюрьму Сомерсета в 2003-м, и недавно начала учить его технике медитации отцов-пустынников. Она решила, что то, что сработало для христианских мистиков из первого века, которые сохранили свою веру, несмотря на годы аскетского существования в пустыне, пригодится человеку, которому суждено провести всю жизнь в крошечной камере. Иисусова молитва, которую Чарльз повторял во время своего заключения в Сомерсете, – результат ее наставлений. Тюрьма усиливает жажду религиозного утешения, а Чарли нужно было заполнить много пробелов. Большую часть сведений о христианстве он черпал либо из полустертых воспоминаний о католической начальной школе, либо из фильмов Сесила Б. де Милля, которые он любил.
Почти за три года Рони узнала Чарли поближе, но это не значит, что она его поняла. Она не понимала, например, почему Чарли убил так много людей. И не могла понять, почему он вдруг решил пожертвовать своим органом. «Поэтому в тот вечер я пришла в тюрьму и прижала его. Я хотела знать истинные причины этого поступка, чтобы удостовериться, что меня не используют. Я спросила его, заплатят ли ему за это. Делает ли он это ради славы? Может быть, он пытается заключить своеобразную сделку с Богом, обмен: “Я спасу эту жизнь, а ты простишь мне те, что я забрал”?»